поддерживать вас с моря, - добавил Акинфиев.
Распростившись с друзьями, прапорщик направился домой. На другой день
утром он с первым взводом своей роты выехал в Цзинджоу.
Часть 2
Глава первая
Тридцать первого марта 1904 года погиб на "Петропавловске" адмирал
Макаров. Первого апреля об этом узнал адмирал Того и тотчас телеграфировал в
Токио, а уже через день, второго апреля, японская главная квартира отдала
приказ начать десантную операцию по высадке на Ляодуне Второй японской армии
под командованием генерала Оку. Так расценили в Токио гибель русского
флотоводца. Японцам стало ясно, что обезглавленный потерею командующего
русский флот не сможет помещать намеченной операции. Боевой дух, который так
старательно поддерживал на флоте погибший адмирал, сменился полным упадком.
Вполне боеспособная эскадра вместо активных действий в море спряталась в
закрытый порт и не решалась оттуда выйти. Деморализованная, она оказалась
бессильной помешать противнику произвести перевозку на восьмидесяти трех
транспортах из Кореи на Квантун целой армии в составе тридцати шести
батальонов пехоты, семнадцати эскадронов кавалерии и двухсот шестнадцати
орудий, всего свыше пятидесяти тысяч человек.
В Порт-Артуре узнали о появлении японского флота с десантом в бухте Ентоа
около Бидзиво днем двадцать первого апреля. Насмерть перепуганный наместник
Алексеев, ни с кем не попрощавшись, спешно покинул Артур, назначив
начальника своего походного морского штаба адмирала Витгефта на должность
командующего эскадрой.
В районе высадки вражеского десанта находилась Четвертая дивизия генерала
Фока, но он ограничился лишь ролью зрителя и ничего не предпринял для того,
чтобы оказать сопротивление врагу. В Артуре происходили беспрерывные
заседания адмирала Витгефта с целью выработки плана противодействия японцам
на море. Зараженные оборонительными тенденциями Витгефта, командиры судов и
младшие флагманы в один голос высказывались против каких-либо активных
действий. Задержать высадку десанта, по мнению моряков, могли только
сухопутные части, а в штабе Стесселя считали, что главная роль в борьбе с
десантом противника принадлежит флоту и сухопутные части должны лишь
добивать остатки высадившегося войска.
Даже получив прямой приказ Алексеева выслать навстречу десанту броненосец
"Пересвет" с пятью крейсерами и десятью миноносцами, Витгефт не выполнил его
под различными пустыми предлогами. В результате двадцать первого апреля
японцы начали высаживать десант.
Погода им не благоприятствовала. Разразившийся на следующий день сильный
шторм с дождем и вихрями почти на неделю задержал высадку десанта. Зато эта
же погода очень облегчила бы действия русских миноносцев; воспользовавшись
ненастьем, они легко могли бы подойти незамеченными к вражеским кораблям на
торпедный выстрел.
Такая задержка с высадкой десанта, кроме того, позволяла сосредоточить к
месту высадки не только всю дивизию Фока, но и подтянуть силы из Артура и
даже Манчжурии. Но ни моряки, ни сухопутное начальство ничего не сделали,
чтобы помешать японцам. Стессель разрешил Фоку действовать "по своему
усмотрению, но в большой бой не ввязываться", а Витгефт попросту не выслал
на море ни одного корабля. Четверо суток передовой эшелон японского десанта
в составе батальона при четырех орудиях был полностью отрезан от эскадры и
лишен какой бы то ни было поддержки с ее стороны. Дивизия Фока легко могла
его уничтожить, но генерал ничего не предпринял для этого.
Все поведение как Витгефта, так и Фока со Стесселем явилось прямым
предательством и изменой.
Только по прошествии семи суток, когда основная масса японской армии уже
была высажена на берег, Фок двинул к месту высадки две роты с полубатареей.
Этот небольшой отряд, будучи атакован превосходящими силами противника,
потерпел поражение и отошел к городу Цзинджоу.
Прервав двадцать девятого апреля железнодорожное сообщение Порт-Артура с
Манчжурией, генерал Оку двинулся на юг к городу Цзинджоу, где имелась
укрепленная позиция русских, прикрывавшая Ляодунский полуостров с севера, и
к десятому мая передовые части японцев появились в этом районе.
От Порт-Артура до Цзинджоу по железной дороге было всего около семидесяти
верст, и все же на переезд требовался целый день. Слабосильные устаревшие
паровозы медленно, с трудом передвигали составы по двадцать вагонов в
каждом.
Выехав со своими солдатами утром седьмого мая из Артура, Звонарев только
к вечеру добрался до места назначения.
На станции толпилось много солдат.
Около небольшого кирпичного здания вокзала разместились длинные
деревянные склады интендантского имущества и огнеприпасов.
В полутора верстах от станции возвышался ряд сопок, унизанных окопами и
проволочными заграждениями. Вправо, в обход позиции, шла широкая дорога к
обнесенному высокой каменной стеной китайскому городу Цзинджоу. Сзади, за
железной дорогой, виднелся длинный, но мелководный залив Хунуэза.
Проголодавшиеся за день солдаты устремились в устроенную под навесом
столовую.
Блохин, Белоногов и Заяц со своими бачками пробрались к окну, через
которое выдавали похлебку и хлеб.
- На сколько человек? - спросил грязный кашевар.
- На полсотни! - ответил Блохин.
- Где ваш аттестат? - высунулся в окошко артельщик-стрелок.
- У прапорщика, а вот записка от вашего коменданта.
- Тут написано на сорок, а не на пятьдесят.
- Отпусти им на полсотни: видать, люди голодные, - сразу смягчился
артельщик.
Через полчаса, налившись по самое горло жиденькой похлебкой и на ходу
грызя черствый хлеб, артиллеристы двинулись со станции.
- Супротив наших харчей на Утесе похлебка совсем даже мусорная, - хрипел
сзади Блохин. - Если бы шкалик не пропустил, так совсем бы в глотку не
полезло.
- Да, нашу рыбку мы, верно, тут не раз вспомним, - вздохнул Кошелев.
- Заяц-то зачем с нами? Неужто наводчиком будет? - удивился Лебедкин.
- Народу здесь поболе четырех сотен, а артельщик один! Вот и приказал
генерал меня с Белоноговым на помощь сюда послать, - горделиво заявил Заяц.
- Ишь ты, важный какой стал, сам генерал о нем приказ дает! - бубнил
Блохин. - Обо мне он только раз приказ и отдавал, когда велел выпороть.
Быстро, по-южному, спустилась ночь. В темноте смутно белело полотно
дороги, в траве стрекотали цикады, где-то на болоте квакали лягушки. Гулко
донесся свисток паровоза и, многократно повторенный эхом, постепенно затих в
сопках. По дороге медленно тащились, немилосердно скрипя немазаными
колесами, китайские арбы, запряженные коровами.
- Далеко нам идти-то, ваше благородие? - справился Кошелев.
- Как гору обогнем, будет шоссе на правую руку. По ней поднимемся и
аккуратно на позицию попадем, - ответил Родионов, шедший впереди рядом со
Звонаревым.
- До японца-то далеко ли? - спросил Лебедкин.
- Из пушки достанешь, - ответил Булкин.
- Японцы постепенно приближаются к Цзинджоу со стороны горы Самсон.
Верно, дня через два-три они и сюда доберутся, - пояснил Звонарев.
- Значит, и житухи нам осталось всего три дня! - прохрипел сзади Блохин.
- Раньше времени помирать собрался! Кто в тебя, блоху, попадет?
- А ежели и попадет, то отскочит, - усмехнулся Блохин, - меня только с
морской пушки убить можно, а полевая не берет, вроде бронированный я!
- Расхвастался, черт! Смотри, как бы японцы тебе кишки не выпустили.
- Куда им! Не доберутся! Больно я толстый стал от зоновских харчей.
- Что, березовую кашу своего Зона никак забыть не можешь? - спросил
Родионов.
Через четверть часа команда подошла к небольшому лагерю, разбитому за
позицией на южном склоне сопок.
Звонарев пошел представиться командиру роты штабс-капитану Высоких, а
солдаты остановились у палаток в ожидании дальнейших приказаний. Их тотчас
же окружили.
- Откуда? Из какой роты? Кто командир? Сколько вас всего? - посыпались
вопросы.
- С Электрического Утеса! Сорок человек да один прапор, - за всех ответил
Блохин.
- Значит, пороху уже нюхали достаточно?
- Да, видать, не нанюхались, что сюда притопали.
Солдаты разошлись по палаткам, расспрашивая о жизни на позиции.
- Житуха у нас пока была тихая. Пушки ставили да снаряды возили. Харч,
правда, плохой. Только когда у китайцев свиньей разживешься, еда как
следует. С водой плохо. Колодцы нарыли, а вода в них горькая. Много и в
жажду не выпьешь, - рассказывали солдаты вновь прибывшим.
Пока солдаты знакомились с новым местом, Звонарев сидел в палатке у
Высоких.
Штабс-капитан принял его запросто и предложил чаю. Выслушав подробный
доклад прапорщика, он ознакомил его с планом цзинджоуских позиций,
расположением батарей и предположениями относительно предстоящих боев.
- Вам я поручу левый фланг. Там шесть батарей легких и старых китайских
пушек. Сам я командую батареями центра. Здесь расположены все тяжелые
орудия, правым флангом будет командовать поручик Садыков. А Известковой
батареей, что за железной дорогой, - поручик Соломонов. Завтра вы со всеми
познакомитесь. Солдат ваших я тоже направлю к вам, за исключением артельщика
и кашевара, которых оставим тут. Ваш фейерверкер знающий? - спросил Высоких
у Звонарева.
- Прекрасный солдат и вполне надежный фейерверке?
- Вот и отлично! Мне надо назначить кого-либо понадежнее на батарею, что
у северных ворот города. Там всего четыре старые китайские пушки и по
пятьдесят снарядов на орудие, назначать туда офицера незачем. Задача
батареи-прямой наводкой обстреливать подступ к городу, а затем, бросив
пушки, отойти сюда.
- Мне приказано связаться также с инженером Шевцовым.
- Завтра с утра увидите его на позициях. Он заставит вас заняться
прожекторами, которые у нас не в порядке.
- Разрешите пойти посмотреть, как расположились мои люди, - попросил
Звонарев.
- Выйдем вместе, заодно и позиции обойдете. На ночь я всегда сам
осматриваю, все ли в порядке на батареях.
Вышли из палатки. Кругом все было окутано мягкой ночной темнотой. Только
внизу, за главной позицией, светились казармы стрелкового полка да окна
офицерского собрания, откуда доносилась бравурная музыка.
- Здесь с самого утра гремит эта музыка и не умолкает до глубокой ночи, -
пояснил Высоких.
- Веселый, значит, полк и бодрое настроение у офицеров, - иронически
заметил Звонарев. - Вы давно здесь?
- С первого мая! Хотя позицию стали укреплять с начала войны, но работа
шла через пень колоду, а когда японцы высадились в Бидзиво, то мы сразу
запороли горячку. Сформировали наскоро нашу роту, причем в нее ротные
командиры поспешили сплавить всех самых плохих солдат и фейерверкеров.
Около артиллерийского лагеря, состоящего из полутора десятков палаток,
они несколько задержались.
- Родионов! - окликнул Звонарев.
- Я, ваше благородие! - вынырнул из темноты Родионов.
Звонарев сообщил Родионову о его новом назначении.
- Справишься, не боишься?
- Отчего не справиться? Не страшней будет, чем у нас на Утесе бывало! -
спокойно ответил фейерверкер.
Отпустив Родионова, прапорщик зашагал вместе с Высоких дальше. Вдоль всех
батарей шел ход сообщения. Рядом на столбах был протянут телефон. В темноте
чернели невысокие брустверы батарей, кое-где офицеров окликнули дневальные.
Обойдя батарею, офицеры вернулись обратно.
Едва рассвело, как Высоких уже поднял роту. Наскоро умывшись и прибрав
палатки, солдаты поспешили в столовую, где их ожидал чай, заваренный прямо в
кипятильниках. Заяц с Белоноговым уже хлопотали около шести больших котлов,
в которых варился обед для всей роты.
