Деникина и Колчака остановились, чтоб облегчить православным защиту
революции. Но едва гражданская война стала спадать -- снова взялись за
церковь, и вот [прокатилось] по трибуналам, и в 1920 г. ударили и по
Троицко-Сергиевской лавре, добрались до мощей этого шовиниста Сергея
Радонежского, перетряхнули их в московский музей. *(54)
И был циркуляр Наркомюста (25 августа 1920 г.) о ликвидации всяких вообще
мощей, ибо именно они затрудняли нам светоносное движение к новому
справедливому обществу.
Следуя дальше за выбором Крыленки, оглядим и рассмотренное в [Верхтрибе]
(так мило сокращают они между собой, а для нас-то, букашек, как рявкнут:
встать! суд идет!)
д) [Дело "Тактического центра"] (16-20 августа 1920 г.) -- 28 подсудимых
и еще сколько-то обвиняемых заочно по недоступности.
Голосом, еще не охрипшим в начале страстной речи, весь осветленный
классовым анализом, поведывает нам верховный обвинитель, что кроме помещиков
и капиталистов "существовал и продолжает существовать еще один общественный
слой, над социальным бытием которого [давно задумываются] представители
революционного социализма. (То есть: быть ему или не быть? -- А. С.)... Этот
слой -- [так называемой интеллигенции]... В этом процессе мы будем иметь
дело с [судом истории над деятельностью русской интеллигенции]" *(55) и с
судом революции над ней.
Специальная узость нашего исследования не даёт возможности охватить,
[[как же именно]] ЗАДУМЫВАЛИСЬ представители революционного социализма над
судьбой так называемой интеллигенции и что же именно они для неё надумали?
Однако, нас утешает, что материалы эти опубликованы, всем доступны и могут
быть собраны с любой подробностью. Поэтому лишь для ясности общей обстановки
в Республике напомним мнение Председателя Совета Народных Комиссаров тех
лет, когда все эти трибунальские заседания происходят.
В письме Горькому 15 сентября 1919 г. (мы его уже цитировали) Владимир
Ильич отвечает на хлопоты Горького по поводу арестов интеллигенции (среди
них, очевидно, и часть подсудимых этого процесса) и об основной массе
тогдашней русской интеллигенции ("околокадетской") пишет: "на деле [это не
мозг нации, а говно]". *(56) В другой раз он говорит Горькому: "это её
<интеллигенции> будет вина, если мы разобьем слишком много горшков". Если
она ищет справедливости -- почему она не идет к нам?.. "Мне от интеллигенции
и попала пуля" *(57) (т. е. от Каплан.)
При таком ощущении он выражался об интеллигенции недоверчиво, враждебно:
гнило-либеральная; "благочестивая"; "разгильдяйство, столь обычное у
"образованных" людей" *(58); считал, что она всегда недомысливает, что она
[изменила рабочему делу]. (Но именно [рабочему делу] -- диктатуре рабочих --
когда она присягала?)
Эту насмешку над интеллигенцией, это презрение к ней потом уверенно
перехватили публицисты 20-х годов, и газеты 20-х годов, и быт, и наконец --
сами интеллигенты, проклявшие свое вечное недомыслие, вечную
[двойственность], вечную [беспозвоночность], и безнадежное [отставание от
эпохи].
И справедливо же! Вот рокочет под сводами Верхтриба голос Обвинительной
Власти и возвращает нас на скамью:
"Этот общественный слой... подвергся за эти годы испытанию всеобщей
переоценки". Да-да, переоценки, так часто говорилось тогда. И как же прошла
переоценка? А вот: "Русская интеллигенция, войдя в горнило Революции с
лозунгами народовластия (а всё-таки было что-то!), вышла из неё союзником
черных (даже не белых!) генералов, наемным (!) и послушным агентом
европейского империализма. Интеллигенция попрала свои знамёна (как в армии,
да?) и забросала их грязью". *(59)
Ну, как нам не надорваться в раскаянии? Ну, как нам не расцарапать грудь
когтями?..
И только потому "[нет нужды добивать] отдельных её представителей", что
"[эта социальная группа отжила свой век]".
На раскрыве ХХ столетия! Какая мощь предвидения! О, научные
революционеры! ([Добивать] однако пришлось. Еще все 20-е годы добивали и
добивали.)
С неприязнью осматриваем мы 28 лиц союзников черных генералов, наемников
европейского империализма. Особенно шибает нам в нос этот [Центр] -- тут и
Тактический Центр, тут и Национальный Центр, тут и Правый Центр (а в память
из процессов двух десятилетий лезут Центры, Центры и Центры, то инженерные,
то меньшевистские, то троцкистско-зиновьевские, то право-бухаринские, и все
разгромлены, и все разгромлены, и только потому мы с вами еще живы). Уж где
[Центр], там конечно рука империализма.
Правда, от сердца несколько отлегает, когда мы слышим далее, что судимый
сейчас Тактический Центр [не был организацией], что у него не было: 1.
устава; 2. программы; 3. членских взносов. А что же было? Вот что: они
[[встречались]]! (Мурашки по спине.) Встречаясь же, [ознакамливались с
точкой зрения друг друга]! (Ледяной холод.)
Обвинения очень тяжелые и поддержаны уликами: на 28 обвиняемых 2 (две)
улики. *(60) Это -- два письма [отсутствующих] (они за границей) деятелей:
Мякотина и Федорова. Отсутствующих, но до Октября состоявших в тех же разных
Комитетах, что и присутствующие, и это даёт нам право отождествить
отсутствующих и присутствующих. А письма вот о чём: о [расхождениях] с
Деникиным по таким маленьким вопросам, как крестьянский (нам не говорят, но
очевидно: советуют Деникину отдать землю крестьянам), еврейский (очевидно:
не возвращаться к прежним стеснениям), федеративно-национальный (уже ясно),
административного управления (демократия, а не диктатура) и другие. И какой
же вывод из улик? Очень простой: тем самым доказана переписка [и единство
присутствующих с Деникиным]! (Б-р-р... гав-гав!)
Но есть и прямые обвинения присутствующим: обмен информацией со своими
знакомыми, проживавшими на окраинах (в Киеве, например), не подвластных
центральной советской власти! То есть, допустим, раньше это была Россия, а
потом в интересах мировой революции мы тот бок уступили Германии, а люди
продолжают записочки посылать: как там, Иван Иваныч, живете?.. а мы вот
как... И М. М. Кишкин (член ЦК кадетов) даже со скамьи подсудимых нагло
оправдывается: "человек не хочет быть слепым и стремится узнать всё, что
делается всюду".
Узнать ВСЫ, что делается ВСЮДУ??.. Не хочет быть слепым?.. Так
справедливо же квалифицирует их действие обвинитель как [предательство]!
предательство [по отношению к Советской Власти]!
Но вот самые страшные их действия: в разгар гражданской войны они...
писали труды, составляли записки, проекты. Да, "знатоки государственного
права, финансовых наук, экономических отношений, судебного дела и народного
образования", они [писали труды]! (И, как легко догадаться, нисколько при
этом не опираясь на предшествующие труды Ленина, Троцкого и Бухарина...)
Проф. С. А. Котляревский -- о федеративном устройстве России, В. И.
Стемпковский -- по аграрному вопросу (и, вероятно, без коллективизации...),
В. С. Муралевич -- о народном образовании в будущей России, Н. Н.
Виноградарский -- об экономике. А (великий) биолог Н. К. Кольцов (ничего не
видавший от родины, кроме гонений и казни) разрешал этим буржуазным китам
собираться для бесед у него в институте. (Сюда же угодил и Н. Д. Кондратьев,
которого в 1931 г. окончательно засудят по ТКП.)
Обвинительное наше сердце так и прыгает из груди опережая приговор. Ну,
какую такую кару вот этим генеральским подручным? Одна им кара --
[[расстрел]]! Это не требование обвинителя -- это уже [приговор] трибунала!
(Увы, смягчили потом: концентрационный лагерь до конца гражданской войны.)
В том-то и вина подсудимых, что они не сидели по своим углам, посасывая
четвертушку хлеба, "они столковывались и сговаривались между собой, каков
должен быть государственный строй после падения советского?"
На современном научном языке это называется: они изучали альтернативную
возможность.
Грохочет голос обвинителя, но какая-то трещинка слышится нам, как будто
он глазами шнырнул по кафедре, ищет еще бумажку? цитатку? Мгновение! надо
[на цирлах] подать! из другого процесса? неважно! не эту ли, Николай
Васильич, пожайлуста:
"для нас... понятие [истязания] заключается уже в самом факте содержания
политических заключённых в тюрьме..."
Вот что! Политических держать в тюрьме -- это истязание! И это говорит
обвинитель! -- какой широчайший взгляд! Восходит новая юрисдикция! Дальше,
"...Борьба с царским правительством была их <политических> второй натурой
и [не бороться] с царизмом они [не могли]!" *(61)
Как [не могли] не изучать альтернативных возможностей?.. Может быть,
[мыслить] -- это первая натура интеллигента?
Ах, не ту цитату подсунули по неловкости! Вот конфуз!.. Но Николай
Васильевич уже в своей руладе:
"[И даже если бы] обвиняемые здесь, в Москве, не ударили пальцем о палец
-- (оно как-то похоже, что так и было...) -- всё равно: ...в такой момент
даже разговоры за чашкой чая, какой строй должен сменить падающую якобы
Советскую власть, является контрреволюционным актом... Во время гражданской
войны преступно не только действие <против советской власти>... [преступно
само бездействие]." *(62)
Ну вот теперь понятно, теперь всё понятно. Их приговорят к расстрелу --
за бездействие. За чашку чая.
Например, петроградские интеллигенты решили в случае прихода Юденича
"прежде всего озаботиться созывом демократической городской думы" (т. е.,
чтобы отстоять её от генеральской диктатуры.)
Крыленко: -- Мне хотелось бы им крикнуть: "Вы обязаны были думать прежде
всего -- [как бы лечь костьми], но не допустить Юденича!!"
А они -- не легли.
(Впрочем, и Николай Васильевич не лег.)
А еще также есть подсудимые, кто был [осведомлен]! и -- [молчал].
("Знал-не сказал" по-нашенскому.)
А вот уже не бездействие, вот уже активное преступное действие: через Л.
Н. Хрущеву, члена политического Красного Креста (тут же и она, на [скамье]),
другие [подсудимые помогали бутырским заключённым] деньгами (можно себе
представить этот поток капиталов -- на тюремный ларек!) и вещами (да еще,
гляди, шерстяными?).
Нет меры их злодеяниям! Да не будет же удержу и пролетарской каре!
Как при падающем киноаппарате, косой неразборчивой лентой проносятся
перед нами двадцать восемь дореволюционных мужских и женских лиц. Мы не
заметили их выражения! -- они напуганы? презрительны? горды?
Ведь их ответов нет! ведь их последних слов нет! -- по техническим
соображениям... Покрывая эту недостачу, обвинитель напевает нам: "Это было
сплошное самобичевание и раскаяние в совершенных ошибках. Политическая
невыдержанность и промежуточная природа интеллигенции... -- (да-да, еще вот
это: промежуточная природа!) -- ...в этом факте всецело оправдала ту
марксистскую оценку интеллигенции, которая всегда давалась ей большевиками."
*(63)
Не знаю. Может быть, самобичевались. Может быть нет. Может УЖЕ поддались
жажде сохранить жизнь во что бы то ни стало. Может ЕЩЕ сохранили старое
достоинство интеллигенции. Не знаю.
А кто эта женщина молодая промелькнула?
Это -- дочь Толстого, Александра. Спросил Крыленко: что она делала на
этих беседах? Ответила: "Ставила самовар!" -- Три года концлагеря!
Так восходило солнце нашей свободы. Таким упитанным шалуном рос наш
октябрёнок-Закон.
Мы теперь совсем не помним этого.
1. Этого птенца с твердеющим клювом своим отогревал Троцкий: "Устрашение
является могущественным средством политики, и надо быть ханжей, чтобы этого
не понимать". И Зиновьев ликовал, еще не предвидя своего конца: "Буквы ГПУ,
