и потому последнее имело всегда возможность обнаруживать свое влияние
над первым; в случае опасности сельское народонаселение могло находить
защиту в городе, необходимо примыкало к последнему и поэтому уже самому
не могло сохранить равного с ним положения. На такое отношение городов к
окружному народонаселению находим указание в летописи: так говорится,
что род основателей Киева держал княженье среди полян. Но, с другой сто-
роны, мы не можем предполагать большой точности, определенности в этих
отношениях, ибо и после, в историческое время, как увидим, отношение
пригородов к старшему городу не отличалось определенностию, и потому,
говоря о подчинении сел городам, о связи родов между собою, зависимости
их от одного центра, мы должны строго различать эту подчиненность,
связь, зависимость в дорюриковское время от подчиненности, связи и зави-
симости, начавших утверждаться мало-помалу после призвания князей ва-
ряжских; если сельчане считали себя младшими относительно горожан, то
легко понять, в какой степени признавали они себя зависимыми от послед-
них, какое значение имел для них старшина городской. Городов, как видно,
было немного: знаем, что славяне любили жить рассеянно, по родам, кото-
рым леса и болота служили вместо городов; на всем пути из Новгорода до
Киева, по течению большой реки, Олег нашел только два города - Смоленск
и Любеч; у древлян упоминаются города, кроме Коростеня; на юге должно
было находиться больше городов, здесь более было нужды в защите от на-
шествия диких орд, да и потому, что место было открытее; у тиверцев и
угличей были города, сохранившиеся и во времена летописца; в средней по-
лосе - у дреговичей, радимичей, вятичей - не встречается упоминовения о
городах.
Кроме преимуществ, которые город (т. е. огороженное место, в стенах
которого живет один многочисленный или несколько отдельных родов) мог
иметь над окружным рассеянным народонаселением, могло, разумеется, слу-
чаться, что один род, сильнейший материальными средствами, получал преи-
мущество перед другими родами, что князь, начальник одного рода, по сво-
им личным качествам получал верх над князьями других родов. Так, у южных
славян, о которых византийцы говорят, что у них много князьков и нет
единого государя, иногда являются князья, которые по своим личным досто-
инствам выдаются вперед, как например знаменитый Лавритас. Так и у нас в
известном рассказе об Ольгиной мести, у древлян сначала на первом плане
является князь Мал, но заметим, что здесь нельзя еще принимать Мала неп-
ременно князем всей Древлянской земли, можно принимать, что он был князь
коростенский только; что в убиении Игоря участвовали одни коростенцы под
преимущественным влиянием Мала, остальные же древляне приняли их сторону
после по ясному единству выгод, на это прямо указывает предание: "Ольга
же устремися с сыном своим на Искоростень город, яко те бяху убили мужа
ея". Малу, как главному зачинщику, присудили и жениться на Ольге; на су-
ществование других князей, других державцев земли, указывает предание в
словах послов древлянских: "Наши князи добри суть, иже распасли суть Де-
ревьску землю", об этом свидетельствует и молчание, которое хранит лето-
пись относительно Мала во все продолжение борьбы с Ольгою. Родовой быт
условливал общую, нераздельную собственность, и, наоборот, общность, не-
раздельность собственности служила самою крепкою связью для членов рода,
выделение условливало необходимо и расторжение родовой связи. Известная
уже чешская песня говорит: "когда умрет родоначальник, то все дети сооб-
ща владеют оставшимся имением, выбравши себе владыку из рода". Общее
владение родовою собственностию необходимо заставляло родичей восстанов-
лять значение отца, выбрать кого-нибудь из себя в отца место, а выбор
кого-нибудь вместо отца, следовательно, возобновление прежних отношений,
как они были при жизни отца, условливало необходимо и общее, нераз-
дельное владение. Должно заметить, что родовую связь и общую, нераз-
дельную собственность поддерживала простота быта, малочисленность нужд,
легко удовлетворяемых общими первоначальными занятиями родичей.
Что касается нравов и обычаев славян языческих, то они условливаются
преимущественно тогдашним народным бытом их. Сличив известия современни-
ков-чужеземцев, мы находим, что вообще славяне своею нравственностию
производили на них выгодное впечатление: простота нравов славянских на-
ходилась в противоположности с испорченными нравами тогдашних образован-
ных или полуобразованных народов. Так, встречаем отзывы, что злые и лу-
кавые попадаются очень редко между славянами. Доброта не исключала,
впрочем, свирепости и жестокости в известных случаях; те же писатели,
которые хвалят доброту славян, рассказывают ужасы об обхождении их с
пленными, с проповедниками христианства; здесь же следует удивляться
противоречию свидетельств: так часто бывает у людей и целых народов,
добрых по природе, но предоставленных влечениям одной только природы.
Одни писатели называют славян нелукавыми, другие - вероломными: это про-
тиворечие объясняется известием, что между славянами господствовали пос-
тоянно различные мнения; ни в чем они не были между собою согласны, если
одни в чем-нибудь согласятся, то другие тотчас же нарушают их решение,
потому что все питают друг к другу вражду и ни один не хочет повино-
ваться другому. Такое поведение проистекало, естественно, из разрознен-
ности, особности быта по родам, из отсутствия сознания об общем интересе
вне родового.
Все писатели единогласно превозносят гостеприимство славян, их ласко-
вость к иностранцам, которых усердно провожали из одного места в другое,
и если случится, что странник потерпит какую-нибудь беду по нерадению
своего хозяина, то сосед последнего вооружается против него, почитая
священным долгом отомстить за странника; о северо-западных славянах
рассказывают, что у них считалось позволенным украсть для угощения. Гос-
теприимство есть черта, принадлежащая не одним славянам: у греков нару-
шить долг гостеприимства, значило оскорбить высшее божество - Зевеса; и
теперь путешественники удивляются гостеприимству дикарей Северной Амери-
ки. Чем затруднительнее странствование, чем с большими опасностями соп-
ряжено оно, тем сильнее чувствует в себе народ обязанность гостепри-
имства; особенно должны были чувствовать эту обязанность славяне - на-
род, более других подвергавшийся враждебным столкновениям и с своими, и
с чужими, нападениям и изгнанию. Но, кроме сострадания, гостеприимство
имело еще и другие причины: для народа, живущего в простоте нравов, чу-
жестранец, странник был явлением важным, любопытным; сколько наслаждений
мог он доставить рассказом о своих похождениях! С другой стороны, чело-
век много странствовавший, следовательно, много видевший, много знающий,
всегда и везде пользовался большим уважением, являлся существом необык-
новенным, героем, потому что дерзал преодолевать страшные препятствия,
соединенные тогда с путешествием, - удача в этом преодолении была знаком
особенной милости богов; бояться одинокого странника было нечего, нау-
читься от него можно было многому, оскорбить любимца богов было страшно.
Сюда должно присоединить и религиозные понятия: каждое жилище, очаг каж-
дого дома был местопребыванием домашнего божества; странник, входивший в
дом, отдавался под покровительство этого божества; оскорбить странника
значило оскорбить божество. Наконец, странник, хорошо принятый и угощен-
ный, повсюду разносил добрую славу о человеке и роде гостеприимном. Сла-
вянин считал позволенным украсть для угощения странника, потому что этим
угощением он возвышал славу целого рода, целого селения, которое потому
и снисходительно смотрело на кражу: это было угощение на счет целого ро-
да.
Писатели хвалят обхождение славян с пленными, которым оставлена
жизнь; говорят, что у славян пленные не рабствовали целый век, как у
других народов, но что назначен был известный срок, по прошествии кото-
рого они были вольны или возвратиться к своим, давши окуп, или остаться
жить между славянами в качестве людей вольных и друзей. Здесь должно за-
метить, что желание иметь рабов и удерживать их как можно долее в этом
состоянии бывает сильно, во-первых, у народов, у которых хозяйственные и
общественные отправления сложны, роскошь развита; во-вторых, рабы нужны
народам, хотя и диким, но воинственным, которые считают занятие войною и
ее подобием, охотою за зверями единственно приличными для свободного че-
ловека, а все хлопоты домашние слагают на женщин и рабов; наконец, как
ко всякому явлению, так и к явлению рабства посреди себя народ должен
привыкнуть, для этого народ должен быть или образован и приобретать ра-
бов посредством купли, или воинственен и приобретать их как добычу, или
должен быть завоевателем в стране, которой прежние жители обратились в
рабов. Но славяне жили под самыми простыми формами быта, быта родового,
их хозяйственные отправления были нетрудны и несложны, в одежде, в жили-
щах господствовало отсутствие всякой роскоши; при всем этом и при посто-
янной борьбе с своими и с чужими, при постоянной готовности покинуть
свое местопребывание и спасаться от врага рабы могли только затруднять
славянское семейство, а потому и не имели большой ценности. Потом из-
вестно, что воинственность не была господствующею чертою славянского на-
родного характера и что славяне вовсе не гнушались земледельческими за-
нятиями. У народа, в простоте родового быта живущего, раб не имеет слиш-
ком большого различия от членов семьи, он бывает также младшим членом
ее, малым, юным; степень его повиновения и обязанностей ко главе семьи
одинакова со степенью повиновения и обязанностей младших членов к родо-
начальнику.
Мы заметили, что на иностранных писателей нравы славян производили
благоприятное впечатление, они отзываются о них с похвалою; вовсе не так
снисходителен к древним славянским нравам и обычаям наш начальный лето-
писец, духовный христианский, который потому с омерзением смотрел на
все, что напоминало о древнем язычестве. Исключая полян, имевших обычаи
кроткие и тихие, стыдливых перед снохами и сестрами, матерями и отцами,
свекровями и деверями, имевших брачный обычай, нравы остальных племен у
него описаны черными красками: древляне жили по-скотски, убивали друг
друга, ели все нечистое, и брака у них не было, а похищение девиц. Ради-
мичи, вятичи и северяне имели одинакий обычай: жили в лесу, как звери,
ели все нечистое, срамословили перед отцами и перед снохами, браков у
них не было, но игрища между селами, где молодые люди, сговорившись с
девицами, похищали их; держали по две и по три жены. Если кто умрет,
творили над ним тризну, сожигали труп и, собравши кости, складывали в
малый сосуд, который ставили на столпе, на распутии.
При этом описании нельзя не заметить, что летописец, верный понятиям
своего времени, преимущественно обращает внимание на семейные нравы и
обычаи племен, в них полагает различие между последними. Основа семьи,
узел ее - это брак, отсюда понятно, как важно было различие во взгляде
на это явление у разных племен, это-то различие в обычае брака летописец
и приводит как основное нравственное различие между племенами. У некото-
рых племен, по его свидетельству, брака не было, жен себе похищали, сле-
довательно, под выражением "не имели брака" мы должны разуметь только
то, что они не совершали брака, как должно, по мнению летописца, т. е. с
согласия родственников невесты, как было у полян. Здесь представляется
вопрос: при каких обстоятельствах могло иметь место похищение девиц в
родовом быту? Если род, разветвляясь, сохранял единство, все члены его
жили вместе, повинуясь одному старшине, то позволялось ли им вступать в
