самостоятельности; полвека спустя Петр делал там, что хотел.
Пилсудский, предав Деникина и спасши советскую власть, создал
самую важную внешне-политическую предпосылку войны 1939 года...
5. - Польша забросила море и тянулась на восток в поисках
крепостных душ для шляхты и католических душ - для ксендзов. И
в Киеве, и в Риге, и в Вильне - Польша тысячу лет подряд - при
Радзивиллах, Сапегах, Вишневецких и Пилсудских вела всегда одну и
ту же политику: подавление и закрепощение всего не-шляхетского и
не-католического. Польша, по крайней мере, в течение последних лет
пятисот, - вела политику профессионального самоубийства и, как
показала история, вела ее довольно успешно. И совершенно очевидно,
что как Вишневецкий в семнадцатом веке, так и Пилсудскнй - в
двадцатом - выражали не самих себя, со всеми своими личными
качествами, а доминанту своей страны. Им всем, от Болеслава до
Пилсудского, казалось, что они действуют вполне логично, разумно и
патриотично, - иначе бы они все, или, по крайней мере, хоть кто-
нибудь из них. действовали бы по-другому. Но иначе не действовал
никто: доминанта.
Откуда она взялась? Ближайшее объяснение будет лежать в
католичестве. Но тогда возникает следующий вопрос: почему
именно в Польше удержалось католичество, разгромленное и в
северной Германии, и в Скандинавии и остановленное на пороге
России? На этот вопрос ответа у меня нет. Ко всей трагической
судьбе Польши и католичество приложило свою страшную руку: при
Пилсудском, в сущности, совершенно так же, как и при
Вишневецких: все иноверцы, диссиденты, в особенности
православные, казнями и пытками загонялись в лоно католической
Церкви, сжигались православные храмы (за два года перед Второй
мировой войной их было сожжено около восьмисот) и в восточных
окраинах возникала лютая ненависть против тройных насильников:
насильников над нацией, экономикой и религией. И, создавая вот
этакую психологическую атмосферу, Польша при Сапегах,
Радзивиллах и Вишневецких пыталась опираться на казачьи войска,
а в 1939 году послала против германской армии корпуса,
сформированные из западно-украинского крестьянства: корпуса
воевать не стали.
"Домашний старый спор", о котором когда-то писал
Пушкин, сейчас решен окончательно. Русское море не иссякло - его
не удалось иссушить ни большевикам, ни Гитлеру. Польша, как и
следовало ожидать, при минимальной затрате умственных
способностей, оказалась расплющенной. И если Россия - даже и при
большевиках - сумела ликвидировать немецкий "Drang nach Osten",
то о польской "миссии на востоке" и говорить нечего. Если Россия
сумела справиться с такою несомненно первосортной Европой, какою
она, Европа, являлась и при наполеоновском "новом порядке" и при
гитлеровском, то совсем уже третьесортное европейское захолустье
Польши - никакой угрозы для нас больше не представляет. И сейчас
мы, больше чем когда бы то ни было, можем позволить себе роскошь
полного беспристрастия. Может быть - и сочувствия:
трагическая и окровавленная судьба этой несчастной страны,
которая - как выразился Энгельс, "никогда, ничего кроме
воинственных глупостей не делала" - может вызвать всякие
чувства, - но и сострадание в том числе. Может быть, даже и
нечто вроде признательности: если бы Польша не была
католической, то восточно-европейская империя была бы, конечно,
польской, а не русской: для этого Польше одно время было вполне
достаточно отказаться от шляхетско-ксендзовской, политики на
Украине - и "Польша от моря до моря" была бы обеспечена. При ее
тогдашнем техническом превосходстве - это было бы вполне
достаточной базой для стройки империи. Но от Болеслава до
Мосьциского (последний президент Польши) - страна вела все одну
и ту же политику упорно, настойчиво, фанатично и
самоубийственно - безо всякой оглядки на элементарнейший
человеческий здравый смысл... Польская поговорка не без некоторой
гордости утверждает, что Польша стоит беспорядком: Polska
nierzгdem stoi.
Русская народная словесность снабжает существительное
"поляк" эпитетом "безмозглый". Немецкая пословица говорит о
"польском хозяйстве" - "Polnische Wirtschaft", это битье посуды на
ярмарках за недорогую плату: вот посуда перебита, кажется, вся, -
до последнего черепка.
Но похороненный под кучею окровавленных обломков, откуда-
то из Англии, жалобно, но упорно стонет загробный голос
эмигрантского правительства Польши: "Польша от моря до моря",
то есть Польша с Литвой, Латвией и Украиной. В Варшаве в январе
1940 года - когда в городе не было ни топлива ни хлеба - местами
не было и воды, когда немцы вылавливали польскую интеллигенцию,
как зайцев на облаве и отсылали ее на гибель в концлагеря, когда над
страной повисла угроза полного физического истребления - и когда
безумные рестораны столицы были переполнены польским "цветом
общества", пропивавшим последнее свое достояние - цвет Польши
все-таки жил мечтой о политической, культурной и религиозной
миссии Польши на варварском русском востоке. Вы скажете -
сумасшествие! Я скажу - истерика! Но Польша будет считать эти
планы разумными, исполнимыми и само собою разумеющимися.
Это есть польская доминанта. Это есть внутреннее "я"
страны, от которого страна отказаться не может - как не могут
немцы отказаться от своей воли к власти.
ДОМИНАНТА ГЕРМАНИИ
Мое поколение было воспитано на той классической русской
литературе, о которой я уже говорил: великая и очень вредная
литература. Под ее влиянием мы вошли в жизнь с совершенно
исковерканными представлениями о реальности. Представление о
германской реальности для нас воплощалось в толстовском Карле
Ивановиче, таком трогательно-беспомощном и сентиментальном,
или в генерале Пфуле, столь же беспомощно самоуверенном в его
"эрсте колоннне марширт" и вообще в аккуратном до смешного
немецком булочнике ("хлебник - немец аккуратный"...), колбаснике,
чиновнике - которые пришли в широкую русскую землю честно есть
свой хлеб.
В большинстве случаев они ели его честно... Кое-что другое
писал Достоевский в "Бесах", но Достоевский был писателем
Васильевского острова и специфически немецкого василеостровского
социального склада (в его времена Васильевский остров был населен
по преимуществу всякой немецкой мелкотой). Но все это касалось
нашего внутреннего немца и о немце германском мы имели самое
нелепое представление: народ поэтов и мечтателей - "Dichter und
Trдumer" - родина философии, этакие комические Фрицы и Морицы,
о которых мы читали еще у Буша. О том, что есть немецкий дух на
самом деле - об этом наша литература нам не сказала ничего.
Говорили славянофилы - но их не читал никто. Надрывно
предупреждал Герцен - но и он был вне большой литературы.
Наше довоенное среднее представление о немцах отражало
по преимуществу нашу собственную внутреннюю разладицу.
Германофильскими у нас были обе борющиеся стороны - и
революция, и реакция. Для революции Германия была родиной Гегеля
и Маркса - с их философской эрудицией, для реакции - родиной
унтер-офицера, с его прозаическим кулачищем. Революция пыталась
организовать свой идейный капитал на базе немецкой философии,
реакция - свой земельный капитал - на базе немецких
управляющих. И обе стороны проворонили немца таким, каким он
является в его исторической реальности.
Так - социальный склад страны обуславливает собою не
только ее самочувствие: он обуславливает и ее зрение. Обе стороны
правящего слоя, сталкивавшиеся с немцами и обязанные доложить
русскому народу о его западном соседе - рассматривали этого соседа
исключительно с классовой - а не национальной точки зрения. А мы
в гимназиях изучали историю Германии, - ничего не могли понять в
кровавой каше бесконечных Карлов Коротких и Карлов Лысых,
Иоганов и Фридрихов, герцогов и князей - ибо у нас не было той
точки зрения, с которой эта каша могла бы быть объяснена. Эту
точку зрения нам дали две мировых войны; можно было бы получить
ее и более дешевым путем...
Перед Второй мировой войной наш историк-романист М.
Алданов писал о Первой мировой войне: "Никогда еще мир не видал
такой могучей и всесокрушающей машины, какую имела Германия в
мировую войну. Беда было только в том, что люди, стоявшие во
главе этой машины, решительно не знали, что надо делать".
M. Алданов является блестящим историческим художником.
Его ценность, как исторического мыслителя, я боюсь, значительно
ниже: немцы знали что надо делать, - конечно, с их немецкой
точки зрения: - надо было строить немецкое мировое могущество.
Но для этой стройки у них было одно единственное оружие: меч. Его
оказалось недостаточно уже и в 473 году - в год падения Римской
Империи. Его оказалось недостаточно и в 1914, и в 1939 году. Но,
кроме меча, никаких других орудий, мирового могущества в
распоряжении немцев не было, нет и никогда не будет. Его не было
ни при Одоакре, ни при Карле Великом, ни при Вильгельме, ни при
Гитлере: чего-то не хватает.
На вопрос о нехватке орудий строительства немецкая
литература точно также не дает нам решительно никакого
ответа, как не дает русская на аналогичный вопрос о наличии этих
орудий в России. И ответа нужно искать не в литературе, а в
фактах, то есть в истории. А в этой истории Карлы и Фридрихи
являются не "вывесками над историческим процессом", как до
Ленина и Сталина говорили марксисты, и не "двигателями
исторического процесса", как говорили тоже до Ленина и Сталина
наши народники о великих людях истории, - они являются
симптомами. Симптоматичными были наши серенькие московские
цари-собиратели, так не любившие хвататься за нож,
симптоматичными были и немецкие фюреры, так любившие
стучать по столу бронированным сапогом. Все они были не
"вывесками", не "двигателями", а только симптомами известной
национальной доминанты - определяющей черты
общенационального характера.
Современная Германия лежит в самом центре Европы, в
мягком умеренном климате, не знающем ни морозов, как на нашем
севере, ни засух, как на нашем юге, ни наводнений, как на Миссисипи
или Желтой реке. Плодородная почва, с очень большими запасами
каменного угля, железа, меди и прочего - почти всего, кроме нефти,
которая до мировых войн никакой роли вообще не играла. Ее
территория прорезывается рядом незамерзающих рек, впадающих в
незамерзающие моря, где у Германии есть ряд первоклассных гаваней:
Данциг, Любек, Гамбург, Бремен, Кельн. Германия имеет все
преимущества континентальной страны и все преимущества
морской. Германия не знала татарских нашествий - а
наполеоновские не несли с собой ни резни, ни рабства, ни даже
порабощения.
Говоря о современной нам Германии, мы не должны, однако,
забывать, что несколько больше тысячелетия тому назад - вся
западная Европа была, так сказать, сплошной Германией. После
разгрома Римской Империи германские племена расселились по всей
тогдашней - очень редко населенной Европе и создали целую серию
германских государственных образований - очень недолговечных,
впрочем. И не только в Европе, но и в Африке. Лонгобардское,
вандальское, бургундское, франкское и прочие королевства,
герцогства, княжества и т. д. - охватывали всю Европу и во всяком
случае весь ее правящий слой был германским слоем - поэтому, в
частности, немцы любят изображать собою "народ господ".
Германские полчища разгромили Римскую Империю и уселись
на ее развалинах. Для нас, русских, Римская Империя давно стала
пустым звуком - и это напрасно. Сейчас мы должны честно
сказать, что с момента падения Рима и до сегодняшнего дня, то
есть лет тысячи полторы - наша культурная Европа, никогда за
всю свою историю не сумела создать ничего, даже и отдаленно
похожего на римский культурный мир.
Само собою разумеется, что и за эти полторы тысячи лет
люди рождались, думали, писали и изобретали, так что наши
отдельные "культурные достижения", вот вроде бомбардировочной
авиации, стоят неизмеримо выше римских достижений. Однако,
также совершенно несомненно, что общий уровень порядка,
сытости, безопасности в современной Европе также неизмеримо
