- Павел, меня удивляет затянувшийся отдых кортезов. У тебя нет
новостей о Вакселе?
- Да он вовсе не бездействует! Он отводит армию назад. Дожидался
темноты для ретирады, а к утру в низинах останутся лишь стационарные
установки. Тяжелые орудия, камуфлирующие сооружения, но ни одного солдата.
План Вакселя стал мне теперь ясен. Он провоцировал своим быстрым
броском к возвышенностям немедленное раскручивание циклона. А тайный уход
из низин только что вступившей туда армии гарантировал, что наш метеоудар
принесет кортезам гораздо меньше потерь, чем мы планируем.
Хитроумный расчет Вакселя надо было опередить и потопить его армию до
того, как она выберется из низин. Я приказал Штупе:
- Запускайте бурю!
Прислонившись спиной к валуну, я обводил биноклем небо. Оно в
считанные минуты изменило вид. С востока ринулись тучи, с запада двинулся
встречный облачный фронт. Вдруг на все стороны распростерлась тьма. Ветер
вначале мчался поверху, потом опустился на землю. Встреча двух ураганов -
запущенного Штупой с востока, и западного, энергично вызванного
противником, - произошла над грядой возвышенностей. Воздушный поток
отражался встречным потоком, один облачный фронт яростно напирал на
другой. Битва ветров и туч быстро превратилась в битву огней, линия сшибки
высвечивалась молниями. Сперва они только взрезали толщи облаков, потом их
стало так много и они так непрестанно вспыхивали, что небо превратилось в
огненный купол - пылало от горизонта до горизонта. И горизонт можно было
определить как линию, за какой уже не бушует огонь. Пожар неба освещал
пока еще неподвижную землю.
Небо не только горело, но и грохотало. Как все молнии сливались в
один исполинский пожар, так и небесные электроразряды складывались в один
вселенский грохот. Небо гремело отовсюду, тяжкий гул обрушивался на землю.
Я помнил гром электробатарей нашего корпуса, когда мы прорывали главный
заслон врага при отступлении к своим. Тогда разом ударила сотня
электроорудий. Я думал, что уже никогда не услышу подобного - дрожали руки
и сгибались ноги. Но грохот противоциклонной борьбы столь же превосходил
электробатарейный гром, сколько сама электробатарея превосходит своим
тяжким гулом треск ручного резонатора. Я бросил бинокль на землю, зажал
уши руками. Надо было поскорей уходить в помещение, инстинкт гнал в
укрытие - только напряжением воли, гневным приказом самому себе я заставил
себя остаться у валуна.
А затем опустившаяся буря стала взламывать землю. Мимо валуна
проносились камни величиной с футбольный мяч. Уроненный тяжелый бинокль
вдруг взвился вверх и умчался, не падая. Ветер отрывал меня от валуна,
долго противостоять такой буре я не мог.
И когда я уже терял последние силы, ко мне подобрались метеооператор
и сам Штупа, ухватили за руки и потащили в укрытие.
- Если бы кортезы поднимались сейчас на возвышенность, их сдуло бы
как пушинки, - сказал Штупа.
- Но они не поднимаются на возвышенность, Казимир. Они бегут назад.
Не подошло ли время топить врага?
Штупа показал на обзорный экран. Хотя все небо пылало молниями, все
же в местах противоборства облаков они взрывались ярче. Огненная река
перерезала небо на две неравные половинки, она выгибалась на запад, а не
уходила на север.
- Пока не сломим атмосферного сопротивления кортезов, начинать ливень
опасно. Слишком много воды обрушим на своих.
- А пока отгоняем их противоборствующие тучи, вся армия Вакселя
покинет опасные места. Мы все же на возвышенности - нам ливень не так
опасен. Бросьте потоп вдогонку кортезам.
Штупа отдал приказ операторам и снова подошел к экрану. Огненная
линия противоборства облачных масс все дальше выгибалась на запад. Ветер с
востока пересиливал ветер с запада.
А затем разверзлись хляби небесные. Вода с тяжким гулом обрушивалась
на землю. Я подошел к выходу из командного пункта, прислушивался к шуму
воды. Грохот потопа менялся, сперва он был глухим и рычащим, земля
отвечала на низвергающуюся воду своим негодующим голосом. Потом голоса
земли затихли, звучала одна вода, бьющая по воде. И уже не гудела, а
звенела и шипела. Вода залила сушу, расширилась озерами. А еще спустя
какое-то время озера прорвали свои берега, превратились в потоки, бешеные
ручьи помчались по земле - новый могучий гул перекрыл и заглушил недавний
звон и шипенье. И скоро к общему грохоту мятущейся воды добавился еще
новый гул, самый сильный, - загремели водопады, низвергавшиеся в низины.
Ночь посерела, шло утро, но света не было, свет поглощала водная пелена. И
воздуха не было, вместо воздуха была одна вода, вода вверху, вода внизу,
вода кругом - прутья и стены воды. Возможно, надо бы назвать эту рушащуюся
сверху воду как-то по-другому, а не прутьями и стенами, но я не подберу
других слов для искусственно вызванного потопа. Не выходя наружу, я
всматривался и вслушивался в клокочущий мир. Всматриваться, впрочем, было
не во что, мир пропал, была лишь мутная, непрозрачная пелена. А сквозь
тысячеголосый грохот воды прорывались отдаленные громы молний и уханье
чего-то сбрасываемого с холмов - не то валунов, не то оставленных вне
укрытий машин.
Я соединился с Павлом.
- Ваксель знал, что ему готовим, и постарался обезопасить себя, -
доложил Прищепа. - Датчики фиксируют множество герметизированных автомашин
и амфибий. Противник преодолевает болота и потоки где вплавь, а где по
дну. Много разбитой техники. Наступление кортезов сорвано.
- Не сорвано, а отдалено, Павел. Обычной воды в облаках наготовлено
на неделю потопа, считает наш министр погоды, но энерговоды надолго не
хватит. Двое суток такого ливня - и Штупа выдохнется.
- И, по крайней мере, трое суток, пока почва достаточно просохнет,
чтобы кортезы возобновили наступление. Я информировал Пеано о событиях на
нашем участке. Он усиливает продвижение дивизий. Вряд ли Ваксель сможет
наступать до прихода к нам подмоги.
- Будем надеяться на это, - сказал я.
Ливень продолжался две ночи и два дня. Я держал на связи Забон и
Гамова. Городские власти молили прекратить наводнение - забита ливневая
канализация, улицы превращены в бушующие потоки. Гамов сердился - Ваксель
отошел на безопасное расстояние и хладнокровно поджидал, пока мы
угомонимся: надо перенести ливни и на территорию, куда он отступил. Я
посовещался со Штупой. Он не пожелал тратить страховые резервы сгущенной
воды на такую дорогостоящую операцию, как дальний переброс не
израсходованных на ливень туч.
- Я уже прекращаю контроль над тучами, - сказал он. - И они начинают
рассеиваться по своим естественным законам. Завтра, к сожалению, будет
ясный день.
Ясный день начался с ясного утра. Бледно-голубое небо, такое
прозрачное, словно его тщательно вымыли, засияло над землей. А земля была
исковеркана и залита грязью. На месте массивного валуна, защищавшего меня
во время урагана, виднелась выемка, затянутая уже подсыхающим рыжим
месивом: ливень вытащил валун из земли, в которой он покоился, наверно,
многие тысячелетия, подкатил к обрыву и сбросил. Мой бинокль тоже покоился
где-то внизу, я попросил у Штупы другой. В бинокль открывалась
однообразная картина: поваленные леса, реки, переставшие быть реками и
превратившиеся в болота. Даже показавшемуся летнему солнцу требовалось
основательно поработать, чтобы вернуть в это царство грязи хотя бы подобие
твердости. Нового наступления кортезов можно было не опасаться, по крайней
мере, неделю.
Из командного пункта выскочил метеооператор.
- Генерал, вас к правительственному пульту!
Штупа протянул мне две телеграммы. Гамов требовал, чтобы я немедля
возвратился в столицу. А вторая телеграмма - от Вудворта - разъясняла, что
нам объявил войну Нордаг. Наш северный сосед, сдержанный и в показной
дружбе, и в тайном недоброжелательстве, первый из союзников выступил
против нас открыто. Инициированный нами ураган залил не только Забон, но и
пограничные районы Нордага. Франц Путрамент, президент Нордага, обвинил
нас в метеоагрессии. Я читал и перечитывал телеграмму. Штупа что-то
спросил, я не ответил. Я ненавидел себя. Ведь я же видел на
разведывательных интеграторах Прищепы, какая масса железа перемещается
вдоль границ Нордага! Почему, нет, почему, обнаружив неладное в секторе
"Северо-восток", я так легкомысленно отнесся к грозному признаку? Вудворт
предупреждал нас с Гамовым, что на верность Нордага не положиться, Ваксель
заставил меня служить своему плану. Так ли уж трудно перехитрить неумного
противника, а разве я теперь имею право называть себя по-другому? Сам
полез в расставленную ловушку, сам полез, да еще так энергично!
В помещение быстро вошел Прищепа.
- Слушаю, Павел! - сказал я. - Какие еще несчастья?
- Нордаги большими силами опрокинули нашу пограничную оборону. Они
окружают Забон. Завтра они будут на том месте, где мы сейчас разговариваем
с тобой, Андрей. Какие отдашь приказания?
Я раздумывал, рассеянно глядя на экран. Операторы показывали
северо-восточную окраину Забона. Там уже появились чужие войска. Нордаги
не маскировались, они знали, что серьезного сопротивления не встретят. Мы
все были недопустимо, преступно легкомысленны, и я - первый среди всех!
- Немедленно водолет! - приказал я Штупе. - Временно оставляю вас
вместо себя. Будете оборонять город в окружении. Я с Прищепой лечу в Адан.
8
- В катастрофе виноват я, - сказал я на заседании Ядра. - остальные
лишь выполняли мои приказания. Я позорно позволил Вакселю перехитрить
меня.
Гамов был в состоянии ледяного неистовства - в тот день, признаваясь
в своей неудаче, я впервые увидел его таким. Тогда я не удивился, я был
слишком подавлен, чтобы чему-нибудь удивляться, но впоследствии мне часто
казалось, что оно, это состояние сдержанного исступления, еще страшней
часто овладевавшей Гамовым ярости.
- Семипалов, не преувеличивайте своих ошибок. Мы все повинны в
позорных просчетах. За них придется платить не только нам, но и нашим
противникам. Мы страшно вознаградим их за то, что они обвели нас вокруг
пальца!
Я опасался, что Гамов потребует от меня готового проекта, как
выправить положение, - в голове не было ни одной стоящей мысли. Но он без
подсказок уже придумал план действий - и такой, какими впоследствии часто
сражал противников: до того меняющий обстановку, что по одному этому
принадлежащий к непредсказуемым.
- Полковник Прищепа, - сказал он, - докладывайте.
Павел во время нашего перелета в Адан непрерывно получал донесения от
своих разведчиков. В Адане к ним добавились новые данные. Нордаги
продвигались с вызывающей быстротой. Забон уже окружен. С возвышенностей,
защищавших город, оборона сбита. Армию Вакселя и дивизии нордагов
разделяют лишь те низины, которые Штупа залил и которые пока непроходимы
для машин и для пеших. Нордаги уже захватили продовольственные склады
Забона, расположенные в ущельях вне города. В городе продовольствия хватит
недели на две, потом начнется голод. Франц Путрамент выступил по стерео.
Вот выдержка: "Мы не будем атаковать город. Мы выморим Забон, не тратя ни
одного солдата. Когда улицы этого города усеют трупы погибших от голода,
мы вступим на его проспекты с развернутыми знаменами и устроим на площадях
торжественный парад".
- Мерзавец! - пробормотал побледневший Готлиб Бар.
Гонсалес сделал пометку в своем блокноте. Не сомневаюсь, что он
