мраморным полом и мраморными стенами. В зале стояли десять мраморных столов, за
которыми сидели лысые люди в черных костюмах. На столах горели зеленые лампы. На
стене висел подсвеченный зеленым светом герб из горного хрусталя, яшмы и
гранита: человек, совокупляющийся с землей.
- А! Господин Зигон! - воскликнул один из сидящих. - Ну, наконец-то! Мы ждем вас
с утра! Господа! Сидящие встали и сдержанно склонили лысые головы.
- Как хорошо, что вы пришли! Вы не представляете - как это хорошо! - человек
подбежал к Зигону и с силой сжал ему руку - Андреев! Скажите сразу - все
нормально, или нет? Только - да, или - нет! Два слова!
- Да, - произнес Зигон.
Андреев в восторге закрыл глаза и потряс маленькой головой:
- Великолепно... Господа! Господа! Все получилось! Поприветствуем же
бесстрашного и решительного господина Зигона!
Лысые зааплодировали. Андреев нажал ногой на мраморную педаль, и у фронтальной
стены зала, прямо под гербом, из пола выдвинулась мраморная трибуна.
- Просим вас, господин Зигон! С чемоданом в руке Зигон прошел на трибуну и
встал, прижав чемодан к груди. В зале наступила полная тишина.
- Мне трудно говорить, господа, - заговорил Зигон. - Трудно как человеку, трудно
как члену нашего ордена. В этом чемодане находится то, ради чего мы... мы...
нет...
Он замолчал, бледнея. Голова его стала мелко вздрагивать, по лицу прошла
судорога, побелевшие руки вцепились в чемодан. Зигон шумно выдохнул, набрал в
легкие воздуха и вдруг запел низким, замечательного тембра басом:
- Нееет! Нет! Нееееет! Неет! Неееееееееет! Нет! Нет! Нееет! Нееееет! Нет!
Нееееееееееееееееееееет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нееет! Нет!
Нееееееееееееееееееееееееееееееееееееееет! Нет! Нет! Неееет! Нееет! Неееет!
Нееееееееееееееет! Нет! Нет! Нет! Неееет! Нет! Нееет! Нет! Нет! Нееееет!
Неееееееееееееееет! Нееееееет! Нет! Нет! Нет! Неееееееет! Неееееееееееет! Нет!
Нет! Неееееет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Нет! Неееееет! Нет! Нет! Нееееееееет!
Нееееет! Нет! Нет!
Его слушали затаив дыхание. Лицо Зигона покраснело от напряжения, пот выступил
на лбу и крупными каплями закапал на потертую кожу чемодана. Он пел с
невероятным воодушевлением, сочный бас его заполнял гулкое пространство зала.
Прошел час, Потом второй. Лицо Зигона стало бледнеть, пот, лившийся градом,
высох, голос стал слабеть, в нем появились первые признаки хрипа.Прошел еще час.
Лицо Зигона посерело, под глазами обозначились синие круги, бесцветные губы
раскрывались и изо рта исторгался уже не раскатистый бас, а глухой клокочущий
клекот. Прошел еще один час, затем еще и еще один. Зигон стоял на трибуне с
окаменевшим лицом серо-зеленого цвета, глаза его закатились, белки сверкали в
полумраке. Рот его открывался как бы сам, отдельно от тела, изо рта вылетали
странные нечеловеческие звуки. Они звучали долго, очень долго - мраморная
минутная стрелка еще три раза описала круг. Наконец из раскрывающегося рта
Зигона не вылетело ни звука. Пошатываясь, Андреев подошел к своему столу,
выдвинул ящик, достал золотой пистолет с мраморной рукояткой, тщательно
прицелился и выстрелил.
Мраморная пуля попала Зигону в рот. Он дернулся и, не закрывая рта, рухнул.
- Садитесь, господа, - опустил пистолет Андреев, и все с облегчением опустились
на мраморные, с подушками зеленого бархата, стулья.
Андреев убрал пистолет в стол, подошел к трупу, все еще сжимающему чемодан,
вынул из кармана убитого диктофон, взял чемодан и нетвердой походкой заспешил к
выходу.
- Арсений, а как же декларация? - спросил один из сидящих.
- Две минуты, господа. И мы продолжим, - проговорил на ходу Андреев, потянул за
ручку массивную мраморную дверь и вышел из зала в коридор. Здесь было светло,
горели матовые плафоны, на блестящем от лака полу лежала зеленая ковровая
дорожка. Андреев пошел по ней, свернул за угол, остановился перед резной дубовой
дверью и постучал.
Дверь открыл лысый человек в черном костюме:
- Прошу вас, Арсений. Магистр ждет вас.
Андреев вошел в прихожую кабинета. Секретарь отворил дверь и проводил Андреева в
кабинет. За огромным пустым столом сидел магистр - полноватый широкоплечий
человек в белом костюме, с гладко выбритыми головой и лицом.
- Ваше Соответствие, - склонил голову Андреев.
- Сколько? - спросил магистр.
- Еще не взвешивали, господин магистр, - поспешно ответил Андреев.
- Есть повод приобщиться к точным наукам, - магистр тяжело приподнялся, тронул
инкрустацию на стенной деревянной панели. Панель сдвинулась в сторону, открыв
проход.
- Идите за мной, - шагнул в проход магистр.
Андреев двинулся следом.
Проход вел в лабораторию. Семнадцать человек в красных халатах работали над
Машиной, не обращая внимания на вошедших. Магистр подошел к эталонным весам,
надел резиновые перчатки, снял стеклянный колпак, открыл коробку с набором
платиновых гирь.
- Откройте, - скомандовал он Андрееву Андреев открыл чемодан. Магистр стал
вынимать куски голубого сала и аккуратно класть на платиновую чашу весов. Когда
все двенадцать кусков оказались сложенными на чаше в форме голубого брикета,
магистр выбрал десятикилограммовую платиновую гирю и поставил на вторую чашу.
Весы не двигались. Он добавил килограммовую гирю. Чаши ожили и закачались.
Магистр взял горсть мелких гирь и ставил их на чашу, пока весы не замерли.
- Одиннадцать тысяч двести пятьдесят восемь платиновых граммов, - подытожил
магистр и громко позвал. - Борух!
Один из работников отложил инструменты и подошел к магистру
- Готовь форму, - приказал магистр, Работник отошел.
- Ваше Соответствие, еще диктофон с записью, - Андреев подал магистру диктофон,
- Они по-русски говорят? - спросил магистр.
- Блядь говорит на новорусском. Но все понятно.
- И это важно?
- Очень, ваше Соответствие.
Магистр взял диктофон, посмотрел, подошел к прессу, положил на станину и нажал
красную кнопку. Пресс опустился, диктофон затрещал. Когда пресс поднялся,
магистр снял со станины расплющенный в пластину диктофон, подошел к
измельчителю, бросил в заборник пластину, включил мотор и поставил регулятор
измельчения на минимальный размер. Измельчитель заработал с оглушительным шумом,
и вскоре под его барабаном на поддоне выросла кучка серебристо-серых опилок.
- Это не пыль, конечно. Но почти, - рассеянно произнес магистр, ища что-то
глазами. - Подожди... а где теперь сахарница?
- Возле расточного станка, господин магистр, - ответил один из работников.
Магистр подошел к сахарнице, зачерпнул из заборника горсть сахара, бросил на
поддон измельчителя и пальцем перемешал с опилками:
- Обыкновенная ложка найдется в нашей славной лаборатории?
Работник подал стеклянную ложку.
Магистр вытер ее о борт своего белого пиджака и передал Андрееву:
- Ешь.
Андреев зачерпнул с поддона и стал жевать. Появился работник с формой - плоским
ящиком из золота. Магистр сложил в ящик куски голубого сала, поставил на подиум
сахарницы, дернул рычаг Загудел нагреватель, запахло леденцами, и вязкая струя
жженого сахара потекла в ящик.
- Все уверены, что человек - это альфа и омега всего сущего! - засмеялся магистр
и покосился на Андреева. Андреев черпал ложкой с поддона, жевал и глотал. Жидкий
сахар заполнил ящик. Куски голубого сала светились сквозь желтоватую вязкую
субстанцию.
Магистр подождал пока сахар остынет, затем вставил ящик в черный кейс и вышел из
основного входа лаборатории. Широкий коридор вел к лифту. Магистр подошел, отпер
лифт ключом, вошел, нажал единственную кнопку. Лифт поехал вниз и вскоре
остановился. Двери разошлись. Магистр шагнул из лифта в тесное, неправильной
формы помещение с грязным кафельным полом, сплошь заставленное стеллажами с
множеством небольших банок. В банках хранилась русская земля. Все банки были с
подробными этикетками и располагались по алфавиту Слой пыли покрывал стеллажи.
Магистр пошел между стеллажами по извилистому проходу, скудно освещенному
редкими лампами без плафонов, и после долгого плутания оказался в небольшом
закутке. Здесь стояла раскладушка с рваными одеялами и замызганной подушкой,
серая тумбочка, электроплитка с темно-зеленым чайником, стол-тумба, покрытый
цветастой истертой клеенкой. За столом, на металлическом стуле сидел маленький
человек с длинной белой бородой и в очках со сломанной дужкой. Он пил крепко
заваренный чай из алюминиевой кружки. На столе в коричневой бумаге лежал кусок
вареной колбасы, надкусанный батон белого хлеба и четыре куска сахара-рафинада.
- Здравствуй, Савелий, - проговорил магистр. - Наше вам, - кивнул Савелий, шумно
прихлебывая из кружки.
Магистр стоял с кейсом в руке, молча глядя на сидящего.
- Ну что, принес? - спросил Савелий.
- Да.
- Сколько?
- Одиннадцать тысяч двести пятьдесят восемь платиновых грамм.
Савелий усмехнулся:
- Ты б еще миллиграммы подсчитал! Сколько кусков-то?
- Двенадцать.
- Нормально... - Савелий допил чай и стал заворачивать хлеб, колбасу и сахар в
бумагу. - А то твои орлы сказали - семь. Семь! Курам на смех...
Он убрал сверток в тумбочку, протер запотевшие очки и посмотрел на магистра:
- Садись, батенька. В ногах правды нет.
Магистр поискал глазами, куда бы сесть. Савелий указал ему на раскладушку
Магистр сел, раскладушка заскрипела под ним. Он положил кейс себе на колени и
тяжело вздохнул.
- Что это ты, батенька, сопишь как корова стельная? Стряслось что?
- Да нет, все в порядке.
- Ой-ли? У вас - и все в порядке? У пауков в банке все в порядке быть не должно.
- Савелий, я с тобой посоветоваться хочу. - К вашим услугам.
- Понимаешь... - магистр вздохнул. - Не знаю с чего начать. Клубок какой-то...
- Начни с начала.
- Ты засахаренную руку Сола видел? На восьмом уровне?
- Батенька, я не только видел. Я ее раз двести пятьдесят лизал, когда приемщиком
служил. Каждое утро, после общей молитвы. Помолимся Земле Теплой, потом
приложимся - и на службу Хорошее время было.
- Понимаешь, со мной последние восемь суток что-то странное происходит. Вот мои
руки - смотри, - магистр повернул к себе свои широкие белые ладони с пухлыми
пальцами. - И вот каждый раз, когда я смотрю на них, - вот здесь, в запястьях, я
вижу детские руки. Но золотые. То есть - в каждом своем запястье я вижу
маленькую золотую детскую руку.
- Золотую? - спросил Савелий.
- Это как бы живое золото. Не металл. Они подвижны, как нормальные детские руки,
но золотые, с таким красноватым отливом. И эти ручки имеют свой язык. Это не
язык глухонемых, построенный на комбинациях пальцев, а язык, основанный на
поворотах этих ручек. Они вращаются вокруг своих запястьев - вправо-влево,
влево-вправо. Полные обороты, неполные, полуобороты, четвертьобороты - это их
язык. Несложный. Я понял его сразу
- Сразу?
- Да-да. Два оборота по часовой - это буква А, два оборота против часовой - Е,
полуоборот по часовой - О, против часовой - М, и так далее. Простой, совсем
простой язык.
- И что тебе передают эти золотые ручки?
- Разное, разное. Иногда это короткие сообщения, иногда - длинные, очень длинные
тексты.
- И какого рода сообщения?
- Ну, например: "Знай о втором прободении Марка". Или: "Половины шаров
заставляют попробовать мясную картечь".
- А длинные тексты?
- Вот это самое... необычное. И я не знаю, что это такое.
- Ну, а что это за тексты?
Магистр достал из внутреннего кармана пиджака листки бумаги, развернул:
- Со вчерашнего дня я их стал записывать. Это - самый короткий текст.
Послушай...
- Дай я сам прочту, - Савелий забрал у магистра листки, расправил на столе и
стал читать.
Заплыв
- Цитата номер двадцать шесть, слушай мою команду! - низкорослый маршал войск
речной агитации сипло втянул в себя ночной воздух и прокричал: - Зажечь факела!
Длинная колонна, выстроенная на набережной Города из мускулистых голых людей,
качнулась, ожила еле заметным движением: тысяча рук метнулись к тысяче бритых
