свете я увидел, как она побледнела, осунулась от усталости, и сердце мое
дрогнуло. Но она только рассмеялась.
- Вот наказание! Значит, теперь мы оба нищие? - воскликнула она. - Не
одна я, но и вы? Да я только об этом и мечтала! Я буду счастлива накор-
мить вас завтраком. Но еще охотнее я стала бы плясать, чтобы заработать
вам на хлеб! Ведь здесь, я думаю, люди не видели наших плясок и, пожа-
луй, охотно заплатят за такое любопытное зрелище.
Я готов был расцеловать ее за эти слова, движимый даже не любовью, а
горячим восхищением. Когда мужчина видит мужество в женщине, это всегда
согревает его душу.
Мы купили молока у какой-то крестьянки, только что приехавшей в го-
род, а у пекаря взяли кусок превосходного горячего, душистого хлеба и
стали уплетать его на ходу. От Делфта до Гааги всего пять миль по хоро-
шей дороге, под сенью деревьев, и по одну ее сторону лежит канал, а по
другую - живописные пастбища. Да, идти было очень приятно.
- Ну, Дэви, - сказала она, - что там ни говорите, а надо вам как-то
меня пристроить.
- Давайте решать, - сказал я, - и чем скорей, тем лучше. В Лейдене я
получу деньги, об этом можно не беспокоиться. Только вот где устроить
вас до приезда отца? Вчера вечером мне показалось, что вы не хотите
расставаться со мной?
- Это вам не показалось, - сказала она.
- Вы еще так молоды, - сказал я, - и сам я совсем мальчишка. В этом
самая большая помеха. Как же нам устроиться? Может быть, выдать вас за
мою сестру?
- А почему бы и нет? - сказала она. - Конечно, если вы согласны!
- Если бы это была правда! - воскликнул я. - Я был бы счастлив иметь
такую сестру. Но беда в том, что вы Катриона Драммонд.
- Ну и что ж, а теперь я буду Кэтрин Бэлфур, - сказала она. - Никто и
не узнает. Ведь мы здесь совсем чужие.
- Ну, раз вы согласны, пускай так и будет, - сказал я. - Но, приз-
наться, у меня сердце не на месте. Я буду очень раскаиваться, если неча-
янно дал вам дурной совет.
- Дэвид, у меня нет здесь друга, кроме вас, - сказала она.
- Честно говоря, я слишком молод, чтобы быть вам другом, - сказал я.
- Я слишком молод, чтобы давать вам советы, а вы - чтобы этих советов
слушаться. Правда, я не вижу иного выхода, но все равно мой долг - вас
предостеречь.
- У меня нет выбора, - сказала она. - Мой отец Джемс Мор дурно посту-
пил со мной, и это уже не в первый раз. Я поневоле свалилась вам в руки,
точно куль муки, и должна вам во всем повиноваться. Если вы берете меня
к себе, прекрасно. Если же нет... - Она повернулась ко мне и коснулась
моей руки. - Дэвид, я боюсь, - сказала она.
- Да ведь я только хотел вас предупредить... - начал я. И тут же
вспомнил, что у меня есть деньги, а у нее нет, и не очень-то красиво
быть скупым. - Катриона, - сказал я. - Поймите меня правильно: я только
хочу выполнить свой долг перед вами, дорогая моя! Я приехал сюда, в чу-
жой город, учиться и жить в одиночестве, а тут такой счастливый случай,
вы хоть ненадолго можете поселиться вместе со мной как сестра. Понимаете
ли вы, дорогая, какая это для меня радость, если вы будете со мною?
- И вот я с вами, - сказала она. - Так что все уладилось.
Я знаю, что должен был говорить с ней яснее. Знаю, что это легло на
мое доброе имя пятном, за которое, к счастью, мне не пришлось расплачи-
ваться еще дороже. Но я помнил, как задел ее намек на поцелуй в письме
Барбары, и теперь, когда она зависела от меня, у меня не хватило смелос-
ти. Кроме того, право, я не видел, как иначе ее устроить, и, признаюсь,
искушение было слишком велико.
Когда мы прошли Гаагу, Катриона начала хромать, и теперь каждый шаг,
видимо, стоил ей огромного труда. Дважды ей приходилось садиться отды-
хать на обочине, и она мило оправдывалась, называя себя позором горного
края и своего клана и тяжким бременем для меня. Правда, сказала она, у
нее есть оправдание: она не привыкла ходить обутая. Я уговаривал ее
снять башмаки и чулки. Но она возразила, что в этой стране даже на про-
селочных дорогах ни одна женщина не ходит босиком.
- Я не должна позорить своего брата, - сказала она с веселым смехом,
но по лицу было видно, как ей больно и трудно.
Придя в город, мы увидели парк, где дорожки были усыпаны чистым пес-
ком, а кроны, иногда подстриженные, порой сплетались ветвями, и всюду
было множество красивых аллей и беседок. Там я оставил Катриону и один
отправился разыскивать моего доверенного. Я взял у него денег в кредит и
попросил указать мне какой-нибудь приличный тихий домик. Мой багаж еще
не прибыл, сказал я ему и попросил предупредить об этом хозяев дома, а
потом объяснил, что со мной ненадолго приехала моя сестра, которая будет
вести у меня хозяйство, так что мне понадобятся две комнаты. Все это
звучало очень убедительно, но вот беда, мой родич мистер Бэлфур в своем
рекомендательном письме обо всем сказал весьма подробно, однако ни сло-
вом не упомянул о сестре. Я видел, что это вызвало у голландца подозре-
ния; и, уставясь на меня поверх огромных очков, этот тщедушный челове-
чек, похожий на больного кролика, принялся с пристрастием меня допраши-
вать.
Тут меня охватил ужас. Допустим, он мне поверит (думал я), допустим,
он согласится принять мою сестру в свай дом и я приведу ее. Ну и запу-
танный получится клубок, и все это может кончиться позором для девушки и
для меня самого. Тогда я поспешно начал описывать ему нрав моей сестры.
Оказалось, что она очень застенчивая и дичится чужих людей, поэтому я
оставил ее в парке. Водоворот лжи захлестнул меня и, как это всегда бы-
вает в подобных случаях, я погрузился в него гораздо глубже, чем было
необходимо, присовокупив еще некоторые совсем уж излишние подробности о
слабом здоровье мисс Бэлфур и о ее детстве, проведенном в одиночестве,
но тут же устыдился и покраснел.
Обмануть старика мне не удалось, и он не прочь был от меня отде-
латься. Но как человек деловой, он помнил, что денег у меня немало, и,
несмотря на мое сомнительное поведение, любезно дал мне в провожатые
своего сына и велел ему помочь мне устроиться. Пришлось представить это-
му юноше Катриону. Бедняжка отдохнула, чувствовала себя лучше и держа-
лась безукоризненно, - она взяла меня за руку и назвала братом, держась
непринужденней меня самого. Одно было неприятно: стараясь помочь мне,
она выказала голландцу слишком много любезности. И я поневоле подумал,
что мисс Бэлфур вдруг преодолела свою застенчивость. А тут еще разница в
нашей речи. У меня был протяжный говор жителя равнин; ома же говорила,
как все горцы, хоть и с некоторым английским акцентом, правда, гораздо
более приятным, чем у самих англичан, и ее едва ли можно было назвать
знатоком английской грамматики; таким образом, мы были слишком несхожи,
чтобы счесть нас братом и сестрой. Но молодой голландец оказался тупым и
настолько бесчувственным, что даже не заметил ее красоты и вызвал этим
мое презрение. Он помог нам найти жилье и тотчас ушел, чем оказал нам
еще большую услугу.
ГЛАВА XXIV
ПРАВДИВАЯ ИСТОРИЯ КНИГИ ГЕИНЕКЦИУСА
Мы сняли верхний этаж дома, который выходил задами к каналу. Нам от-
вели две смежные комнаты, и в каждой, по голландскому обычаю, был высо-
кий, чуть не до потолка, камин; из окон открывался один и тот же вид:
макушка дерева, росшего на маленьком дворике, кусочек канала, домики в
голландском стиле и церковный шпиль на другом берегу. Многочисленные ко-
локола этой церкви звучали приятной музыкой; а в редкие ясные дни солнце
светило прямо в окна обеих комнат. Из соседнего трактира нам приносили
недурную еду.
В первый вечер оба мы были очень усталые, особенно Катриона. Мы почти
не разговаривали, и, как только она поела, я велел ей лечь спать. Наутро
я первым делом написал письмо Спротту, прося прислать ее вещи, а также
несколько строк Алану на адрес вождя его клана; я отправил письма и,
когда подали завтрак, разбудил Катриону. Она вышла в своем единственном
платье, и я смутился, увидев на ее чулках дорожную грязь. Как выясни-
лось, ее вещи могли прибыть в Лейден лишь через несколько дней, а ей бы-
ло необходимо переодеться. Сначала она ни за что не хотела согласиться
на такие расходы; но я напомнил ей, что теперь она сестра богатого чело-
века и должна достойно играть эту роль, а в первой же лавке она вошла во
вкус, и глаза у нее разгорелись. Мне приятно было видеть, как наивно и
горячо она радуется покупкам. Меня удивляло, что я и сам увлекся: мне
все было мало, все казалось недостаточно красивым для нее, и я не уста-
вал восхищаться ею в различных нарядах. Право же, я начал понимать мисс
Грант, которая столько внимания уделяла туалетам; в самом деле, одевать
красивую девушку - одно удовольствие! Кстати говоря, голландские ситцы
необычайно дешевы и хороши; но мне стыдно признаться, сколько я уплатил
за чулки. А всего я потратил на все эти прихоти - иначе их не назовешь -
столько, что долго потом мне было совестно тратиться, и как бы в возме-
щение я почти ничего не купил из обстановки. Кровати у нас были, Катрио-
на приоделась, в комнатах хватало света, я мог ее видеть, и наше жилье
казалось мне просто роскошным.
Когда мы обошли все лавки, я проводил ее домой и оставил там вместе с
покупками, а сам долго бродил в одиночестве и читал себе нравоучения.
Вот я приютил, можно сказать, пригрел на своей груди юную красавицу, та-
кую неискушенную, что ее всюду подстерегают опасности. После разговора
со старым голландцем, когда мне пришлось прибегнуть ко лжи, я почувство-
вал, каким должно казаться со стороны мое поведение; а теперь, вспоминая
свой недавний восторг и безрассудство, с которым я накупил столько не-
нужных вещей, я и сам понял, что поведение мое далеко не безупречно. Ес-
ли бы у меня действительно была сестра, думал я, разве я решился бы так
выставлять ее напоказ? Но такой вопрос показался мне слишком туманным, и
я поставил его поиному: доверил бы я Катриону кому бы то ни было на све-
те? И, ответив себе на него, я весь вспыхнул. Ведь если сам я поневоле
попал в сомнительное положение и вовлек в него девушку, тем безупречней
я должен теперь себя вести. Без меня у нее не было бы ни крова, ни про-
питания; и если я как-либо оскорблю ее чувства, уйти ей некуда. Я хозяин
дома и ее покровитель; а поскольку у меня нет на это прав, тем менее бу-
дет мне простительно, если я воспользуюсь этим, пусть даже с самыми чис-
тыми намерениями; ведь этот удобный для меня случай, которого ни один
разумный отец не допустил бы даже на миг, самые чистые намерения делал
бесчестными. Я понимал, что должен быть с Катрионой весьма сдержанным,
и, однако же, не сверх меры: ведь если мне нельзя добиваться ее благоск-
лонности, то я обязан всегда быть радушным хозяином. И, разумеется, тут
необходимы такт и деликатность, едва ли свойственные моему возрасту. Но
я безрассудно взялся за опасное дело, и теперь у меня был только один
выход - держать себя достойно, пока весь этот клубок не распутается. Я
составил себе свод правил поведения и молил бога дать мне силы соблюсти
эти правила, а кроме того, приобрел вполне земное средство - учебник
юриспруденции. Больше я ничего не мог придумать и отбросил прочь все
мрачные размышления; сразу же в голове у меня начали бродить приятные
мысли, и я поспешил домой, не чуя под собою ног. Когда я мысленно назвал
это место домом и представил себе милую девушку, ждущую меня там, в че-
тырех стенах, сердце сильней забилось у меня в груди.
Едва я вошел, начались мои мытарства. Она бросилась мне навстречу с
нескрываемой радостью. К тому же она с головы до ног переоделась и была
ослепительно хороша в купленных мною обновках; она ходила вокруг меня и
низко приседала, а я должен был смотреть и восхищаться. Кажется, я был
