- Когда был разговор?
- Неделю назад.
- Докладывайте новости, - сказал Гамов Павлу Прищепе.
За последнюю неделю Войтюк встречался с двумя посторонними людьми.
Первая встреча - с продавцом магазина, тот доставил провизию. Вторая
встреча с Ширбаем Шаром сразу по приезде Ширбая. Встречи происходили при
других лицах, разговоров наедине не было.
- Прямых свидетельств, что Войтюк передает секретные данные, стало
быть, нет?
- Прямых нет. Косвенные абсолютны. На Западный фронт прилетел
Фердинанд Ваксель, четырехзвездный генерал, заместитель
главнокомандующего, то есть самого Амина Аментолы. И созвал командующих
армиями и корпусами. О чем совещались, пока не знаю, но практические
результаты уже известны. Кортезы поспешно усиливают свой северный фланг. В
движение пришли огромные массы войск, дороги заполнены колоннами машин и
людей. Видимо, кортезам стало известно о готовящемся здесь нашем
наступлении, и они срочно организуют защиту.
- Если так, то подозрения против Войтюка обоснованы, - задумчиво
произнес Гамов. - Семипалов, у вас такой вид, словно вы встревожены или
недовольны.
Я ответил с намеренной резкостью:
- Вы правы, Гамов: я встревожен и недоволен. Встревожен тем, что
кортезы усиливают свой северный фланг. И недоволен, что мы спровоцировали
их на это.
- Но надо же было разгадать тайные функции Войтюка, - возразил
Прищепа. - И вы сами согласились на передачу обманных сведений.
Прищепа не видел, что мы оплошали, а я уже понимал это. И даже
подобие улыбки сползло со всегда улыбчивого лица Пеано, он тоже уловил
опасность. Но Гамов был еще далек от правильного видения. Такие промахи с
ним бывали редко, но все же бывали. Я постарался довести до него реальные
возможности новых действий кортезов. Вокруг Забона оборона сильная, но не
маневренная - крепости, мелкие узлы сопротивления. Натиск трех-четырех
дивизий оборона выдержит. Но если враг бросит несколько корпусов? Он,
конечно, скоро доведается, что испугавшая его информация лжива и
наступления на севере мы не планируем. Не захочется ли ему тогда
превратить свою ошибку в успех? Не ринется ли он всей своей массой на нашу
оборону? Потерять второй центр страны - не слишком ли дорогая цена за
разоблачение шпиона?
- Семипалов, мы ведь тоже планируем наступление, - возразил Гамов. -
И если противник перебросит часть своих войск на север, то этим ослабит
оборону в центре. Шансы нашего победного наступления здесь возрастают.
Все это было верно, конечно. Крупное наступление в центре должно было
отбросить противника в глубь Ламарии, вернуть нам потерянные области и -
главное - ликвидировать тяжкие последствия измены Патины. Но каков бы ни
был этот успех, он не мог компенсировать потери Забона, а такую грозную
возможность я сейчас не мог исключить.
Даже враги не отрицали в Гамове выдающегося военного таланта. Но
сейчас он трагически ошибся. Я видел просчеты Гамова. Но не мог его
переубедить.
6
Когда конференция открылась, выяснилось, что наши союзники и понятия
не имеют, что их ожидает. До сих пор не понимаю их слепоты. Они знали, что
смена власти произошла путем переворота, а не по добровольной уступке
Маруцзяна. И видели, что Гамов отвергает прежнюю стратегию и предпочитает
свою. Но им воображалось лишь усиление старой политики, а не крутой ее
поворот. И они нажимали на прежние педали. Мы услышали громовые речи
против Кортезии. Но о реальных делах союзники и не заикались, если не
считать реальным делом запросы товаров и денег.
- Я им такое скажу, что они завертятся, - пообещал Гамов.
Вудворт угодливостью не грешил и возразил Гамову:
- Грубые действия хороши в бою, а мы с союзниками еще не воюем. Не
осложняйте пока моей работы.
Гамов не забыл советов Вудворта, когда произносил свою программную
речь. Он поблагодарил союзников за моральную поддержку в борьбе с
Кортезией - их сочувствие нас трогает и воодушевляет. И после словесных
сладостей объявил, что прекращает всякую помощь оружием, материалами и
деньгами нашим верным и благородным друзьям. Причина: бедственное
положение внутри Латании. Прежние наши правители скрывали, что
промышленность подошла к упадку, сельское хозяйство уже не способно
обеспечить население продовольствием и поражение наших войск - не
случайность военной фортуны, а жестокое следствие общего состояния. Когда
наши войска погонят врага на запад, только тогда появится возможность
помощи нашим доблестным союзникам.
Вот такая была речь у Гамова - до ошеломления ясная. И произвела она
то действие, которого он желал - потрясение. Один Лон Чудин сохранял
подобие спокойствия, даже улыбался. У президента Великого Лепиня имелся
важный бзик, все о нем знали, - он не позволял себе показывать слабость, и
это было единственной его слабостью. И он не перестал быть статуей самого
себя - взирал на всех со сцены величественно и улыбчиво.
Зато его брат кипел. Это было занятное зрелище, красочное негодование
долговязого Кира Кируна. Он пожимал плечами, разводил руками, то
ухмылялся, то кривился, то - в высшем градусе недоумения - закатывал
глаза. Воображаю, что он в это время говорил своему левому соседу,
президенту Собраны Мгобо Мардобе, темнокожему мужчине лет сорока.
Высоколобый, толстогубый, умноглазый Мардоба лишь кивал головой - похоже,
молчаливо соглашался со всем, что наговаривал взбудораженный Кирун. Это,
разъяснил мне потом Вудворт, была особенность Мардобы - он всегда
молчаливо соглашался со своими собеседниками, а если его принуждали
говорить - он старался этого избегать, - то, к удивлению, слышали от него
отнюдь не благожелательное согласие, а порой сильные и умные возражения.
Всех сильней негодовал Кнурка Девятый. После речи Гамова он обложил
Вудворта со всех сторон - куда неторопливый Вудворт ни поворачивался,
маленький хозяин Торбаша оказывался перед ним. Я проходил мимо и уловил
частицу их беседы. Король хватал волосатой ручкой за лацкан вудвортовского
пиджака и возмущенно стрекотал свистящим голоском:
- Господин министр, встаньте на минутку на наше место. Вы наш сосед,
хороший сосед, хотя, не скрою, кое-какие пограничные территории
представляются нам спорными, да, очень спорными...
- Но ведь сейчас проблема не в пограничных территориях, - пытался
прорваться в его речь Вудворт. - Мне думается, ваше величество...
- Нет, вам не думается, это мне думается, господин министр, -
пересвистывал его король Торбаша. - Ибо лишь уступая доброму чувству к
вам, нашему великолепному соседу, мы и поднялись на могущественную
Кортезию, из уважения к вам, из сочувствия к вашей борьбе и в расчете на
вашу помощь. Это же ясно, господин министр! А теперь что? Брошены на
произвол судьбы, воевать с ней один на один... А ведь это Кортезия, вы же
должны понимать!
Вудворту отказала дипломатическая выдержка.
- Сколько знаю, еще ни один ваш солдат не вступил в реальную схватку
с кортезами.
- Не вступил, а почему? Нет солдат, надо же их собрать, обучить,
вооружить, а без вашей помощи, вы меня понимаете... И у нас же нет общих
границ с Кортезией! Мы хотели объявить ей войну, чтобы она высадилась на
нашей земле, и тогда мы героически нападем, вот такой план. Сам господин
Маруцзян и великий маршал Комлин...
На заключительных заседаниях конференции я уже не появлялся. Хватало
своих неотложных забот.
Произошло несчастье, которое мы сами спровоцировали и против которого
я предостерегал Гамова. Кортезы не обнаружили серьезной концентрации наших
сил на северном фланге и двинулись сами. Все выгоды были у них - и перевес
в войсках, и преимущество в технике. Они ринулись на Забон. Я потребовал
заседания Ядра и не подбирал успокоительных словечек: для дальнейшего
успеха в войне и для защиты населения Забона надо сдать этот город врагу.
Гамов смотрел так, словно я сошел с ума.
- Сдать Забон? И вы серьезно, Семипалов?
- Мы перемудрили с обманом противника и должны теперь выкрутиться из
своей же паутины с наименьшими потерями.
И я объяснил, что отстоять город можно лишь в том случае, если
энергично переадресовать ему все резервы, подготовленные для центрального
фронта. Но тогда ни о каком наступлении на западе и не мечтать. И
результат: Забон сохранили, но западных областей не отвоевали, Патину не
наказали за измену, Ламарию не покорили, а родеров не отбросили за их
естественные границы. Ни одной стратегической цели не достигли, такова
реальная цена того обмана, в который мы ввели противника. Не всякий обман
врага идет на пользу, когда имеешь дело с кортезами.
Но иная картина рисуется в случае, если сдадим Забон, продолжал я.
Враг, чтобы взять его, подтянет сюда новые корпуса, превратит этот участок
в поле своих максимальных усилий. То есть ослабит свой центральный фронт
гораздо больше, чем если бы просто хотел отразить наше обманное
наступление с севера. И тогда разразится наше хорошо обеспеченное
наступление на центральном фронте. И мы обойдем с запада армии,
захватившие Забон, - он станет мышеловкой, в которой захлопнется ударная
мощь врага.
- План победы на всем фронте требует запланированного поражения на
севере, - так закончил я свой анализ ситуации.
- Чудовищно! - воскликнул Гамов. - Могла же такая идея прийти в
голову - сдать Забон!
- Главное - победить в войне, а не отстоять тот или иной город! -
возразил я. - Я вас не узнаю, Гамов! Вы ли убеждали нас, что войну надо
вести неклассическими методами! И колеблетесь, когда встала простенькая
для любого шахматиста задачка - идти на оправданную частную жертву ради
общего успеха в игре.
- Семипалов, война не перестановка фигур на доске, а страшные
приговоры тысячам людей. Все во мне протестует против запланированной
гибели лучшего города страны!
- Красивые слова! - бросил я. - Если мы не добьемся радикального
успеха на всем фронте, погибнет куда больше людей, чем в любой битве за
город. Вы это понимаете не хуже меня, Гамов.
Он понимал это. Внезапно постарев, он обводил нас потухшими глазами.
Для нас с Пеано, ныне профессиональных военных, сдача или защита отдельных
городов была военной операцией, а Гамов уже и тогда ощущал себя чем-то
вроде предстателя за всех страждущих. Он не мог дать санкции на
единственно разумный стратегический план.
- Разрешите мне, - сказал Вудворт. - Хочу предупредить, что сдача
Забона может поколебать союз Нордага с нами. Нордаг разочарован отказом в
материальной помощи. Если у них на границе появятся корпуса родеров, вряд
ли они останутся безучастными.
- Что значит - не останутся безучастными? Разорвут союз или начнут с
нами войну? Хотелось бы определенности.
Усмешка на худом лице Вудворта была выразительней слов.
- Дорогой Семипалов, дипломатический язык, в отличие от военного,
всегда содержит в себе элемент неопределенности.
Гамов счел предостережение Вудворта аргументом в свою пользу.
- Забон защищаем! А на западном фронте начинаем наступление
немедленно. Оно заставит кортезов призадуматься, стоит ли искать успеха на
севере ценой значительных потерь в центре.
На этом и закончился военный совет. Я сказал еще, что поеду в Забон
проверить оборону города. Хотел бы совершить эту поездку вместе с Пеано и
Прищепой. Гамов проводил меня до двери, а там остановил.
- Нам нужно поговорить втроем, Семипалов. Приходите завтра ко мне с
