- Дай денег, мраморное тесто!
- Господи! От тебя ли, Сокрушитель Стен, слыхать такое?! - всплеснула руками
ААА. - Деньги! Это же листья со спиленных дубов Заратустры! Яйца костоеда
Гамлета! Фаустовская пыль!
- Дай денег, сестра! Мне разгон нужен! - рявкнул Осип.
- Возьми все, возьми, возьми, возьми! - она стала вынимать из лохмотьев пачки
денег и кидать ему.
Осип жадно ловил их широкими сильными ладонями, пихал в карманы:
- Разгон! Разгон! Высокого жажду!
- Все твое! Все твое на земле нашей! Бери без оглядки!
- Не привыкли мы с тобой оглядываться, мраморное тесто! Из высшей глины замесил
нас Вседержитель не скуделью хрупкой, а Столпами Стальными, его звездное небо
подпирающими! Не на кого, кроме Него нам оглядываться!
Засунув последнюю пачку, он яростно огляделся.
- Куда теперь свое высшее тело кинешь?
- В "Берлин"! По рулетке размажусь! Потом к блядям в "Ощипанный павлин"! Наебусь
до рвоты! А уж после - в "Стрельну", всей гоп-компанией - и до утра! Обчитаемся!
А утром поползем морду Толстому бить! Partie de plaisir, гбаные мощи!
- Да сколько можно, Оська! Избейте лучше Борьку: он больше королеву не ебет!
- Правда? - осклабился Осип. - Motu proprio?
- Не думаю.
- А, тюлень переделкинский! Не все тебе в высокие пизды мычать!
- Избить, избить его надобно! Он нас золотого крючка лишает!
- Борьку не бить, а ебать нужно! Он от запоров чудит... такси! такси! - заревел
он, заметив серую "Победу" с белыми шашечками.
Машина объехала по кругу памятник Дзержинскому и остановилась возле них.
- Дружище, сделай милость, помоги! - схватившись за сердце, Осип упал на колени.
- Умираю!
Пожилой заспанный шофер вылез из кабины:
- Чего такое, уважаемый?
- А вот чего! - Осип хлестким ударом сбил шофера с ног.
- Оська... ну это же... mauvais ton! - хохотнула ААА. Осип схватил старика за
седые волосы и стал кровожадно бить головой об асфальт:
- Ad patres! Ad patres! Ad patres! Лицо таксиста быстро превратилось в кровавую
кашу. Осип бросил его, залез в машину:
- Finita! Полгода никого по рылу не бил! Люблю шершавую эстетику! Уебония
furioso! Поехали к трем вокзалам, вша духовная!
- Оська, я рожаю сегодня.
- Поехали, мраморное тесто! Потом родишь!
- Не могу, mon cher, меня наследники ждут! Да и зачем тебе к трем вокзалам? Ты
же в казино хотел?
Небритое лицо Осипа сладострастно расплылось, в мутных глазах сверкнули тайные
огоньки:
- Знаешь, что такое утренний мужицкий хуй с трех вокзалов?
- Знаю, щегол беспредельный!
- А знаешь, так чего спрашиваешь? Он захлопнул дверцу, выглянул в окно:
- Приходи вечером в "Стрельну"! Я тюремное читать буду! Новая книга, ААА! Ради
этого и садился, гбаный в рот!
- Господь да укрепит рафинад мозга твоего! - перекрестила его она.
Осип сильно, с рычанием потянул носом и сочно харкнул из окна машины. Густой
плевок его звучно врезался в холодный асфальт.
- Bonjour, ААА!
Он лихо развернул машину и унесся по улице Кирова.
Переступив через окровавленный труп таксиста, ААА опустилась на колени перед
плевком Осипа, светло-зелено выделяющимся на черном асфальте:
- Харкотиной твоей небесной земное убожество уврачуем...
Она тщательно сгребла плевок в горсть, встала и пошла по просыпающейся Москве.
Во дворах уже слышались сонные метла дворников, шуршащие по мерзлым мостовым.
Милиционеры в белых валенках с галошами и черных полушубках выезжали на свои
посты. Серо-голубые машины с горячим хлебом ехали в булочные. Красно-зеленые
фургоны везли пахнущие свинцом газеты. Поползли первые трамваи и автобусы.
ААА прошла министерство Речного флота, свернула на Неглинную, дошла до
Столешникова, поднялась по нему и оказалась на улице Горького. Первые прохожие
сонно смотрели на нее. Некоторые из них опускались на колени и целовали
мостовую, по которой прошлепали ее босые ноги. На Пушкинской площади молодая
дама в каракулевой шубе и шапке с песцовой оторочкой побежала за ней:
- Благослови, непричастная!
ААА серьезно плюнула ей в лицо.
- Без "Реквиема" твоего спать не ложусь! - радостно растерла дама плевок по
лицу.
Возле казино "Минск" двое бледных щеголей оторвали по куску от ее лохмотьев.
- Куды прешь, билядь? - усмехнулся, глядя на нее узкоглазый дворник в чистом
фартуке поверх ватника, выходящий с ведром песка из арки своего двора.
- Пшел, татарская морда! - съездил его по широкоскулому лицу худощавый кадет в
пенсне и побежал за ААА. - Благословите, великая! Благословите, единственная!
- Хуй на рыло! - ААА побежала напрямик через улицу Горького.
Милицейский "воронок" резко притормозил перед ней, из кабины высунулся
розовощекий постовой в ушанке, сунул в рот блестящий свисток и переливисто
засвистел.
- Я вот тебе свистну, каналья! - погрозил ему из саней кулаком в белой перчатке
Митрофан Владимирович Пуришкевич, едущий из "Яра" на Сретенку к своей любовнице
Целиковской.
ААА свернула на Тверской бульвар. Здесь никого не было, лишь две бездомные
лохматые собаки пытались ловить полусонных голубей. ААА дошла до церкви Большого
Вознесения, в которой венчался Александр Пушкин, потрогала ступени и приложила
руку к ноздрям:
- Дух похоти твоей еще не выветрился, арап тонконогий!
На улице Герцена острая родовая схватка согнула ее пополам.
- Не здесь, Прозерпина... - застонала она, опускаясь на четвереньки.
- Эй, квашня, чего задумалась? - пнул ее разносчик калачей.
ААА с кряхтением приподнялась и, схватившись за живот, побрела вверх по Герцена
- к Садовому кольцу. Поравнявшись со зданием Центрального Дома литераторов, она
заголила увесистый нечистый зад, сунула указательный палец в заросший калом и
полипами анус, вынула и коряво написала по бледно-желтому фасаду здания:
DO UT DES
Пройдя дворами на улицу Воровского, она прошлепала еще шагов пятьдесят и
оказалась возле своей роскошной, серо-бежевой виллы в стиле модерн, с садом и
обсерваторией на крыше. Шатаясь и кряхтя от боли, ААА подошла к воротам с
ажурной решеткой и кулаком надавила кнопку звонка. Ореховая застекленная дверь
распахнулась, по парадной лестнице сбежал толстый швейцар в фиолетовой ливрее,
отпер ворота и подхватил ААА под руки:
Матушка... матушка...
- Оох! Насилу доползла... - облокотилась на него она своим грузным телом.
На пороге двери показались две дамы. Одна маленькая, невзрачная, в глухом сером
платье. Другая очень высокая, худая как палка, затянутая в черное трико, с белым
костистым лицом, длинным, похожим на вороний клюв, носом и толстыми очками.
- Господи! Мы уже... Господи! - маленькая дама проворно сбежала по ступеням,
подхватила ААА своими маленькими, проворными руками. - И думать боюсь! Господи!
Да что же это?!
Высокая опустилась на четвереньки и ловко, по собачьи перебирая длинными руками
и ногами, сбежала вниз, завертелась у ног ААА, визжа и лая.
ААА ввели по лестнице в дом, Большая, отделанная орехом, розовым мрамором и
медью прихожая была полна подростков. Мальчики и девочки лежали на полу, сидели
вдоль стен. Увидя ААА, они зашевелились, вставая.
- Сколько? - морщась от боли в животе, спросила ААА маленькую даму.
- 38, светлая, - доложила та. - Двое ушли, у одной падучая, другого я выгнала.
ААА обвела подростков угрюмым взглядом. Они смотрели на нее с подавленным
восторгом, переходящим в страх.
- Осипа выпустили! - объявила ААА.
Вздохи и стоны восторга вырвались у собравшихся.
- Сердце надвое порвал, мучитель сладкий! - перекрестилась маленькая дама и
сухонькими ладонями закрыла брызнувшие слезами глаза.
Высокая дама завизжала, заюлила и высоко запрыгала, пытаясь достать зубами
люстру. ААА пнула ее и разжала свой грязный кулак с плевком Осипа:
- Причаститесь харкотиной великого! Подростки юными языками потянулись к ее
ладони, и через полминуты темная шершавая ладонь опустела.
- Воды, воды, воды! - громким грудным голосом закричала ААА, раздирая лохмотья
на пухлой груди.
Швейцар и маленькая дама подхватили ее под руки и повели наверх в опочивальню.
- До полудня рожу, чует сердце! - стонала ААА.
- Рожай, великая, рожай, непорочная... - бормотала маленькая дама.
- Будет ли достойный? Сыщится ли? - трясла тяжелой головой ААА.
- Сыщится, королева, сыщится, Дева Света... - успокаивала дама.
Высокая прыгала по ступеням, обгоняя подымающихся и восторженно визжа.
В опочивальне было тесно, но уютно; на обитых синим шелком стенах висели
портреты Пушкина, Данте, Гумилева и Сталина. Рядом с широкой кроватью с
бархатным балдахином стоял полковой походный складень-иконостас, подаренный
хозяйке дома командованием Ленинградского военного округа. У окна разместился
небольшой красного дерева письменный стол, заваленный книгами и рукописями; в
углу возвышалась мраморная ванна на золотых ножках в виде ангелов с крыльями.
Ванна была полна воды.
ААА подвели к ванне, она опустилась на колени и с размаху погрузила свою голову
в воду. Часть воды вылилась на пол. Высокая прыгнула к ААА и, изогнувшись, стала
лизать ее черную пятку.
Маленькая дама пнула ее в худые ребра:
- Отступи, Лидка!
Высокая с воем отбежала в угол и легла на меховую подстилку.
- Великолэээпно! - подняла голову ААА. Маленькая дама накрыла ее приготовленным
полотенцем, стала осторожно вытирать.
- На кровать, на кровать... - простонала ААА, - уж подступает...
Швейцар и дама подхватили ее, подвели к кровати. ААА завалилась навзничь.
- Ежели в беспамятство провалюсь - жги мне свечей руку, - пробормотала ААА,
закрывая глаза. - Хочу наследнику в глаза глянуть. А уж потом - к Господу в
подмышки потные...
Маленькая дама сделала знак швейцару Он вышел. Дама присела на край кровати,
взяла безвольную тяжелую руку ААА в свои ручки и, склонившись, поцеловала.
- Све-то-но-сец! - проговорила по слогам ААА и, дернувшись всем своим грузным
телом, закричала страшным нутряным голосом роженицы.
Кортеж Сталина подъезжал к Архангельскому Здесь, в великолепном дворце,
выстроенном еще при Екатерине II, жил граф и бывший член Политбюро ЦК КПСС
Никита Аристархович Хрущев, отстраненный от государственных дел октябрьским
Пленумом ЦК.
Громадную территорию дворца опоясывал каменный забор с чугунными, в классическом
стиле решетками, каждое звено которых украшал родовой герб Хрущевых - пентакль,
циркуль и три лилии.
Еще издали, с Ильинского шоссе Сталин заметил свет над черным ночным лесом -
сегодня дворец был освещен, 52-летний Хрущев праздновал свои именины.
Кортеж подъехал к воротам, за которыми располагался КПП личной гвардии Хрущева,
круглосуточно охранявшей графа. Это подразделение, насчитывающее почти шестьсот
человек, состояло из преданных Хрущеву офицеров-каппелевцев, выпускников
диверсионной школы "Великий Восток" и черкесов прославленной "дикой" дивизии.
Оно содержалось графом, было расквартировано на территории его имения и
подчинялось исключительно Хрущеву
Из "ЗИМа" вышел генерал Власик с двумя охранниками, приблизился к воротам и
сделал знак трем стоящим на вахте черкесам. Бородатые, темнолицые, одетые в
долгополые бурки и лохматые папахи с зеленой лентой, они недоверчиво смотрели на
подъехавший кортеж и на генерала. Один из черкесов заглянул в каптерку Вышел
капитан в черной каппелевской форме, подошел к воротам, коротко переговорил с
Власиком и скрылся в каптерке - доложить графу
- Вот головорезы! - усмехнулся шофер Сталина, глядя на черкесов. - Что они в
Берлине творили... мне, товарищ Сталин, брат рассказывал. У них пытка есть -
человека на змею посадить. А в Берлине, как только зоопарк взяли, змей этих -
полным полно расползлось. Ну и, говорит, едем с командующим, глядь - немецкий
полковник по земле катается, а черкесы из "дикой" дивизии стоят кружком и
смеются. А это они, оказывается, ему в жопу...
- Заткнись, - перебил его Сталин.
Ворота отворились, капитан вышел из каптерки, взял под козырек. Черкесы нехотя
приложили смуглые руки к папахам.
Кортеж въехал на территорию поместья. Сразу за вахтой в ельнике виднелись два
