сальная неделя. Русалки вовсе не суть речные или какие бы то ни было
нимфы; имя их не происходит от русла, но от русый (светлый, ясный), ру-
салки суть не иное что как души умерших, выходящие весною насладиться
оживленною природою. Народ теперь верит, что русалки суть души младен-
цев, умерших без крещения, но когда все славяне умирали без крещения, то
души их всех должны были становиться русалками? Русалки появляются с
Страстного четверга (когда в старину, по Стоглаву, порану солому палили
и кликали мертвых) , как только покроются луга весеннею водою, распус-
тятся вербы. Если они и представляются прекрасными, то всегда, однако,
носят на себе отпечаток безжизненности, бледности. Огни, выходящие из
могил, суть огни русалок, они бегают по полям приговаривая: "Бух! бух!
соломенный дух. Мене мати породила, некрещену положила". Русалки до Тро-
ицына дня живут в водах, на берега выходят только поиграть. У всех язы-
ческих народов путь водный считался проводником в подземное царство и из
него назад, поэтому и русалки являются из воды, живут сперва в реках и
показываются при колодцах. С Троицына дня до Петрова поста русалки живут
на земле, в лесах, на деревьях - любимом пребывании душ по смерти. Ру-
сальные игры суть игры в честь мертвых, на что указывает переряживание,
маски - обряд, который не у одних славян был необходим при празднике те-
ням умерших; человеку свойственно представлять себе мертвеца чем-то
страшным, безобразным, свойственно думать, что особенно души злых людей
превращаются в страшные безобразные существа для того, чтобы пугать и
делать зло живым. Отсюда естественный переход к верованию в переселение
душ и в оборотней; если душа по смерти может принимать различные образы,
то силою чародейства она может на время оставлять тело и принимать ту
или другую форму. Есть известие, что у чехов на перекрестках совершались
игрища в честь мертвых с переряжанием. Это известие объясняется обычаем
наших восточных славян, которые, по летописи, ставили сосуды с прахом
мертвецов на распутиях, перекрестках; отсюда до сих пор в народе суевер-
ный страх перед перекрестками, мнение, что здесь собирается нечистая си-
ла.
У русских славян главным праздником русалок был Семик, велик день ру-
салок; в это время, при конце весны, совершались проводы последних. Ко-
нец русальной недели, Троицын день, был окончательным праздником руса-
лок, в этот день русалки уже падают с деревьев, перестает для них пора
весенних наслаждений. В первый понедельник Петрова поста бывало в неко-
торых местах игрище - провожанье русалок в могилы. В тесной связи с ру-
салками находятся водяные дедушки, лешие, кикиморы и проч. Мертвецы были
известны еще под именем навья и представлялись в виде существ малорос-
лых, карликов (людки).
Вот главные первоначальные черты верований восточных славян. С тече-
нием времени эти первоначальные черты могли искажаться: одно и то же бо-
жество у различных племен носило разные названия; после, при сближении
племен, различные названия могли явиться уже различными божествами. Фан-
тазия стремится олицетворять и обожать явления природы, которые первона-
чально являются произведением главной силы; естественно, олицетворялись
весна и зима, жизнь и смерть природы, - одна под образом прекрасной де-
вы, другая - безобразной старухи и т. п. Стихийные божества первона-
чально не имеют пола и потому после легко меняют его; солнце могло быть
легко и мужеского и женского пола, мужем и женою месяца, так было не у
одних славян. Но главными исказителями первоначальной религии народа яв-
ляются всегда и везде жрецы и художники; вот почему у наших восточных
славян, у которых не было класса жрецов и не был распространен обычай
изображать божества в кумирах, религия сохранилась в гораздо большей
простоте, чем у западных славян, у которых городская жизнь и сильное
чуждое влияние повели и к образованию жреческого класса, и к распростра-
нению храмов и кумиров. Летописи молчат о существовании храмов и жрецов
у наших восточных славян; нельзя предположить, что, если б храмы сущест-
вовали, то летописцы умолчали б о их разрушении или превращении в церкви
при рассказе о введении христианства и ниспровержении идолов. Летописи
молчат также и о жрецах; князь ставит идолов, князь приносит жертвы,
толпа требует человеческой крови для богов, о жрецах ни слова; князь пе-
ременяет веру, все люди делают то же, и жрецы не только не противятся,
но о них нет даже и помину. Эта неразвитость общественного богослужения,
отсутствие храмов и жрецов не должны нисколько поражать нас - все это
необходимо при том быте, в котором жили славяне, в каждом роде старший
был вместе и жрецом, он приносил жертвы, он гадал о будущем.
Но если не было храмов, то где же и как приносились жертвы старшинами
родов? Природными жертвенниками, алтарями для младенчествующих народов
служили горы, скалы, камни огромной величины. Наша природа скупа на воз-
вышенности и камни, зато щедра на естественные капища (шатры, навесы) -
многоветвистые деревья: под ними-то преимущественно совершались религи-
озные обряды, приносились жертвы; дерево (по преимуществу дуб), выбран-
ное для этого, освящалось и становилось само предметом благоговейного
уважения, как местопребывание богов, куда они стекались для принятия
жертв. Обычай приносить жертвы под деревьями мог произойти и от того,
что первоначально жертва назначалась для душ умерших, а души умерших, по
всеобщему верованию, обитали в лесах, на деревьях, преимущественно на
дубах. Кроме деревьев, жертвы приносились также у воды. Славяне смотрели
на жертву именно как на трапезу, поставляемую богам; и по введении хрис-
тианства жертвы продолжались по-старому, в домашнем кругу, предлагались
душам усопших родичей и рожаницам, и опять в смысле трапезы, покорма.
Есть известие, что у русских славян были также в обычае человеческие
жертвы, которые у народов были большею частию умилостивительные: при ка-
ких-нибудь общественных бедствиях думали, что божество гневается за
чьи-нибудь грехи, и потому искали преступника, которого и приносили в
умилостивительную жертву; потом приносили обыкновенно в жертву богам
пленников по господствовавшему мнению, что побежденный есть грешник,
разгневавший божество.
Если у восточных славян не было жреческого класса, зато были волхвы,
гадатели, кудесники, ведуны, ведьмы. О волхвах славянских мы знаем очень
мало, но нет сомнения, что они имеют тесную связь с волхвами финскими по
близкому соседству и союзничеству этих двух народов, тем более, что пос-
ле, по принятии христианства, волхвы преимущественно являются на финском
севере и оттуда мутят славянское народонаселение. Финское племя искони
отличалось наклонностию к волшебству, искони славилось им: у финнов пре-
имущественно было развито учение о злых божествах, о злых духах и о со-
общении с ними.
История застает финское племя на крайнем севере; очень вероятно, что
Геродотовы андрофаги, меланхлены и фиссагеты принадлежали к этому племе-
ни. Немецкое название чудского племени - финны впервые встречаем у Таци-
та; Птолемей упоминает также о финнах; у Иорнанда в искаженных именах
народов, покоренных готским королем Германарихом, можно узнать чудь,
весь, мерю, мордву, черемису, и, быть может, даже пермь. Начальный лето-
писец русский знает следующие финские народы, жившие в его время в полу-
нощных странах и платившие дань Руси: чудь, меря, весь, мурома, чере-
мись, мордва, пермь, печора, ямь. Общеплеменное название финны есть наз-
вание немецкое, чудь - славянское, суомалайн - своенародное. Финн на не-
мецком языке означает жителя болотной, влажной низменности; то же озна-
чают и финские названия разных племен, например емь или ям (Ham) значит
мокрый, водяной, весь объясняется из финского Vesi - вода. И теперь
финские имена местностей встречаются преимущественно на болотистых
пространствах. Наш летописец указывает нам финские племена преимущест-
венно около озер; в половине IX века южные границы финского племени с
славянским можно положить в области Москвы-реки, где финны должны были
сталкиваться с славянским племенем вятичей, селения последних мы имеем
право продолжить до реки Лопасни, потому что, как видно, все вятичи при-
надлежали к Черниговскому княжеству, а город Лопасня был пограничным го-
родом этого княжества с Суздальским. Селения вятичей должны были уже
соприкасаться с селениями финских племен, потому что в Бронницком уезде
Московской губернии находим реку Мерскую или Нерскую, которая именем
своим ясно показывает, что протекала чрез старинную землю мери.
Если не самые древние, то по крайней мере одни из древнейших обитате-
лей Русской государственной области, финны имели незавидную участь: с
трех сторон теснили их народы славянского, германского и турецкого пле-
мени; мы видим, как у нас финны постоянно уступают пред славянами, под-
чиняются влиянию их народности, приравниваются к ним; причину такого яв-
ления из внешних обстоятельств объяснить нетрудно. Сначала мы видим, что
племена славянские и финские живут на равной ноге; финны вместе с славя-
нами призывают князей - нарядников, но старший и скоро единственный
князь утверждает свой стол среди племени славянского; потом мы видим
движение князей к югу, по великому водному пути до самого Черного моря;
стол княжеский утверждается в Киеве, основы нового государства полагают-
ся преимущественно к югу от Новгорода, по обеим сторонам Днепра, но жи-
вущее здесь народонаселение принадлежит сплошь к племени славянскому.
Славянские племена соединяются под одною властию, чрез это единство при-
обретают силу материальную, а потом и начатки образованности христианс-
кой, и таким образом получают над финскими племенами материальное и ду-
ховное преимущество, пред которым те и должны были преклониться. Можно
сказать только одно, что славянское племя воспиталось при более благоп-
риятных природных обстоятельствах и, уже окрепнув на юго-западе, явилось
среди финнов на северо-востоке. По нашему летописцу видно, что финны
имели города, подобно славянам, подобно последним терпели от родовых
усобиц по изгнании варягов, вследствие чего вместе с ними и призвали
князей; в скандинавских преданиях финны являются искусными кузнецами,
финские мечи славятся на севере. От этих оседлых промышленных финнов,
соседивших с славянами и союзных с ними, должно отличать северных их
соплеменников, лапонцев, которых, как видно, суровая природа остановила
на низшей ступени человеческого развития, и теперь в характере собствен-
ных финнов и лапонцев замечается такое же различие, как между мужеством
и детством. Бесспорно, последних разумеет Тацит, когда описывает образ
жизни финнов, когда говорит об их изумительной дикости, гнусной скудос-
ти: нет у них ни оружия, ни лошадей, ни домов; пища у них - трава, одеж-
да - кожи, ложе - земля; вся надежда их в стрелах, которые по недостатку
железа заостриваются костями; охота питает мужей и жен. Детям нет друго-
го убежища от зверей и непогоды, кроме шатров, кое-как сплетенных из
древесных ветвей - сюда возвращаются с охоты молодые, здесь отдыхают
старики. Но вести такой образ жизни, продолжает Тацит, они считают бла-
женнее, чем трудиться на поле, строить дома, с надеждою и страхом смот-
реть на свои и чужие имущества. Безопасные от людей, безопасные от бо-
гов, они достигли самого трудного - отсутствия желаний. Здесь нельзя не
обратить внимания на слова Тацита о том, что финны считают себя блажен-
ными и достигли самого трудного - отсутствия желаний; эти слова объясня-
ют нам происхождение сказки о блаженных гипербореях: мыслители древних
образованных народов, утомившись волнениями жизни, проистекавшими от ни-
чем неудовлетворимых страстей человека-язычника, любили с завистью оста-
