- Большая потому что, черная. И шлаком перегорелым пахнет. Кисловатый такой
запах. Вот. Ну, и жил у нас на втором этаже паренек, года на четыре меня
постарше. Витюша. Толстенький такой, аккуратный. Отец у него в акционерном
обществе "Россия" служил. И однажды зимой, уже темнеть начало, мы с этим Витюшей
из школы вместе возвращались.
- Сколько тебе лет было?
- Лет восемь. А ему - двенадцать. И он мне говорит - пошли во двор, я тебе
Эверест покажу. Зашли. Он меня за кучу завел и показывает - вот Эверест. А куча
и впрямь, как гора, снегом покрыта. А он тут меня в грудь - толк! Я на кучу
упала, а он - на меня. Залез мне под шубку рукой, рейтузы оттянул, схватил за
письку...
- А ты? - слабо закряхтела Веста, вцепившись пальцами в колен и.
- А я лежу под ним, не знаю, что делать. А он письку мне тискает. Тискал,
тискал, потом встал и говорит - никому не рассказывай, а то в письке вши
заведутся.
- А ты? - выпустила газы Веста.
- А я заплакала да и домой пошла. А через год его папаша елку устроил, ну и...
- Молчи... - напряженно выдохнула Веста, и ее кал стал падать в воду.
Горничная смолкла, отмотала от рулона туалетной бумаги недлинную полосу, сложила
пополам. Веста снова выпустила газы. Легкий запах кала пошел от нее. Она
выдавила из себя последнюю порцию и со вздохом облегчения встала. Горничная
сноровисто подтерла ей оттопыренный упругий зад, кинула бумагу в унитаз, закрыла
крышку, потянула никелированную ручку Забурлила вода, Веста присела на биде.
Горничная подмыла ее, затем помогла почистить зубы, расчесала и заплела косу.
Душ Веста утром никогда не принимала. Одевшись в коричневое школьное платье, с
комсомольским значком на черном переднике, она вошла в столовую. Василий сидел
за овальным столом, в синей школьной форме с желтыми латунными пуговицами, пил
кофе и читал брошюру Рено де Жувенеля "Тито - главарь предателей".
- Salut, Vassili, - Веста села напротив, взяла из вазы очищенный апельсин. -
Toujours en forme, hein?
- Здорово, - не отрываясь от книги, пробормотал Василий.
- Чего читаем?
- Хуйню, - он допил кофе и сделал знак слуге. - Политпросвет сегодня.
Слуга наполнил его синюю чашку из синего кофейника, влил сливок и серебряными
щипчиками положил кусок сахара.
- Ты мне на ночь тоже говно порядочное подсунул, - Веста впилась зубами в
прохладную мякоть, всосала губами сок.
- Чего? - хмуро глянул он на нее. - Не понравилось?
- Скука смертная. Я думала - про любовь. А там жгут и режут, жгут и режут.
- Читай тогда "Анжелику", - он привстал, в три глотка выпил кофе и, похлопывая
себя брошюрой по ляжке, вышел из столовой.
- Подожди, вместе поедем, - предложила она.
- Я дежурный! - крикнул он, проходя гостиную.
- Ну и дурак, - бросив недоеденный апельсин, Веста стукнула золотой ложечкой по
вареному яйцу в керамической подставке.
Позавтракав, она дошла до прихожей, жуя chewing gum, протянула руки назад
Горничная надела на нее коротенькую шубку из голубого песца, подала черный
портфель. Сисул выпустил ее в первую прихожую, генерал Власик - на лестницу. Там
ждали двое в штатском из внешней охраны. Не обратив на них внимания, Веста села
на полированное перило и съехала вниз.
На воздухе было солнечно и хорошо.
Один охранник распахнул заднюю дверцу бронированного черного ЗИМа, другой сел за
руль. Веста не спеша заняла место сзади, бросила рядом на сиденье портфель:
- Ole!
Машина тронулась, выехала через Спасские ворота, повернула налево. Сменный
караул печатал шаг к мавзолею Ленина, Голуби поднялись с Красной площади.
- Погоди, погоди... - замерла с открытым ртом Веста. Сидящий возле шофера
охранник обернулся к ней
- Погоди, - она выплюнула chewing gum. Машина притормозила,
- Ты кто? - напряженно спросила Веста охранника.
- Петренко, Веста Иосифовна, - ответил тот.
- А зовут как?
- Николай.
- А... где же Иван?
- Хоботов? Он на больничном, Веста Иосифовна. Ангина у него.
Она внимательно посмотрела на Николая, потом за окно:
- А это что такое?
- Это музей Революции.
- И... что?
- Не понял. Веста Иосифовна
Она подозрительно смотрела на музей:
- Ну, там... разное, да?
- Там... экспозиция, - непонимающе пожал плечами Николай.
Шофер украдкой поглядывал на Весту в зеркальце.
- Знаешь... ты... это... - пробормотала она, уставившись в одну точку.
Охранник ждал, обернувшись. Веста молчала.
- Выпусти, выпусти меня! - вдруг воскликнула она. Охранник выскочил из машины,
открыл дверцу. Веста вышла, осмотрелась, взяла его за руку:
- Пошли.
Он молча последовал за ней. Она вошла в только что открывшийся музей Революции,
стала подниматься по лестнице.
- Ваши билеты, молодые люди, - поднялась со стула худая женщина.
Николай показал ей удостоверение, она села на место. Держа Николая за руку,
Веста бесцельно вела его за собой по лестнице, бормоча что-то. Так они поднялись
на самый верхний этаж, лестница кончилась.
- А это что? - хмуро посмотрела Веста на распахнутые двери последнего зала.
- Это зал подарков товарищу Сталину, - ответил Николай.
- От кого? - угрюмо буркнула она.
- От... - замялся Николай, - всех, кто любит вождя. Выпустив руку охранника,
Веста недоверчиво вошла в зал. Николай последовал за ней.
- Неужели вы здесь не были? - осмелев, спросил он.
- Я? - она шла, словно в забытьи. - Нет... была...
В большом, хорошо освещенном зале стояли десятки самых различных изделий,
когда-либо подаренных вождю правителями государств, монархами, миллиардерами,
художниками, военачальниками, любовниками и любовницами, аристократами и
пограничниками, дипломатами и актерами, колхозами и экипажами кораблей, рабочими
коллективами и простыми гражданами
В центре зала на массивной плите из сине-черного Лабрадора возвышалась фигура
Сталина, вырубленная уральскими камнетесами из глыбы розоватого, с золотистыми
прожилками родонита. Вождь попирал ногой книгу Троцкого "Перманентная
революция", а сам откидывал голову назад, собираясь победоносно расхохотаться
над беспомощным мудрствованием козлобородого Иудушки. ЯСАУХ ПАШО! - было
высечено на плите.
Рядом сверкал изумительный бриллиантовый шприц - подарок Фаберже Чуть поодаль
возвышалась многопудовая книга Сталина "Свобода внутренняя и внешняя", сделанная
кубанскими животноводами из кож 69-ти племенных быков и написанная кровью
комсомольцев. Под стеклом лежало кружевное мужское нижнее белье, вышитое
графиней Шереметьевой. Панно из моржовой кости, подаренное вождю якутами,
изображало горячее соитие вождя с балериной Павловой. Другое панно - янтарное -
называлось "Ленин и Сталин варят маковую солому в Разливе" и было подарком от
рижских ювелиров. НЕТ ПОЩАДЫ ВРЕДИТЕЛЯМ! - теснились крепкие буквы на рукояти
белого топора, спрессованного колумбийскими коммунистами, из чистейшего кокаина.
Великий Мао преподнес вождю вырезанную из рисового зерна диораму "Казнь Бухарина
на Красной площади в Москве". Миллиардер Рокфеллер подарил отлитую из золота
шинель, в которой Отец Всех Народов защищал Москву от озверелых орд Гитлера.
Алексей Стаханов - свой отбойный молоток. Долоресс Ибаррури - свою левую грудь.
Вредитель Ягода - свое сердце.
- Погоди... - Веста подошла к родонитовому отцу и рассеянно положила руку на его
холодный сапог. - А где... это...
- Что, Веста Иосифовна? - приблизился Николай.
- Ну... - она сделала неопределенный жест рукой, - этот... такой... большой.
- Большой? - переспросил Николай.
- Малиновый, малиновый, - сморщила лоб она, ища что-то глазами. - Ну-ка, ты...
снимай, снимай...
- Что? - не понимал Николай.
- Снимай! Ну, снимай же! - она дернула его за брюки. Николай помедлил, но,
встретившись с ее угрожающим взглядом, расстегнул свои серые, хорошо отутюженные
брюки.
- И трусы тоже, дурак! - прикрикнула на него она. Николай повиновался. Она
присела и внимательно посмотрела на его гениталии. По красивому юному лицу ее
пробежала тень разочарования.
- Нет, - встала она, - это не малиновый. Итальянские замшевые туфли ее обиженно
прошли по густо налакированному паркету зала и зацокали по мраморной лестнице.
- Sale pute! - всхлипнула она и вдруг разрыдалась на бегу совсем по-девичьи,
громко и беспомощно. - Saleee puteee! Merde! Meeeerde!
Николай подхватил упавшие брюки и кинулся догонять ее.
Хрущев раскрыл чемоданчик, посмотрел на голубое сало:
- Почему же ты молчал весь вечер?
- Вернее - всю ночь, - улыбнулся Сталин, подходя к нему сзади и обнимая его. -
Если бы я сразу показал тебе, ты уже не захотел бы меня. Ты захотел бы голубого
сала.
Хрущев закрыл лицо руками, открыл и снова закрыл:
- В такие мгновенья я понимаю, что наш мир - это сон.
- Я это понимаю каждую минуту С раннего детства. Сталин поцеловал его горб,
отошел и стал раскуривать сигару. На нем был черный китайский халат Хрущева.
Голый Хрущев сел на край кровати, сложил пальцы замком и озабоченно посмотрел на
них:
- Мы потеряли время. Тебе надо было сразу ехать ко мне.
- С глыбой льда? Чтобы Берия обо всем догадался?
- Я уверен, он и так все знает.
- Mon cher, не стоит льстить Берии. Он не ясновидящий. Я все разыграл, как по
нотам.
- Мы потеряли, потеряли время... verflucht noch mal! - Хрущев шлепнул себя по
мускулистым коленям, вскочил и заходил по спальной.
Его длинные руки вцепились в волосатые бедра, горб угрожающе выступал из
согнутой спины.
- Du calme, mon ami, - Сталин выпустил дым в раскрытый чемоданчик. - Время
работает на нас.
- Они не дадут нам выехать! Обложат, как медведей в Архангельском... Берия уже
снюхался с Жуковым. У них вся советская армия, плюс Лубянка! Этот petit con
Жуков... Проблядь полковая! И эту гниду я спасал в 37-ом от Ежова! Они готовы на
все, как ты не понимаешь?!
- Прошу тебя, возьми себя в руки... - Сталин любовался поголубевшим сигарным
дымом, клубящимся в раскрытом чемоданчике.
- Почему ты не придумал ничего?! Почему не связался со мной из театра?! Надо
было арестовать их всех в театре, всех, всех сразу! Мои ниндзя и черкесы сделали
бы это за три минуты!
- В этом не было необходимости.
- У них сейчас, пока ты здесь, вся армия! Ты не понимаешь этого?! Вся армия, вся
Россия, все МГБ в руках Берии и Жукова!
- А у нас в руках вся вселенная, - повернулся к нему Сталин. - Вся вселенная
поместится в этом чемоданчике.
- Ты не успеешь им воспользоваться!
- Успокойся, они ничего не знали и не знают. Я ведаю, что говорю.
- Schweine... verdammte... Schweine!!! - закричал Хрущев сильным голосом.
Сталин подошел к нему, обнял:
- Mon ami, умоляю тебя. Все будет хорошо.
- Не верю... не могу поверить, что эта гнида Берия...
- Все будет хорошо, - Сталин посмотрел в налившиеся кровью глаза графа. - Это
говорит тебе Сталин. Ты веришь Сталину?
Хрущев ответил угрюмым и недоверчивым взглядом.
- Ты веришь Сталину? - снова спросил вождь.
- Верю... - нехотя пробормотал Хрущев, отводя глаза. Сталин взял его за острый
подбородок, повернул лицо к себе:
- Ты веришь мне?
Хрущев долго смотрел в немигающие глаза цвета крепко заваренного индийского чая,
затем обмяк, взял руку Сталина и поцеловал:
- Верю, Иосиф.
- Bon. Тогда собирайся.
Сталин подошел к телефону, снял трубку:
- Кремль. Квартиру Сталина. К телефону подошел Сисул:
- Алэ?
- Сисул, где наши?
- Зыдыраствуете, хозяин. Дэти в школа, Надэжда спит дома.
- Пошли за детьми срочно.
- Здэлать, хозяин.
- Надю разбуди, скажи ей: "Баран".
- Как - баран, хозяин? Какой баран?
- Просто - баран. Она знает какой. И пусть к двенадцати все будут готовы.
- Здэлать, хозяин.
Сталин положил трубку, подошел к своей, лежащей на кровати, одежде, скинул халат
и стал быстро одеваться.
- Какой изумительный цвет... - Хрущев склонился над чемоданчиком. - Цвет
четвертого начала термодинамики...
- Ты не романтик. Это цвет другого.
- Для меня другое - это новое.
- Новое - это новое. А другое, mon cher, это - другое. Сталин застегнул сорочку,
