Пуреша напал с половцами на Пургаса, избил всю его мордву и русь, и сам
Пургас едва успел спастись бегством. Под 1232 годом летописец говорит о
походе на мордву сына великокняжеского Всеволода с князьями рязанскими и
муромскими: русские пожгли неприятельские села и перебили мордвы много.
С болгарами после трехлетнего мира в 1224 году началась опять вражда; в
чем она обнаружилась, неизвестно; известно только то, что в 1230 г. бол-
гары опять поклонились великому князю Юрию и заключили мир, разменявшись
пленными и заложниками. На северо-западе новгородцы боролись с немцами и
литвою. Мы видели, что изгнанники новгородские, Борис Негочевич и дру-
гие, будучи принуждены выехать из Пскова, удалились к немцам в Оденпе,
разумеется, не на добро своей родине; там же, у немцев, жил изгнанный
князь Ярослав, сын известного уже нам Владимира псковского. В 1233 г.
эти изгнанники - Ярослав и новгородцы вместе с немцами ворвались нечаян-
но в русские владения и захватили Изборск; но псковичи отняли назад у
них этот город. В том же году немцы опять показались в новгородских вла-
дениях; князя Ярослава не было в то время в Новгороде; но скоро он при-
шел с сильными полками переяславскими, чтоб отомстить немцам за обиды.
Время было удобное действовать против немцев: Новгород и Псков в соеди-
нении под одним князем, а между тем Ливония лишилась своего великого
Альберта, умершего в 1229 году. Магистр Ордена Волквин, которому тяжка
была зависимость от Альберта, решился воспользоваться его смертию, чтоб
высвободить себя из-под зависимости от преемника Альбертова, которым был
назначен Николай из Магдебурга. С этою целию он решился соединить свой
орден с Немецким орденом, который процветал тогда под начальством ма-
гистра Германа фон Зальца; но Герман отклонил на этот раз предложение
Волквина, и, таким образом, орден Ливонский был пока предоставлен
собственным силам, которых вовсе не было достаточно для отпора русским,
если б только последние могли сообщить постоянство своим движениям. В
1234 году князь Ярослав со своими полками и новгородскими выступил на
немцев под Юрьев и стал недалеко от города, отпустив людей своих воевать
окрестную страну для сбора съестных припасов, что называлось тогда "вое-
вать в зажитие". Немцы сделали вылазку из Юрьева, другие из Оденпе, но
русские побили их; несколько лучших немцев пало в битве, но больше по-
гибло их в реке, когда под ними обломился лед; русские, воспользовавшись
победою, опустошили их землю, истребили хлеб; тогда немцы поклонились
князю, и Ярослав заключил с ними мир на всей своей правде. Последние
слова могут вести к тому заключению, что тут-то Ярослав выговорил дань с
Юрьева для себя и для всех преемников своих, ту знаменитую дань, которая
после послужила Иоанну IV поводом лишить Ливонию независимости. Этот по-
ход Ярослава был, вероятно, одною из главных причин, почему Волквин во-
зобновил старание о соединении обоих орденов в один. В 1235 году Герман
фон Зальц, чтоб разузнать состояние дел в Ливонии, отправил туда Еренф-
рида фон Неуенбурга, командора Альтенбургского, и Арнольда фон Неуендор-
фа, командора Негельстандского. Они возвратились и привели с собою троих
депутатов от ливонских рыцарей. Лудвиг фон Оттинген, наместник великого
магистра в Пруссии, собрал капитул в Марбурге, где ливонские рыцари обс-
тоятельно были допрашиваемы об их правилах, образе жизни, владениях и
притязаниях; потом спрошены были командоры, посыланные в Ливонию. Еренф-
рид фон Неуенбург представил поведение рыцарей Меча вовсе не в привлека-
тельном свете, описал их людьми упрямыми и крамольными, не любящими под-
чиняться правилам своего ордена, ищущими прежде всего личной корысти, а
не общего блага. "А эти, - прибавил он, указывая пальцем на присутствую-
щих рыцарей ливонских, - да еще четверо мне известных хуже всех там".
Арнольд фон Неуендорф подтвердил слова своего товарища, после чего неу-
дивительно было, что когда стали собирать голоса - принимать ли Меченос-
цев в соединение, то сначала воцарилось всеобщее молчание, а потом еди-
ногласно решили дожидаться прибытия великого магистра. Но медлить скоро
нельзя стало более: в 1236 году магистр Волквин сделал опустошительный
набег на литву, но скоро был окружен многочисленными толпами врагов и
погиб со всем своим войском; псковский отряд из 200 человек сопровождал
магистра в этом несчастном походе: из десяти один возвратился домой.
Тогда остальные Меченосцы отправили посла в Рим представить папе беспо-
мощное состояние ордена, церкви ливонской, и настоятельно просить о сое-
динении их с орденом Тевтонским.
Папа Григорий IX признал необходимость этого соединения, и оно вос-
последовало в 1237 году: первым провинциальным магистром ливонским был
назначен Герман Балк, известный уже своими подвигами в Пруссии.
Литва по-прежнему продолжала свои набеги: в 1229 году она опустошила
страну по озеру Селигеру и реке Поле, в нынешнем Демьянском уезде Новго-
родской губернии; новгородцы погнались за ними, настигли, били и отняли
весь полон. В 1234 году литовцы явились внезапно перед Русою и захватили
посад до самого торгу; но жители и засада (гарнизон) успели вооружиться:
огнищане и гридьба, купцы и гости ударили на литву, выгнали ее из посада
и продолжали бой на поле; литовцы отступили. Князь Ярослав, узнавши об
этом, двинулся на врагов с конницею и пехотою, которая ехала в насадах
по реке Ловати; но у Муравьина князь должен был отпустить пехоту назад,
потому что у ней недостало хлеба, а сам продолжал путь с одною конницею;
в Торопецкой волости на Дубровне встретил он литовцев и разбил их; по-
бежденные потеряли 300 лошадей, весь товар и побежали в лес, побросавши
оружие, щиты, совни, а некоторые тут и костью пали; новгородцы потеряли
10 человек убитыми.
Из событий в других княжествах летопись упоминает об усобице в Смо-
ленске: по смерти Мстислава Давыдовича (1230 г.) стол этот по родовым
счетам должен был перейти в третье поколение Ростиславичей, именно дос-
таться внуку Романову, Святославу Мстиславичу; но смольняне почему-то не
хотели иметь его своим князем; тогда Святослав в 1232 г. с помощью поло-
чан взял Смоленск на щит, перебил его жителей, себе враждебных, и сел на
столе.
Подвиги Мстислава торопецкого не принесли никакой существенной пользы
для Южной Руси; но по смерти Мстислава судьба дала ей другого князя, ко-
торого характер вполне был способен доставить ей прочную и великую бу-
дущность, если только будущность Южной Руси могла зависеть от личности
одного князя; этот князь был молодой Даниил, сын Романа Великого. С
блестящим мужеством, славолюбием, наследственным в племени Изяславовом,
Даниил соединял способность к обширным государственным замыслам и к го-
сударственной распорядительности; с твердостью, уменьем неуклонно стре-
миться к раз предположенной цели он соединял мягкость в поведении, раз-
борчивость в средствах, в чем походил на прадеда своего, Изяслава, и
резко отличался от отца своего, Романа. Начиная рассказ о подвигах Дани-
иловых, летописец имел полное право сказать: "Начнем рассказывать о бес-
численных ратях, великих трудах, частых войнах, многих крамолах, частых
восстаниях, многих мятежах"; имел полное право сказать, что сыновьям Ро-
мановым измлада не было покоя. По смерти Мстислава они остались окружен-
ные со всех сторон врагами: в Галиче королевич венгерский и неприязнен-
ные бояре; в Пинске князь Ростислав, злобившийся на Даниила за отнятие
Чарторыйска и плен сыновей; в Киеве Владимир Рюрикович, наследовавший
вражду отца своего к Роману Великому и сыновьям последнего; князья чер-
ниговские не хотели также забыть притязания племени своего на Галич и
злой обиды, полученной там. Тщетно митрополит Кирилл, которого мы уже в
третий раз застаем в святом деле миротворства и которого летописец вели-
чает преблаженным и святым, старался отвратить усобицу: Ростислав пинс-
кий не переставал клеветать на Даниила и подвигать других князей, и вот
Владимир киевский собрал войско. "Отец Даниилов постриг отца моего", -
говорил он, и была у него в сердце боязнь великая, прибавляет летописец;
значит, Владимир боялся, что молодой Даниил пойдет по следам отца своего
и плохо придется от него соседям. Владимир посадил и половецкого хана
Котяна на коня, всех половцев и вместе с Михаилом черниговским осадил
Каменец; в рати осаждающих были: куряны (жители Курска), пиняне, новго-
родцы (северские), туровцы. Даниил видел, что нельзя ему противиться та-
кой рати, тем более что в Галиче королевич и главный советник его, боя-
рин Судислав, были в союзе с киевским князем: он начал мирные перегово-
ры, чтоб выиграть время и разделить союзников, что и удалось ему относи-
тельно половецкого хана Котяна. "Батюшка! - послал сказать Даниил полов-
чину, - расстрой эту войну, прими меня в любовь к себе". Котян отделился
от союзников, опустошил Галицкую землю и ушел назад к себе в степи; ос-
тальные союзники, не успевши взять Каменец, также отступили в свои вла-
дения. А между тем Даниил спешил в Польшу за помощью и, получивши ее,
предпринял со своей стороны наступательное движение, пошел к Киеву; но
на дороге встретили его послы от киевского и черниговского князей и зак-
лючили мир.
В следующем 1229 году успех ждал Даниила на другой стороне, в Галиче:
когда он был в Угровске, то преданные ему галичане прислали сказать ему:
"Ступай скорее к нам: Судислав ушел в Понизье, а королевич один остался
в Галиче". Даниил немедленно с небольшою дружиною пошел к этому городу,
а тысяцкого своего Дамьяна послал на Судислава; на третьи сутки в ночь
подошел Даниил к Галичу, где успел уже затвориться Судислав, ускользнув-
ший от Дамьяна; волынцам удалось только захватить его двор подле Галича,
где они нашли много вина, овощей, корму всякого, копий, стрел. Даниил
стоял против города, на другом берегу Днестра; галичане и венгры выезжа-
ли и бились на льду; но к вечеру лед поднялся, река наводнилась, и враж-
дебный Даниилу боярин Семьюнко (которого летописец сравнивает с лисицею
по красноте лица) зажег мост. В это время явился к Даниилу Дамьян со
многими галицкими боярами, принявшими сторону сына Романова, у которого
таким образом набралась многочисленная рать. Даниил очень обрадовался
ей, жалел только, что мост зажжен и не по чему перейти Днестр; но когда
поехал он посмотреть на место, то увидал, что конец моста погас и переп-
рава возможна; радость была большая, и на другой же день все войско пе-
решло Днестр и обступило Галич с четырех сторон; осажденные не могли
держаться долее и сдали город, причем королевич достался в плен Даниилу;
но тот вспомнил прежнюю любовь к себе отца его Андрея и отпустил его к
последнему; из бояр галицких с королевичем пошел только один Судислав, в
которого народ бросал камнями, крича: "Вон из города, мятежник земский!"
Но Судислав спешил отомстить народу новым мятежом: приехавши в Венгрию,
он не переставал твердить королю и королевичу: "Ступайте на Галич,
возьмите землю Русскую; если же не пойдете, то они укрепятся на вас".
Андрей послушался, собрал большое войско и объявил поход. "Не останется
в Галиче камень на камне, - говорил он, - никто уже теперь не избавит
его от моей руки". Но как скоро вступил он в Карпаты, то полили сильные
дожди, лошади тонули, люди едва могли спастись на высоких местах. Нес-
мотря на то, король шел дальше и осадил Галич, для защиты которого Дани-
ил оставил известного нам тысяцкого Дамьяна. Этот воевода не испугался
высокомерного вызова королевского и не сдал города; Андрею же нельзя бы-
ло долее оставаться под Галичем, потому что в войсках его открылась
страшная болезнь: кожа падала у венгров с ног, как обувь. Король снял
осаду; галичане напали на отсталых, и много перебили, и побрали в плен,
