мимо Лукина двора; Лука, увидавши медведя, вышел сам к нему с служкою и
приказал княжескому ловчему пустить зверя на дворе; тот воспользовался
случаем и выпустил медведя прежде, чем Лука успел уйти в комнаты: зверь
бросился на него и истерзал так, что слуги отняли его едва живого. Из
этого рассказа видно, что ловили больших медведей живыми и употребляли
их потом на утеху.
Как северные князья проводили свой день, видно отчасти из одного из-
вестия, именно из известия о Суздальской битве: здесь сказано, что вели-
кий князь Василий Васильевич ужинал у себя со всеми князьями и боярами и
пир продолжался до глубокой ночи. На другой день по восшествии солнца (7
июля) великий князь приказал служить заутреню, после которой пошел опять
уснуть. Видим, что по утрам к князю являлись сыновья его, бояре и другие
люди с разными делами по управлению. Смерти княжеской предшествовало
обыкновенно пострижение в иноки и в схиму; о кончине князя Димитрия Свя-
тославича юрьевского рассказывается, что когда ростовский епископ пост-
риг его в иноки и в схиму, то он внезапно лишился употребления языка,
потом опять стал говорить и, взглянувши на епископа радостными глазами,
сказал ему: "Господин отец, владыка Игнатий! Исполни господь бог твой
труд, что приготовил меня на долгий путь, на вечное лето, снарядил меня
воином истинному царю Христу, богу нашему". Вот подробное описание кон-
чины великого князя тверского Михаила Александровича: уже два года прош-
ло, как Михаил отправил в Царьград послов с милостынею к соборной церкви
св. Софии и к патриарху, по своему обычаю; император и патриарх приняли
и отпустили послов тверских с большою честию, и патриарх отправил к Ми-
хаилу своего посла с иконою страшного суда, с мощами святых, с честным
миром. Когда великий князь узнал, что послы приближаются к Твери, то ве-
лел им войти в город к вечеру: пришла ему мысль - встретив икону от свя-
того места и приняв благословение от патриарха, не возвращаться более
домой. На другой день утром, когда сыновья, другие князья, бояре и раз-
ные люди ждали его с делами по обычному городскому управлению, Михаил не
велел уже никому входить к себе, а позвал одного епископа Арсения, кото-
рому объявил о намерении своем постричься, прося его, чтоб он не говорил
об этом никому другому. Несмотря на то, уже по всему городу разнесся
слух, что Михаил хочет оставить княжение и постричься в монахи. Народ
изумился, иные не верили, но все собирались, как на дивное чудо; бояре и
отроки его, склоняясь друг к другу, проливали слезы, плакала княгиня,
молодые князья, но в присутствии Михаила никто не смел сказать ни слова,
потому что все боялись его: был он человек страшный, и сердце у него
точно львиное. Между тем послы из Царяграда вошли в город, неся священ-
ные подарки; епископ, все духовенство и множество народа вышли к ним
навстречу со свечами и кадилами, вышел и сам великий князь, с трудом
вставши с постели, и встретил послов на своем дворе у церкви святого Ми-
хаила. Поклонившись иконе, Михаил приказал отнести ее в соборную церковь
св. Спаса, сам ее проводил туда и, когда икону поставили на приготовлен-
ное для нее место, вышел из церкви к народу, стал на высокую ступень и,
поклонясь на все стороны, сказал: "Простите меня, братия и дружина, доб-
рые сыны тверские! Оставляю вам любимого и старшего сына Ивана, пусть
будет вам князем вместо меня, любите его, как и меня любили, а он пусть
соблюдает вас, как я соблюдал". Народ отвечал горькими слезами и похва-
лами своему старому князю, который смиренно всем опять поклонился и по-
шел на пострижение в Афанасьевский монастырь, где за известную плату
выпросился жить у одного монаха, именем Григория. На четвертый день он
принял пострижение под именем Матвея и через восемь дней после этого об-
ряда умер. В рассказе о кончине князя Димитрия Юрьевича Красного гово-
рится, что его не хоронили семь дней, до тех пор пока приехал брат его
Димитрий Шемяка; тогда отпели, положили в колоду, засмолили ее и повезли
в Москву для погребения в церкви архангела Михаила - общем месте погре-
бения всех потомков Калиты, как великих князей, так и удельных. Великий
князь Василий Васильевич Темный, по словам летописца, хотел пред смертию
постричься в монахи, но ему не дали воли; умер он в субботу, в третьем
часу ночи, а на другой день, в воскресенье, схоронили его - следова-
тельно, без особенных обстоятельств хоронили на другой день. На юго-за-
паде погребение волынского князя Владимира описывается так: княгиня с
слугами дверными омыли тело, обвили его аксамитом с кружевом, положили
на сани и повезли во Владимир, где поставили в Богородичной церкви на
сенях, потому что было уже поздно; на другой день совершено было погре-
бение с обычными причитаниями. Похвала доброму князю в устах летописца
мало рознится от прежней; но в ней не встречаем известных слов об отно-
шениях к дружине; о великом князе Василии Ярославиче костромском гово-
рится, что он был очень добродетелен, любил бога от всего сердца, без
лукавства, был милостив, ко святым церквам прилежен, чтил много еписко-
пов как начальников и пастырей, любил и чтил и весь священнический и мо-
нашеский чин; был незлобив и легко прощал согрешающих пред ним. О князе
Глебе Васильевиче ростовском говорится, что он пищи и питья не щадил и
подавал требующим, много церквей построил и украсил иконами и книгами,
священнический и монашеский чин очень почитал, ко всем был любовен и ми-
лостив, гордости ненавидел и отвращался от нее как от змия; когда умер,
то немалую жалость и плач оставил по себе всем знающим его. Об одежде
княжеской мы уже могли составить понятие при исчислении вещей, оставав-
шихся после князей московских; в летописи при описании бегства князя Ва-
силия Михайловича кашинского сказано, что он убежал в одном терлике и
без кивера. При описании наружности волынского князя Владимира Василько-
вича говорится, что он стриг бороду.
Изменения, происшедшие в междукняжеских отношениях должны были непре-
менно отразиться и на положении дружины. Оседлость князей в одних из-
вестных княжествах должна была повести и к оседлости дружины, которая
могла теперь приобресть важное первенствующее земское значение в качест-
ве постоянных, богатейших землевладельцев, в качестве лиц, пользующихся
наследственно
из Москвы; начиная с Иоанна Калиты, все московские князья постоянно
удерживают за собою великокняжескую Владимирскую область; князья не поз-
воляют чужим боярам покупать села в своих волостях; одни только московс-
кие бояре имеют постоянную возможность покупать села в области Влади-
мирской, как принадлежащей постоянно их князьям, и мы видим, что они
пользуются этим правом. Им выгодно, следовательно, удерживать Владимирс-
кую область и вместе главное, первенствующее значение за своими
князьями, и мы видим, как они усердно об этом стараются. Как вместе с
увеличением могущества князей московских усиливалось значение бояр их,
видно из того, что великие князья нижегородский, тверской ищут родствен-
ных союзов с ними. Несмотря на скудость источников, дошедших до нас от
описываемого времени, в них можно встретить довольно ясные указания на
усилившееся значение бояр. Уже было упомянуто в своем месте, как пересе-
ление бояр с юга в Московское княжество помогло усилению последнего, а
это самое усиление в свою очередь должно было привлекать к московским
князьям отовсюду богатых, знатных и даровитых бояр; мы видели, какую
службу отслужил Москве пришлец с юга - боярин волынский Боброк Дмитрий
Алибуртович; но он не вдруг перешел с юга в Москву, а сначала был тысяц-
ким у нижегородского князя Димитрия Константиновича. Здесь мы видим, как
известное положение дружины на Руси способствовало усилению одного кня-
жества на счет других, собранию земли Русской: вследствие единства рода
княжеского в древней Руси земля сохраняла свое единство; дружинник, пе-
реходя от одного князя к другому, не изменял чрез это нисколько ни Русс-
кой земле, ни роду княжескому, владевшему ею нераздельно. Это право сво-
бодного перехода дружинники удержали и на севере: отсюда, как скоро они
замечали невыгоду службы у слабого князя и выгоду у сильного, то свобод-
но переходили к последнему, ибо здесь не было измены прежнему князю, а
только пользование своим правом, признанным всеми князьями; так, мы ви-
дели, что великий князь Василий Дмитриевич, склонивши на свою сторону
дружину нижегородского князя, овладел беспрепятственно его княжеством.
По родословным книгам, еще с князем Даниилом Александровичем приехал
в Москву вельможа Протасий, предок знаменитых Вельяминовых; вернее, из-
вестие, что Протасий был тысяцким при Калите, после чего мы видим этот
сан наследственным и для потомков Протасия. При одинаковой оседлости
князей и бояр их в других княжествах подобные явления найдем не в одной
Москве: так, выехал из Чернигова в Тверь Борис Федорович, прозвищем По-
ловой, и был в Твери боярином; сын его также здесь боярином, внук, прав-
нук и праправнук были тысяцкими. Кроме Вельяминовых мы видели целый ряд
знатных фамилий, который продолжается от Калиты до праправнука его. Но
подле этих, так сказать, коренных московских бояр мы видим постоянно
приплыв пришельцев: приезжают служить московским князьям не только знат-
ные люди из Юго-Западной Руси и из стран чуждых, но вступают к ним в
службу князья Рюриковичи с юга и севера, Гедиминовичи из Литвы. Мы виде-
ли, к каким явлениям иногда подавал повод приезд нового знатного выход-
ца, который хотел вступить в службу к князю только при условии высокого
места; но, чтобы дать ему это место, нужно было взять его у другого ста-
ринного боярина, понизить последнего и вместе с ним целый ряд других бо-
яр, занимавших места под ним,- это называлось на тогдашнем языке заез-
дом: новый выходец заезжал старых бояр, которые обязаны были подви-
нуться, чтобы дать ему высшее место. Так, при Калите выходец с юга Роди-
он Несторович заехал боярина Акинфа с товарищами. Тогда Москва не взяла
еще явного перевеса над другими княжествами, Акинфу можно было пренеб-
речь ею, и, раздосадованный заездом, он отъехал в Тверь; но после, когда
Москва усилилась окончательно и боярские роды обжились в ней, тогда им
невыгодно стало отъезжать отсюда; они в случае заезда скорее соглашались
уступать высшее место пришельцу. Так, в княжение Донского выходец во-
лынский Боброк заехал Тимофея Васильевича Вельяминова с товарищами, и
тот уступил ему первое место; при Василии Димитриевиче литовский выхо-
дец, князь Юрий Патрикеевич, заехал также некоторых бояр, именно Конс-
тантина Шею, Ивана Дмитриевича, Володимера Даниловича, Димитрия Ва-
сильевича, Федора Кошкина-Голтяя. Относительно этого заезда дошло до нас
любопытное известие: князю Юрию Патрикеевичу князь великий место упро-
сил, когда за него дал сестру свою великую княжну Анну (по летописям,
дочь Марью). А брат был большой у князя Юрия Патрикеевича - Хованский; и
Федор Сабур на свадьбе князя Юрия Патрикеевича брата большого посел Хо-
ванского (занял высшее место). И Хованский молвил Сабуру: "Посядь брата
моего меньшего, князя Юрия Патрикеевича". И Федор Сабур молвил Хованско-
му: "У того бог в кике, а у тебя бога в кике нет" - да сел Хованского
выше. "У того бог в кике" значит: у того счастье, судьба в кичке; кичка
вместо: женщина, жена; князь Юрий получил высшее место по жене.
До нас дошла также любопытная местная грамота нижегородского великого
князя Димитрия Константиновича: "Князь великий Дмитрий Константинович
Нижнего Новгорода и городецкой и курмышской. Пожаловал есми бояр своих и
князей, дал им местную грамоту по их челобитью и по печалованию архи-
мандрита нижегородского печерского отца своего духовного Ионы и по бла-
