Забуровят в них живительные соки,
Пораскроются их стиснутые почки,
Зашумят их молодые листья.
Ну, а те деревья, в чьи стволища
Мы вонзили-запустили наши иглы,
Превратятся сразу в отроков прекрасных,
На тебя обличием похожих,
А характером - на содержанье шприцев.
Те, что от крови - те будут полнокровны,
На работу да на удаль тороваты,
Те, что от мозгу - те будут мозговиты,
Воровать, начальствовать сумеют,
Те, что от гною простатного родятся -
Похотливы станут аки вепри,
Заебут, перебрюхатят пол-России...
Тут я с силушкой да с мыслию собрался,
Приподнялся на локтях на полусгнивших
Да спросил сестриц спокоенно-молчащих:
Как же звать вас, милосердные сестрицы?
Черноглазая ответила: Я Вера.
Толстовата-рыжий волос: Я Надежда.
Ну а та, что так задумчива-прозрачна
Отвечала кротко мне: Зовусь Любовью.
Пятой смолк и в изнеможении повалился навзничь в ванну.
Зал неистовствовал; все встали, овация сотрясала театр. На сцену полетели цветы.
- Пятой! Пятой! Пятой! - скандировала галерка Члены правительства тоже встали.
- Вот как надо петь, Клим! - толкнул локтем седобородый Маленков невысокого
задумчиво хлопающего Ворошилова.
- Наши песни сложнее, - улыбнулся Ворошилов; умное, тяжелой лепки лицо его с
решительным подбородком, упрямыми губами и тончайшей полоской усов под горбатым
носом казалось совершенно непроницаемым и равнодушным к народному ликованию; но
в прищуренных глазах светилась неподдельная радость.
- Необходимо немедленно ехать к Сталину, - сказал Берия Молотову
- Да, да. Конечно... - Молотов оглянулся. - Анастас, Клим, поехали к Сталину
Каганович, Маленков и Булганин с готовностью посмотрели на Молотова.
- Товарищи, вас я прошу остаться. Концерт продолжается, не хорошо, если мы уедем
все сразу.
- Дорогой, это до утра? - спросила жена Молотова.
- Вероятно, милая, - он быстро поцеловал ей руку и тепло улыбнулся сидящей рядом
супруге Берии - полноватой даме с невыразительным, но всегда приветливым лицом.
Четверо попрощались с оставшимися, оделись и вышли из ложи. Охрана, состоящая из
младших офицеров госбезопасности, быстро двинулась следом, рассыпалась по
пустому коридору
- Слава Богу, что без жертв, - на ходу перекрестился Молотов.
- У меня с утра было предчувствие, что что-то случится, - застегивал красивый
белый плащ Берия. - Счастье, что в Большом театре широкие проходы.
- Екатерина Великая не экономила на кубатуре! - усмехнулся Молотов.
- Это камень в мой огород, Слава? А где теперь эта чертова глыба? - спросил
Микоян, натягивая серые замшевые перчатки.
- В Кремле, - ответил Берия.
- Постой, разве Иосиф нынче не на "ближней"? - сощурился Ворошилов.
- Он в Кремле, Клим, - ответил Молотов.
Они вышли через служебный вход, сели в четыре черных бронированных "зима".
Следом и впереди тронулись "эмки" охраны. Машины осторожно миновали скопившуюся
возле театра толпу, проехали по улице Карла Маркса до Манежной площади,
повернули налево и въехали на Красную площадь.
Черное мартовское небо с едва различимой россыпью звезд тяжело нависало над
подсвеченным прожекторами Кремлем. Красный флаг трепетал над зданием
правительства, рубиновые пентакли грозно светились на башнях. Громадный портрет
Сталина висел на музее Истории СССР, а фронтон ГУМа украшала огромная
красно-белая надпись: ПАРТИЯ - БЕССМЕРТИЕ НАШЕГО ДЕЛА.
Эскорт миновал Спасские ворота, въехал во двор здания правительства и
остановился. Посередине двора, недалеко от памятника Ленину на открытом кузове
грузовика лежал ледяной конус, накрытый брезентом. Рядом стояли шесть солдат с
автоматами и два офицера МГБ.
- А, это здесь уже... - пробормотал Ворошилов, проворно выбираясь из машины и
подходя к грузовику - Лаврентий, а ты не боишься? Вдруг там яд, например? Может
у этих землеебов одна цель - отравить советское правительство и радикально
изменить ход всемирной истории.
- Зачем? - спросил Берия, подходя к нему и доставая портсигар. - Двойная спираль
времени не существует. Тройная - да.
- А если они этого не знают? - поежился Ворошилов.
- Судя по кожаной книге - знают.
- Ну, смотри. Тебе видней.
- Безусловно, - усмехнулся Берия, закуривая папиросу
- Не растает она ? - спросил Микоян.
- Господь с тобой. Теперь заморозки... вон ледок хрустит... - Молотов с хрустом
наступил на лужу.
Ворошилов сощурился на светящиеся окна сталинской квартиры:
- Вроде не ложился еще.
- Пойдемте, товарищи, - Берия повернулся и направился к жилому корпусу
Молотов, Ворошилов и Микоян последовали за ним. Они вошли в здание, поднялись по
лестнице на второй этаж. Возле дверей сталинской квартиры стояли двое старших
лейтенантов МГБ. В стенной нише за тумбочкой с телефоном сидел полковник.
Офицеры отдали честь членам правительства, Берия кивнул полковнику. Тот поднял
трубку телефона:
- Товарищ генерал-майор, здесь товарищи Берия, Молотов, Микоян и Ворошилов,
- Дай-ка мне товарища Берию, - раздался в трубке голос начальника охраны Сталина
Власика.
- Вас, товарищ Берия. - протянул полковник трубку
- Слушаю, - Берия взял трубку, выпуская папиросный дым через узкие ноздри.
- Власик, товарищ Берия. - зарокотала трубка, - Тут у нас ЧП небольшое. С
детьми.
- Что такое?
- Опять с платьями. И товарищ Сталин там... разбирается.
- Доложи, что очень срочно.
- Я-то доложу, товарищ Берия, да эфиоп вас не пропустит.
- Это наша забота, - Берия положил трубку на рычажки.
- Чего там, Лаврентий? - спросил Микоян. - С Надей?
- С детьми, - Берия сунул окурок в подставленную полковником пепельницу.
Дверь отперли изнутри и открыли. Четверо членов правительства вошли в небольшую
прихожую. Стены и потолок были выкрашены в сдержанно-синий цвет. Здесь стояли:
Власик, простой советский стул, столик-тумбочка с телефоном и бочка с солеными
огурцами. Власик козырнул вошедшим и открыл перед ними резную, молочного стекла
дверь, ведущую во вторую прихожую. В ней интерьер был совсем другим: белый
потолок, черные панели эбенового дерева, позолоченные кроше для одежды, в виде
змей, фарфоровые китайские светильники, стоящие по углам. Две
гувернантки-узбечки в узбекских шелковых платьях, шароварах и тюбетейках быстро
сняли верхнюю одежду с вошедших и пригласили их в гостиную. Стены ее были
обтянуты шелком цвета слоновой кости; не слишком высокий потолок с карнизами из
розового мрамора выгибался и сходился к чудесной серебряной люстре в виде ветви
цветущего апельсинового дерева; диваны белой кожи с позолотой окружали низкий
стеклянный стол, толстая, идеально прозрачная столешня которого поддерживалась
основанием в форме массивной волны; на столе стояли золотое скифское блюдо с
виноградом, хрустальная пепельница, хрустальный подсвечник с зажженной розовой
свечой и лежал завтрашний номер газеты "Правда"; во всю гостиную был постелен
черно-серо-розовый египетский ковер; на стенах висели три картины Филонова,
поодаль стояла деревянная скульптура Коненкова "Смеющийся Ленин". В углу дивана
спала, свернувшись на бархатной розовой подушке, левретка Антанта.
Перед дверью, ведущей в личную гостиную Сталина, спал на ковре негр Сисул -
личный слуга вождя. Из-за двери слышались резкие голоса.
Вошедшие направились к этой двери.
- Нельзя идти, - сказал Сисул с сильным акцентом, не открывая глаз.
- Срочное дело, - с ненавистью посмотрел на него Берия.
- Вождь не принимать сегодня.
- Что значит - не принимать?! Мы уже здесь! - повысил голос Берия, но Молотов
взял его под руку, отодвинул в сторону и присел на четвереньки возле лежащего
слуги:
- Сисул, это действительно очень важно,
- Товарищ Сталин решает семейный дело. Нельзя идти. Молотов устало провел
ладонью по своему широкому лицу:
- Ты не понял, Сисул. Это действительно очень важно. Очень.
Негр молчал.
- O, God damn you... - теряя терпение, Берия заходил по гостиной, уперев длинные
руки в узкие бедра..
- Слушай, дорогой, что это в самом деле? - заговорил Микоян. - Ты
государственный человек, или нет?
- Тебе сказали - очень важно! - пнул лежащего Ворошилов.
- Не надо Клим, - Молотов придержал ногу Ворошилова, приблизил свое лицо к
иссине-черному лицу Сисула и продолжил: - От этого дела зависит здоровье всей
нашей страны. И мое, и твое. И товарища Сталина. Если мы промедлим - нам всем
будет плохо. Очень плохо.
Сисул открыл большие красивые глаза, быстро встал, словно и не спал вовсе. Он
был высок и статен, в абиссинском национальном костюме, щитом золотыми и
серебряными нитями; из-за зеленого пояса торчали рукоятки двух кинжалов. Обведя
визитеров своими темными выразительными глазами, Сисул вынул из рукава ключ,
отпер дверь и вошел в нее, плотно притворив за собой. Послышалась его
приглушенная речь.
- А, вот и хорошо! - послышался чистый и громкий голос Сталина. - Очень хорошо,
что они здесь! Вот пусть и посмотрят на вас! Проси!
Сисул вышел, открыл дверь, с поклоном и ритуальной фразой, произнесенной на
безупречном русском:
- Товарищ Сталин сердечно просит вас пожаловать к нему.
Молотов, Микоян, Берия и Ворошилов вошли в личную гостиную вождя. Сисул закрыл и
запер за ними дверь.
Личная гостиная была раза в три меньше главной. В интерьере преобладало розовое
и эбеновое дерево; мягкая мебель алого шелка стояла на китайском ковре теплых
тонов, по углам виднелись большие китайские вазы; на сероватых стенах висели две
картины: "Ленин и Сталин на псовой охоте", кисти Кустодиева и портрет Сталина в
швейцарских Альпах, написанный Бродским. Огромный матовый плафон на потолке
освещал гостиную ровным неярким светом.
Сталин встал с кресла и, не глядя на вошедших, подошел к окну. Вождь был
высокого роста, хорошо сложенным, с открытым, умным, словно выточенным из
слоновой кости лицом; черные, коротко подстриженные волосы его были с проседью,
высокий лоб плавно переходил в залысины, красивые черные брови плавно изгибались
над живыми, проницательными карими глазами; небольшая горбинка не портила носа,
волевые большие губы выступали над небольшим, но упрямым раздвоенным
подбородком; гладкие щеки были слегка впалы. На вид Сталину было лет пятьдесят.
Он был одет в белую шелковую косоворотку, подпоясанную серебряным поясом, и
узкие брюки белого бархата, заправленные в белые лаковые полусапожки с
серебряным шитьем.
Посередине гостиной стояли сыновья Сталина - Яков и Василий, узнать которых было
трудно из-за женских платьев и париков, надетых на них. Худую, стройную фигуру
Якова обтягивало длинное вечернее платье черного бархата с бриллиантовым
скорпионом и белыми пятнами на худой груди; кудрявый каштановый парик утопал в
накинутом на голые плечи синим боа; на тонких женственных руках были черные
сетчатые перчатки до предплечий, одна из которых была разорвана; пальцы и
запястья украшали три кольца белого золота с сапфирами и изумрудами и два
платиновых браслета с мельчайшими бриллиантами; худое, чрезвычайно похожее на
отца, лицо его было сильно напудрено, что не скрывало припухлость правой
подбитой скулы; подведенные синей тушью глаза смотрели в пол; под мышкой он
держал узкую дамскую сумку из змеиной кожи. Невысокий, полноватый Василий был
одет в бежевое крепдешиновое платье со стойкой и высокими плечами, ниспадающее
мелкими складками и расшитое на груди персикового тона розами; на тонкой золотой
цепочке висела большая жемчужина; полные руки обтягивали бежевые лайковые
перчатки, выпачканные уличной грязью; светлые волосы парика с нарушенной
укладкой были, тем не менее, перехвачены перламутровым гребнем; полноватую шею
Василия стягивала черная шелковая лента; нарумяненное пухлое лицо со ссадиной на
подбородке, во многом повторяющее материнские черты, тоже смотрело в пол; на
плече младшего сына вождя висела на массивной золотой цепи лакированная сумка.
