Звонарев.
- А за безделушку еще раз спасибо - хороша. - И Варя отошла.
С восходом солнца начался артиллерийский обстрел русских позиций.
- Японцы! - вдруг ткнул пальцем вперед наводчик первого орудия
Четырнадцатой батареи.
Из-за ближайшего хребта показалась колонна и, миновав обнаженную вершину,
быстро скрылась в гаоляне и кукурузе.
- Буди прапорщика! - скомандовал подошедший Грязнов. - Окажи, японец на
нас лезет!
Через минуту Звонарев уже смотрел в бинокль, отыскивая колонну.
- Вызвать людей к орудиям! Цель-номер три! Огонь открывать после
пристрелки десятой батареи! - приказал он.
Солдаты быстро разошлись по орудиям.
- Орудиями, четные - гранатой, нечетные - шрапнелью, огонь!
В свежем утреннем воздухе гулко раздались четыре выстрела, и снаряды с
урчанием полетели вдаль.
- Одиннадцатая готова!
- Огонь!
И еще восемь выстрелов загремели один за другим, как бы нагоняя
потерянное время.
Звонарев вскинул бинокль. Снаряды ложились хорошо. Шрапнели рвались низко
и сильно поражали цель. Из гаоляна во все стороны, как потревоженные за
печью тараканы, разбегались японцы.
- Шрапнелью! Батарея, огонь! - приказал прапорщик.
Несколько солдат, ставших цепочкой между ним и батареями, громко
повторяли команду.
Весь гаолян окутался ватными клубами шрапнельных разрывов. Противник
торопливо начал перебегать обратно за, хребет.
Увеличив прицел, Звонарев преследовал отступающих огнем. Вдруг откуда-то
издалека прилетел японский снаряд, и столб черного дыма вырос за десятой
батареей.
- Смотри все, откуда бьет японская батарея! - приказал Звонарев, тщетно
оглядывая вершины гор. Они были по-прежнему пусты.
- Хорошо сховался японец, ничего не видать! - досадливо отвечали солдаты,
в свою очередь осматривая сторону противника.
За первым снарядом упал еще один, а затем на батарею обрушилось сразу
несколько десятков. Все исчезло в клубах дыма и пыли. Снаряды падали и
впереди и сзади батареи, но больше всего они попадали в самый бруствер и в
расположенные за ним орудия.
Звонарев бросился туда. Уже по дороге он увидел, как первое орудие,
подброшенное взрывом, подлетело вверх и повалилось набок. У третьего орудия
было разбито колесо. Несколько солдат валялись на земле, остальные, бросив
орудия, скрылись в блиндажах.
- Носилки! - скомандовал прапорщик.
Вскоре было сбито еще одно орудие, и на всей батарее осталась всего одна
годная к действию пушка.
Покончив с Десятой батареей, японцы обрушились на соседние - Одиннадцатую
и Тринадцатую.
- Японец, ваше благородие, вроде колдун в шапкеневидимке, самого не
видно, а нас бьет в самую морду! - подошел к Звонареву Грязнов.
- Может, справа что-нибудь видно, - обернулся прапорщик в сторону
центральных батарей, но они тоже представляли собой сплошные вулканы дыма,
сквозь который то и дело появлялись взблески взрывов от падающих снарядов.
- Едва ли и там что увидишь сейчас, - ответил солдат.
Объектов для стрельбы не было видно, и Звонарев занялся разглядыванием
общей картины боя.
Слева, в Цзинджоуском заливе, на горизонте маячили японские суда. У
берега на якорях стояло около полусотни китайских джонок. Прямо в зарослях
гаоляна и кукурузы было безлюдно, но из-за хребта доносился беспрерывный гул
стрельбы многочисленных батарей.
Город Цзинджоу горел, обстреливаемый одновременно русской и японской
артиллерией. У его южных" ворот шла усиленная ружейная перестрелка. Линия
стрелковой цепи из-за белых рубах русских солдат была ясно видна на
серо-зеленом фоне местности. Японцы же в защитной одежде были едва
различимы, и то только при движении. Справа на солнце у подножия горы Самсон
ярко блестела вода залива Хунуэза.
Внизу, перед позицией, между развалинами китайской деревушки Сидай, также
мелькали белые рубахи солдат.
Солнце уже поднялось довольно высоко, подобрав утренний туман в долине, и
сильно припекало землю. Звонареву захотелось есть и пить, и он отправился к
Четырнадцатой батарее, где был расположен перевязочный пункт. Ему пришлось
далеко с тыла обходить Одиннадцатую и Тринадцатую батареи, по которым японцы
все еще вели усиленный огонь.
На Четырнадцатой батарее были устроены обширные блиндажи, в части которых
помещался теперь перевязочный пункт.
С Десятой батареи пока было всего пять человек раненых, из которых двое
тяжело. Мельников исполнял обязанности хирурга, осматривал раненых,
зондировал раны, глубокомысленно произносил исковерканные латинские термины
и давал указания сестрам по перевязке. Варя находилась около двух
тяжелораненых, ноги у которых были совершенно размозжены. Требовалась
срочная ампутация, но Мельников сам не решался ее произвести. Варя с суровым
выражением на лице энергично требовала немедленной отправки раненых на
перевязочный пункт Пятого полка, расположенный в полутора верстах за правым
флангом.
- Кто же их туда доставит под таким обстрелом? - возражал фельдшер. - Их
все равно по дороге убьют.
- Надо обойти с тыла, и тогда опасности почти не будет.
- Так далеко нести никто не захочет.
- Кому прикажут, тот и снесет, а чтобы санитары по дороге не сбежали, я
сама пойду с носилками.
- Воля ваша, барышня, но я против, - не соглашался Мельников.
Увидев Звонарева, Варя поспешила объяснить ему свои разногласия с
фельдшером. Прапорщик приказал немедленно переправить раненых, но последние
неожиданно запротестовали.
- Дозвольте нам, ваше благородие, здесь спокойно умереть, - просили они.
- До смерти вам еще далеко, - уговаривала их Варя, - но нужна срочная
операция, иначе вы и вправду умрете, а мы ее сделать не можем.
- Не мучили бы уже перед концом, - продолжали упрашивать солдаты.
- Я сама с вами пойду, и если что случится, то сейчас же помогу вам, -
успокаивала девушка раненых.
Наконец их вынесли. Около носилок, все такая же суровая и решительная,
пошла Варя.
- Берегитесь по дороге и назад не возвращайтесь, мы здесь и без вас
обойдемся! - напутствовал ее Звонарев.
- Вы без меня тут тоже, пожалуйста, не геройствуйте! - ответила Варя.
Между тем японцы прекратили обстрел Одиннадцатой и Тринадцатой батарей и
временно совершенно замолчали. На обеих батареях оказались подбитыми шесть
орудий из десяти. Правда, некоторые из них можно было исправить, но для
этого надо было дожидаться наступления темноты.
В это время с моря, со стороны Цзинджоуского залива, открыли огонь
японские суда. По первому же снаряду стало ясно, что огонь ведется из
орудий, крупного калибра. Лица солдат, знакомых с действием морских орудий
по артурским батареям, сразу вытянулись.
- Никак, ихний адмирал Тогов сам сюда пожаловал! Будет теперь нам баня!
Пушки у нас вовсе игрушечные, а он с броненосцев двенадцатидюймовыми начнет
бить! - испуганно проговорил Грязнов.
- Да разве это броненосцы? Не видишь сам, что ли? Канонерки и миноносцы.
Мы таких на Утесе по десятку за ночь топили! - вмешался в разговор
подошедший с командой Блохин. - Честь имею явиться! - отрапортовал он
Звонареву.
- А Родионов где?
- На перевязочном, его малость в бедро задело.
- Серьезно? Он, пожалуй, и дойти не сможет?
- Обещал притопать, значит, придет.
- Ну, рассказывай по порядку все, что у вас было.
Блохин в двух-трех словах сообщил о происшедшем, ничего не упоминая о
своей "игре в городки" с японцами, но солдаты тотчас же дополнили его
рассказ. Звонарев с удивлением смотрел на далеко не геройскую фигуру
Блохина. Шапка сидела блином на его голове, шинель, без хлястика, висела
халатом.
- Да вы с Гайдаем, оказывается, настоящие герои! Чего же ты скромничаешь
и ничего о себе не рассказываешь? - обратился он к Блохину.
- Нечего, ваше благородие, и рассказывать Просто спор с японцем зашел,
кто кому раньше башку оборвет - мы ему или он нам. Ну, мы, значит, оборвали
ему раньше. Вот и весь сказ.
- Хорош, нечего сказать, был у вас спор!
- Я так думаю, что вся война на таком споре стоит, - неожиданно
зафилософствовал Блохин.
- Блохин и Гайдай, идите к моему Грунину, пусть он вам по стакану водки
поднесет из того запаса, что поручик Борейко мне вчера прислал.
- Покорнейше благодарим, ваше благородие, - прохрипел Блохин.
- Я, ваше благородие, непьющий, - отозвался Гайдай.
- Молчи, дура, я за тебя выпью, все воевать веселен будет, - шепнул ему
Блохин, и оба солдата, повернувшись по всем правилам, отошли.
Звонарев отправил всех пришедших на Десятую батарею.
- Попробуйте там, что можно, привести в порядок, но все сразу наружу не
вылезайте, а то японец вас сейчас же обстреляет, - напутствовал их
прапорщик.
В это время несколько новых взрывов большой силы, обрушившиеся на
Пятнадцатую батарею, показали, что японцы подготавливают ее разгром. Солдаты
поспешно прятались в блиндажи или совсем уходили с батареи.
- Вы куда? - останавливал их Звонарев. - Я сейчас сам начну обстрел
японских судов с нашей батареи.
- Никак невозможно против японца устоять, все чисто бьет и калечит, -
ответили солдаты.
- А ты сам его покалечь, дурья голова, - вмешался оказавшийся рядом
Блохин. - Аида за мной, я вам сейчас покажу, как надо японца пугать!
Через пять минут все восемь орудий Пятнадцатой батареи на предельном
прицеле уже громили японские суда. Хотя легкие батарейные пушки не могли
нанести японцам существенного вреда, но тем не менее, как только снаряды
стали падать около судов, они поторопились отойти подальше в море.
- Не робей, братцы, - носился на батарее Блохин, - целься адмиралу Тогову
под хвост, не любит он этого, мигом тикать начнет!
Солдаты, ободренные успехом, старательно работали у орудий. Один из
снарядов угодил в китайские джонки, стоявшие у берега, и там начался сильный
пожар. Камышовые плетеные китайские паруса горели, как сухая солома, давая
массу дыма. Так как лодки стояли близко друг около друга, то огонь быстро
перебрасывался от одной к другой, и вскоре все они пылали ярким костром.
Было видно, как китайцы, спасаясь, прямо с джонок бросались в воду и плыли к
берегу. Дым пожара лишил возможности японские корабли вести прицельный огонь
по русским позициям.
- Не понравилось японцу! - весело заговорили солдаты.
- Адмирал Тогов чихать начал, - безапелляционно заявил Блохин. - Не любит
он нюхать дым.
Скоро весь горизонт со стороны моря был закрыт дымовой завесой, и
японская эскадра прекратила обстрел русских позиций, зато с севера опять
посыпались шрапнели и гранаты, но после тяжелых морских снарядов они уже не
казались такими страшными.
Забравшись в блиндаж, солдаты ожидали конца обстрела.
- Родионов идет, - возвестил Купин, вертевшийся около входа. - И с
мамзелей, вроде как с сестрой.
Солдаты стали с порога блиндажа разглядывать подходящих.
Звонарев с Тринадцатой батареи тоже заметил Роднонова и Варю Белую.
"Вернулась-таки, упрямая девчонка!" - досадливо подумал он.
- Шура, соберите-ка, пока тихо, свои манатки и отправляйтесь на полковой
перевязочный пункт.
- А как же наши раненые? У нас осталось еще трое, - возразила девушка.
- С вами пусть идут, - ответил прапорщик.
- Японец с города наступает, - неожиданно сообщил тревожную весть Гайдай.
Звонарев вскинул бинокль и тут, впервые за сегодняшний день, увидел, как
густые цепи японцев одна за другой выбегали из-за стены Цзинджоу и
накапливались внизу у деревни Сидай.
Звонарев вызвал солдат на всех батареях к орудиям, но едва они дали по
нескольку выстрелов, как японцы обрушили на них огненный вал своей
