приготовленная постель, на столе стояла большая кружка с водой. Пол был
подметен, и все было прибрано.
- Я, ваше благородие, помещусь в соседнем блиндаже, ежели что надо -
кликните, - с улыбкой на круглом лице проговорил уходя солдат.
Звонареву не спалось, и он вышел из блиндажа. Утомленные работой, солдаты
быстро заснули, только дневальные, перемогая сон, громко зевали и
отплевывались от махорки. Прожекторы то загорались, обходя своими лучами
горизонт впереди батареи, то опять гасли. Из офицерского собрания Пятого
полка доносились звуки музыки, в траве трещали цикады, слева чуть светлел
Цзинджоуский залив, на небе, сильно мигая, горели многочисленные звезды.
Где-то впереди раздавались одиночные ружейные выстрелы. Внизу, под позицией,
чуть проступали темные стены Цзинджоу. Окопы впереди заняты не были, и в
случае атаки японцы легко могли бы их захватить, а за ними и батареи. В
первые дни Звонарева беспокоило это легкомыслие, но никто не обращал
внимания на его опасения, и он вскоре сам привык к такому положению вещей.
Около блиндажа одной из батарей, занятых солдатами, прапорщик
остановился. Его внимание привлекли громкие разговоры. Видимо, двое о чем-то
спорили.
- Куда нам супротив японца воевать! У него все, а у нас голые руки, - с
жаром говорил один.
- Это неверно! Есть у нас и пушки и ружья, а самое главное, есть русский
солдат. Ни в коем царстве-государстве нет таких солдат, как у нас, в Расее.
Не победить японцу нас никогда, - возражал другой.
- Русский солдат - не плохой солдат! Но офицеры, и особливо генералы,
один другого дурнее. Одни говорит одно, другой приказывает другое, а третий
только всех за все матерно ругает. Тут тебе и вся команда! Почему так
происходит? Раскинь умом: тебе и мне эта китайская земля совсем даже ни к
чему, а генералу, как война кончится, большую прирезку сделают, по тыще
десятин, а то и поболе дадут... Выходит, есть генералу за что воевать. А
нашему брату, крестьянину, кроме трех аршин да деревянного креста, ничего не
причитается. А цел домой вернешься, с чем был, при том и останешься, ежели
за налоги да долги помещику не заберут последнюю скотину и избу не опишут.
За что же, спрашивается, солдату воевать? - продолжал первый голос.
- Неужто солдатам так ничего здесь и не дадут? - вмешался еще голос.
- Чтобы тебе дать, надо отнять у китайца, а их здесь, сам видел, -
тьма-тьмущая. Ему самому тесно, а ты еще собираешься здесь поселиться. А за
что ж китайца сгонять с земли? Он вроде наших мужиков; горб гнет, а доли не
знает. Не тут солдату надо искать земли, а дома, у соседа помещика. У нас в
деревне три сотни крестьян имеют пять сотен десятин земли, а один помещик -
пять тысяч. У кого много, а у кого и ничего нет! Чем за тридевять земель
отбирать пашню у китайца, проще по соседству забрать у помещика, - продолжал
первый солдат.
- Смотри, как бы за такие слова тебе крепко не попало! - предостерег его
кто-то.
- Все равно солдат до этого додумается. Не сейчас, так потом. Помещицкую
землю крестьяне должны делить между собой, а не завоевывать своей кровью
землю генералам да полковникам. Так-то, браток! - закончил первый солдат.
- Пора и спать, а то завтра чуть свет подымут, ежели только японец даст
спокойно поспать, - отозвался второй солдат, и разговоры смолкли.
"Просыпается сознание народа, даром для него эта война не пройдет", -
подумал Звонарев.
Двенадцатого мая, на рассвете, японцы открыли по Цзинджоу артиллерийский
огонь. При первых же выстрелах Звонарева разбудили. Накинув на плечи шинель,
прапорщик вышел из блиндажа, В предрассветной мгле внизу, около города,
видны были взблески частой артиллерийской стрельбы. Над темными стенами
города то и дело вспыхивали разрывы шрапнелей. Разбуженные стрельбой,
солдаты взобрались на бруствер и с тревогой наблюдали за происходящим.
Впереди в окопах по-прежнему было пусто.
- Где наш дозор? - спросил прапорщик.
- Вон справа, около блиндажика, - показал фейерверкер на чуть заметные
фигуры. - У них есть бинокль, и они связались с секретами, которые находятся
впереди.
- На город японец лезет, а к нам боится, - заметил один из солдат.
- Он к нам сразу не подлезет: и проволоки и пушек много. Сперва город
заберет, а потом навалится на нас.
С центральной позиции раздался раскатистый выстрел из шестидюймового
орудия, и за городской стеной высоко вскинулся дым разрыва. За первым
выстрелом раздался второй, и скоро все батареи центра открыли частый огонь
по цели, невидимой с левого фланга.
Звонарев в бинокль осмотрел противоположные склоны долины, но там среди
густых зарослей гаоляна ничего не было видно. Слева на море до самого
горизонта тоже было чисто. Вдруг раздался резкий свист летящего снаряда, и
на мгновение грохот взрыва оглушил прапорщика.
- Откуда это он бьет? - удивленно оглядывались солдаты, продолжая
оставаться на бруствере.
- Не иначе как из-за города. Спрятался за ним и стреляет по нас из-за
закрытия.
Вскоре пролетел еще снаряд, который упал впереди батареи, и осколки со
свистом полетели через бруствер.
После грохота морских двенадцатидюймовых орудий, к которым солдаты
привыкли на береговых батареях Артура, взрывы легких полевых снарядов не
производили большого впечатления. И только когда появились раненые, солдаты
стали прятаться от снарядов в блиндажи. Японцы выпустили еще с десяток
снарядов по батарее Звонарева и перенесли огонь на пустые окопы.
День медленно начинался. Низкие темные тучи быстро неслись по небу, с
моря наползал туман, заволакивая низины. Со стороны Цзинджоу канонада
усиливалась, орудия грохотали беспрерывно.
Доносящиеся временами ружейные залпы и пулеметный огонь тоже указывали на
то, что бой разгорался. Замолкнувшие было батареи центра опять начали вести
редкий огонь, бросая свои снаряды куда-то далеко в тыл японцев.
Звонарев нервничал и требовал от телефонистов скорейшего исправления
телефона.
Наконец телефон исправили, и Звонарев вызвал Высоких.
- Что происходит у Цзинджоу? - спросил он.
- Японцы уже два раза его атаковали, но были отбиты с большими потерями,
наша батарея стреляла на картечь и навалила массу народу, стрелки в восторге
от ее действий, - ответил капитан. - А вы куда стреляли?
Звонарев сообщил обо всем происходящем на его участке.
- Присылайте людей за чаем на кухню, - распорядился Высоких. - Да
приходите и сами.
Вечером, после заката солнца, Звонарев отправился к прожекторам. Один из
них был установлен на левом фланге, шагах в ста за батареями, на небольшом
возвышении, что давало возможность освещать большое пространство, особенно
влево, откуда позиция была наиболее уязвима.
На центральном участке при свете прожектора команда матросов с броненосца
"Севастополь" устанавливала пушку Канэ. Распоряжался командой молоденький
лейтенант.
- Что это вы так поздно прибыли сюда? - спросил прапорщик.
- Стессель все уговаривал Витгефта выслать корабли для охраны позиций с
флангов, а тот решил ограничиться высылкой двух пушек. Одна, как видите,
здесь, а другую подвезут завтра.
Поглядев с минуту, как быстро и ловко справлялись матросы со своей
работой, Звонарев пошел дальше.
Совсем стемнело, когда он вернулся к себе на батарею.
- Честь имею явиться, ваше благородие! - выросла перед ним из темноты
белая фигура.
По голосу прапорщик узнал ротного фельдшера.
- Здорово, Мельников! - обрадовался он. - Как ты сюда попал из Артура?
- Поручик прислали. Поезжай, говорят, на позиции, и чтобы у меня все были
если не целы, то живы! Если хоть один раненый умрет, я тебе голову с плеч
сорву и пришью на другое место! - весело ответил Мельников.
Подошедшие солдаты засмеялись.
- Медведь это может! Как сгребет, так не обрадуешься!
- Ишь ты, вспомнил об нас, Ведмедяка! - заговорили в толпе.
- Письма есть?
- Никак нет! Только бутылку водки вам прислали, перевязочные материалы и
Шурку, - доложил фельдшер.
- А Шурка где?
- Мы здесь! - И из темноты показались две женские фигуры в белом.
- Здравствуйте! - подошел к ним Звонарев, все еще не зная, с кем говорит.
- Здравствуйте! - ответили ему, и он узнал голос Вари Белой.
- А вы как здесь оказались? - спросил ее Звонарев.
- Приехала вместе с Шуркой.
- С разрешения ваших родителей?
- Они об этом и не подозревают! Я им сказала, что иду на суточное
дежурство в госпиталь, а сама - сюда.
- Завтра же отошлем вас обратно в Артур.
- Так я и уеду. Пока здесь будет позиция, я останусь, - отрезала Варя.
- Ладно. Там посмотрим! Где вы устроились на ночь?
- Пока вы гуляли, мы выгнали вас из вашего блиндажа и устроили там
перевязочный пункт. Можете полюбоваться. Вас же переместили, несмотря на
протесты вашего Семена, на соседнюю батарею в пороховой погреб, - ответила
Варя и повела прапорщика показать свою работу.
В блиндаже уже было проведено электричество. На столе, покрытом чистой
скатертью, было множество различных банок, бинты, марля, вата и другие
перевязочные принадлежности. В эмалированных блюдцах лежали блестящие
хирургические инструменты, на полу, устланном чаканками, стояли носилки и
лежали чистые соломенные тюфяки.
- Хорошо? - спросила Варя. - Это мы все оборудовали за два часа.
- Прекрасно! Но вы-то сами где поместитесь на ночь?
- Рядом, в снарядном погребе.
- А снаряды куда перенесли?
- В пороховой погреб, - не совсем уверенно ответила Варя.
- Кто же это распорядился без меня?
- Высоких. Он и проводил нас сюда.
- Почему же он вас не оставил у себя?
- Мы присланы с Утеса к вам, - вставила Шура.
Звонарев не возражал.
Новое его помещение было совсем крохотное. В нем едва помещались кровать
и табуретка. Две свечи, прилепленные на выступах стены, тускло освещали
убогое убранство блиндажа.
- Вы голодны? - спросил он.
- Как десять волков! Ваш Семен достал у кого-то из солдат курицу и обещал
нас угостить супом и вареной курицей, - ответила Варя, - а пока что мы
закусим хлебом с колбасой. Шурка, тащи сюда наши запасы!
Скоро все трое за обе щеки уписывали бутерброды.
- Что нового в Артуре? - спросил Звонарев.
- Все то же! Береговые батареи стреляют, а моряки гуляют. Ривочка ваша
ходит с каким-то молоденьким мичманом, - верно, с очередным мужем! - И Варя
презрительно сморщила носик.
- А вы с кем гуляете?
- Увы, ни с кем, кроме Тахателова! Он такой забавный, все пыхтит от жары,
даже когда всем холодно. Оля взялась обучать грамоте и арифметике вашу
Ривочку. Леля все беспокоится о Стахе. Кстати, вы его здесь не встречали? -
выкладывала свои новости Варя.
- Не встречал и ничего о нем не слышал! Его полка здесь не было совсем. А
у нас на Электрическом Утесе что нового? - спросил Звонарев у Шурки.
- Борейко хозяйнуют день и ночь. Штабс-капитан считают старые штаны. - И
Шурка громко фыркнула. - Ох, умора, как они нос свой платком затыкают, чтобы
их солдатский дух не беспокоил! Ругаются, но все про себя, а вслух не смеют.
- А Гудима?
- Ухаживает за ней напропалую, а ее писарь от ревности чуть не лопается,
- за подругу ответила Варя.
Шурка сконфузилась и закрыла лицо белым фартуком.
- Не смейтесь вы, пожалуйста! - просила она Варю.
- Значит, и у Шуры завелась симпатия! Вот не ожидал! Ай да Шура! Сразу за
капитана принялась! - подсмеивался Звонарев.
- Они на меня и смотреть не хотят! Все это Варя зря наговаривает, -
смущенно возражала Шура, - а сама только и говорит что о вас! Она и
подговорила меня сюда ехать, - выдала подругу Шура.
