своей жизни.
- Хорошо бы им не ошибиться, - кисло улыбнулась Алисанда. - И именно
поэтому я не совсем уверена, что учителям, которых ты соберешь, можно
доверять. Мэт пожал плечами:
- Политики никогда в такое не верят. Поэтому они каждый год и обновляют
бюджет.
- Но все же что-то в этом есть. - Алисанда не отрываясь смотрела в окно. Уж
не задумалась ли она о том, что у них по-прежнему нет детей. - Речь идет о
будущем, - наконец сказала королева, - а решать, как быть, надо в настоящем.
И скажу тебе откровенно, Мэтью: я не исключаю возможности вторжения
завоевателей из колдовского королевства Латрурии.
- Опасения справедливы, - холодно подтвердил Мэт. - В твоем королевстве мы
или истребили колдунов, или выгнали их за пределы страны. Но это вовсе не
означает, что они отказались от попыток вернуться. Итак, ты полагаешь, что
*.`.+l Бонкорро засылает сюда лазутчиков, дабы те сеяли в Меровенсе смуту?
- Да, и насаждали среди молодежи всех сословий настроения и желания жить в
безделье и роскоши.
Мэт улыбнулся:
- Разве мы все не этого же хотим?
- Это верно, но те, кто повзрослее, понимают, что ради этого нужно
трудиться, это нужно заработать. Да даже среди взрослых найдутся такие,
которые, прослышав, что на Земле задаром пускают в Рай, бегом помчатся
искать, где это.
- Или начнут требовать от тебя, чтобы ты им такой Рай создала, - кивнул
Мэт. - При этом вопросов о том, кто будет их обеспечивать пропитанием и
строить дома в Раю, они будут старательно избегать.
- Но я не говорю прямо, что король Бонкорро занимается этим, - уточнила
Алисанда. - Я говорю только, что это вероятно. - Она обернулась и посмотрела
на мужа. - Не мог бы ты отправиться на юг и принести мне ответ, Мэтью? Я
знаю, ты в последнее время чем-то недоволен.
- Это точно, - согласился Мэт. - Придворная жизнь, все эти дворцовые
интриги - от них с ума можно сойти. Я способен это воспринимать только в
ограниченном количестве. Просто ума не приложу, как ты все это выносишь,
милая.
- А я, наоборот, этим наслаждаюсь, - улыбнулась в ответ Алисанда, - в том,
чтобы держать всех этих придворных в повиновении, есть привкус приключения. И
еще я стараюсь заставить их всех до единого приносить пользу стране.
- Угу, - буркнул Мэт. - Знаешь, на что это похоже? На то, будто бы ты
босиком танцуешь на крокодильих спинах. Ладно, милая, я готов выполнить твою
просьбу. Мой первый помощник - чародей Орто Дружелюбный вполне управится с
будничными делами.
- О, он мне очень помог, когда нам пришлось следовать за тобой в Аллюстрию,
- признала Алисанда. - Ты его восхитительно обучил.
- Надеюсь, я не переусердствовал? - бросил Мэт на королеву осторожный
взгляд. - Ну ладно, в любом случае он знает, как связаться со мной, если
стрясется беда. Ты хочешь, чтобы я тронулся в путь сегодня?
- Чем скорее ты уйдешь, тем скорее вернешься, - сказала Алисанда, взяла
мужа за руку и прижалась к нему. - Возвращайся ко мне поскорее, супруг мой.
Как долги будут мои ночи до твоего возвращения...
Мэт крепко обнял жену и поцеловал долгим поцелуем. Этот поцелуй ему
хотелось унести с собой.
При воспоминании о том поцелуе и о том, что последовало за ним, Мэта
зазнобило, но он усилием воли вернул себя к настоящему, к южной ярмарке. Вот
так и получилось, что к вечеру он ушел из дворца, купил в городе мешок и кое-
какие вещицы, после чего отправился к югу, по пути торгуясь и выменивая
горшки на сковородки, а сковородки продавая за мелкие медные монеты. И чем
дальше он уходил к югу, тем неспокойнее становилась обстановка вокруг. Мэт
понял, что Алисанда права. Кругом все были чем-то недовольны, ходили
разговоры про то, что в Латрурии, дескать, лучше правят, чем в Меровенсе.
Судя по всему, получалось, что народу в Латрурии живется легче и богаче, даже
сервам, - там у всех завелись небольшие, но денежки. А простолюдины верили
всем слухам на свете.
Однако слухи распространяли никакие не лазутчики, их разносили крестьяне.
Мэт с изумлением обнаружил, что границу Меровенса охраняли только от
предположительного вторжения вражеской армии, однако при этом никто всерьез
не предполагал, что таковое вторжение возможно. Правда, бароны, обитавшие в
приграничных областях, охраняли дороги, но большей частью ради того, чтобы
содрать с путешествующих пошлину или пограничный сбор - этих возможность
вторжения и вовсе не волновала. Ну а крестьяне преспокойно гуляли туда-сюда
по приграничным полям, не обращая никакого внимания на невидимую линию, что
пролегла через пастбище или делила пополам реку. В обе стороны по реке
сновали маленькие лодочки, не повинуясь никаким законам, кроме законов
природы, да и из этих - только тем, что имели отношение к силе течения и
направлению ветра.
С другой стороны, никакого закона и не существовало. Мэт вообще смог
припомнить лишь один-единственный закон: о запрете черной магии и
разбойничества. Все остальные жили по закону, если платили подати.
Некоторые, конечно, этого делать не хотели. Граница прямо-таки кишела
контрабандистами.
Бароны-таможенники, похоже, на это дело взирали сквозь пальцы, может быть,
из-за того, что пошлина на ввозимые товары должна была поступать королеве. С
какой же стати им волноваться, если им с этого не полагалось ни гроша? О, к
их чести надо сказать, они раз в несколько дней отправляли дозорных, и те
бродили по полям вдоль невидимой линии, однако дозорным куда больше хотелось
порезвиться, нежели вылавливать нарушителей границы. К тому же дозорные
производили ужасный шум во время своих выездов: они играли на дудках,
хохотали, подшучивали друг над дружкой, поэтому у крестьян, собравшихся
навестить своих родичей, что жили по другую сторону границы, была уйма
времени и возможностей спрятаться где-нибудь в кустиках и переждать, пока
бравые пограничники отъедут подальше и скроются из глаз.
У Мэта это никаких возражений не вызывало, хотя собирать таможенные пошлины
было бы совсем недурно. Однако он был бы последним из тех, кому пришло бы в
голову возбранять родственникам ходить друг к другу в гости и уж тем более
работать там, где им заблагорассудится.
Странствия привели Мэта на эту ярмарку, располагавшуюся у самой границы. Он
своими глазами видел, как снуют по пограничной реке лодки, видел, что никто
не усматривает в таком положении дел ничего дурного - да так оно и было, если
и та, и другая сторона закрывали глаза на проблему таможенных пошлин. А уж
Мэту лично не было никакого дела до того, чтобы, к примеру, взять и содрать с
какого-нибудь латрурийского торговца полбушеля репы. Какие-то пошлины с
крестьян брали уже здесь, на ярмарке, и они, конечно, по этому поводу
ворчали, но не так чтобы очень. Пошлины были, прямо сказать, мизерные. И уж
конечно, торговцы неустанно повторяли, что при въезде в Латрурию никто с них
никаких пошлин вообще не берет...
Мэт много чего наслушался: про то, как славно живется в Латрурии
крестьянам, про то, что у них через неделю на обед - мясо, да какое -
курятина! А еще три раза в неделю рыба. Кроме того, латрурийцы рассказывали
об отмене законов на лесные владения и о том, что им дозволяется охотиться и
рыбачить, где угодно и сколько угодно, лишь бы только они не убивали чересчур
много дичи и зверья и не опустошали рыбные заводи. Латрурийцы хвастались
также новыми домами, шерстяными плащами, сшитыми их женами из хорошей ткани,
выменянной у пастухов, и новыми рубахами - ведь теперь они могли оставлять
себе намного больше льна. Словом, они хвастались всем тем, о чем только
мечтали жители Меровенса. А когда-то было совсем наоборот. Теперь же
хвастались латрурийцы, как бы наверстывая упущенное.
Что же удивляться: естественно, жители Меровенса недовольно ворчали - и
было с чего ворчать. Мэт решил, что хватит ему разгуливать в лохмотьях. Пора
переодеться во что-нибудь поприличнее для глаз и поприятнее для тела. Настал
час вызнать, что на уме у аристократии.
Потому он ушел с ярмарки и покинул импровизированный городок, выросший
вокруг нее, - несколько десятков домиков и магазинчиков. Домики тут стояли
дрянные, похожие на бараки, выстроенные из ракушечника, однако достаточно
вместительные. В каждом было четыре просторные комнаты - для крестьянина
многовато, а для городского жителя в самый раз. Магазинчики двухэтажные,
наполовину каменные, наполовину деревянные. Наверху располагались жилые
помещения, а внизу - сам магазинчик, который, вне всякого сомнения, служил
гордостью своих владельцев, покуда их латрурийские родичи не задрали нос.
Собственно, вот и весь городок. Прошагав два квартала, Мэт оказался на
окраине. Никакой тебе городской стены или еще чего-нибудь в таком роде.
Казалось, будто бы городок еще сам не решил: постоянно он тут обосновался или
временно. Конечно, Мэт мог бы пойти по дороге, однако у него были свои
причины как можно меньше попадаться людям на глаза. И он зашагал по полю,
внимательно глядя под ноги. Вдалеке маячил одинокий амбар - вот к нему-то Мэт
и направился.
Оказалось, что это даже и не амбар, а что-то вроде общественного скотного
$".` , видимо, горожане тут держали свою домашнюю живность. Уж во всяком
случае, для рыцарской конюшни эта постройка была явно велика. К счастью, все
коровы в это время мирно паслись на лугу, а свиньи радостно валялись в
весенней грязи, после чего сохли под лучами майского солнышка. Мэт быстро
забрался в пустое стойло, нашел там кучку сухой соломы и вынул из заплечного
мешка дублет и обтягивающие штаны. Одежда немного помялась, ну да и как
иначе, если он теперь уже не крестьянин, а дворянин средней руки и неделю
провел в дороге? Именно за такого дворянина Мэт и собирался выдавать себя в
дальнейшем, и в какой-то степени это было правдой.
Он переоделся, упрятал в мешок крестьянскую рубаху и штаны и выскользнул из
коровника - вот теперь он чувствовал себя в своей тарелке, несмотря на мешок,
переброшенный через плечо. Вот теперь он хотел бы повстречаться с владельцем
скотного двора - ну или с тем, кто сегодня за него отвечал.
А вот и он или по меньшей мере возможный источник информации - пожилой
крестьянин, пожевывающий соломинку, облокотившийся на древко лопаты,
наблюдающий за пастбищем и глазами считающий коров. Мэт пошел в его сторону.
- Эй, добрый человек! Добрый тебе день!
Мужчина вздрогнул и обернулся:
- Чего тебе... А, и вам добрый день, милорд.
При этом он, правда, бросил подозрительный взгляд на заплечный мешок Мэта.
Мэт опустил мешок на землю.
- Мне повстречался один бедняга разносчик. Я сжалился над ним и купил все
его добро за три золотых.
Пастух, не мигая, глядел на Мэта. В его глазах этой суммы вполне хватило
бы, чтобы дожить до конца дней, пусть на хлебе и воде.
- Ну, да не таскаться же мне с этим хламом, - усмехнулся Мэт. - Прибери
куда-нибудь этот мешок. Если я не вернусь за ним до Рождества, отдай какому-
нибудь парню, кого потянет в дорогу.
- Конечно, конечно, добрый господин.
В голове у крестьянина явственно зазвенели монетки - Мэт готов был
поклясться, что слышит это звон: "Если этот глупый дворянин отвалил за мешок
три золотых, то что же тогда лежит в этом мешке?" Мэт понял: будь там что
ценное, следовало бы ограничить срок своего возвращения серединой лета, а не
Рождеством.
- Лошадь у меня захромала, - продолжал он свои объяснения. - Мне сказали,
что тут можно нанять неплохую лошадку.
- Ну, насчет нанять - это я не скажу, - медленно проговорил крестьянин. - А
вот у Англя-каретника жеребчик имеется, он бы его за пять дукатов продал,
