рассчитанные траектории, несутся один на другого, смешиваются в общей
пылающей куче, - взрыв за взрывом отмечал гибель кораблей. Флот погибал на
наших глазах, мы ничем не могли помочь грузовым кораблям, мы сами должны
были погибнуть, как и они, как погибли перед тем наши друзья на "Тельце".
Я вдавился всем лицом в умножитель. В пылающее месиво кораблей устремился
"Козерог"; на нем потеряли управление. Я до крови укусил свою руку,
зарычал от бешенства и отчаяния. Я не мог видеть, не хотел видеть гибели
"Козерога", какая-то сила отшвыривала меня от умножителя. Я боролся с
собой, я должен был все видеть, чтобы понять, что происходит. И чтобы
страшно отомстить виновникам катастрофы, если сам останусь жив!
Каким-то чудом "Козерог" вдруг отвернул от костра пылающих кораблей и
унесся в пыльную мглу. А "Змееносец" успел сделать поворот еще раньше и
огибал эпицентр катастрофы по плавной кривой.
Обессиленный, я откинулся в кресле. И тут только сообразил, что меня
отчаянно дергает Ольга.
- Эли! Эли, очнись! У нас отказала МУМ, я не могу передать ни одного
приказа двигателям! Нас несет на грузовые корабли!
Не знаю, как быстро дошел до моего сознания испуганный призыв Ольги.
Вероятно, меня пробудило искаженное ужасом ее лицо, я до того и не
подозревал, что она способна испытывать ужас, что обстоятельства могут
совпасть так, что неизменное ее рассудительное спокойствие начисто
выметет. И я понимал в тот первый момент возвратившегося сознания, что
нельзя давать разрастись в ней слепому ужасу, - что бы ни случилось с
кораблем, командир обязан сохранить ясность мысли, иначе совсем уж плохо!
- Без паники, Ольга! Переходим на ручное управление!
Но переходить было не на что - ручное управление тоже не работало.
Сотнями глаз я впивался в панель, стоявшую рядом с моим креслом, сотнями
пальцев хватал ее кнопки и рычажки - ничто не действовало! И тогда я
вспомнил, что есть одна цепь, которую нельзя ни выключить, ни блокировать
и которая единственная не подчиняется мысленному приказу, а только
механическому повороту ключа, - цепь системы зарядов, взрывающих корабль.
Это была моя цепь, я в школе рассчитывал ее, я знал когда-то каждый ее
контакт, каждое сопряжение проводов. Она предназначалась лишь для того,
чтобы в чрезвычайных условиях уничтожить корабль изнутри, это была цепь
отчаяния, а не надежды. Только она сейчас могла спасти нас.
- Ключ! - взревел я, хватая Ольгу за руку. - Ключ от взрывных камер!
Она отшатнулась от меня. Бледная от страха, она стала совсем белой.
Она пыталась успокоить меня.
- Может быть, не погибнем! Эли, Эли, я еще надеюсь...
Я готов был задушить ее. Надежды не было. Нас несло в центр
звездолетной свалки.
- Дура! Я не собираюсь устраивать самоубийство! Немедленно ключ,
Ольга!
Трясущимися руками она расстегнула кофточку. Ключ висел на груди.
Негнущиеся пальцы не могли отвязать цепочку. Я сам рванул ее - ключ
оказался у меня в руках. Я бросился к дальней панели, там было одно
отверстие, запечатанное, никто не имел права срывать печать, я сорвал,
вдвинул ключ, осторожно повернул его. "Спокойно, слышишь, Эли, спокойно! -
мысленно крикнул я на себя. - Одна треть поворота, первый контакт, ошибка
непоправима!"
Тяжкий взрыв потряс звездолет. Правая задняя часть, та самая, где
смонтированы наши грозные боевые аннигиляторы, перестала существовать.
Перестала существовать могущественная звездная крепость, способная
уничтожать планеты и рассеивать неприятельские флоты. Но звездолет
остался, он был жив, хотя и лишился вооружения, от страшного удара его
повернуло влево, он уклонился от гибельного костра кораблей, унесся в
сторону, - и сделалось это, возможно, в ту последнюю секунду, что еще
имелась у нас для спасения.
- Ох! - вскрикнула Ольга, падая в кресло.
Несколько времени мы молчали. В командирский зал не доносились шумы
корабля, а во всех его помещениях и коридорах в эту минуту сновали люди и
звездные друзья - растерянные, вытерпевшие и ужас неминуемой гибели, и
радость неожиданного спасения: не знаю уж, что сильнее ударило по нервам -
ожидание ли смерти или избавление от нее. Ольга слабым голосом произнесла:
- Эли, какая катастрофа! Что могло заблокировать наши МУМ, они ведь
так защищены от посторонних воздействий! Почему ты молчишь, Эли? Мне
страшно, не молчи, я же ничего не понимаю!..
Я сказал, стараясь сохранить спокойствие:
- Я молчал оттого, что все понимаю. Рамиры уничтожили эскадру Аллана
и твоего мужа, Ольга. Теперь настал наш черед.
Она смотрела на меня округленными, полубезумными глазами.
- Я привыкла верить тебе, Эли, я всегда верила в каждое твое слово...
Но ведь не могли же они знать, что именно Петри начинает операцию, не я,
не Камагин, не Осима, а Петри! Это знали только мы на кораблях. А ударили
по одному Петри!
- Нам тоже досталось, не забывай, что наши МУМ заблокированы, -
мрачно возразил я. - А что до того, как они могли узнать наши планы, то
вопрос решается просто. На наши корабли проник их лазутчик!
- Ты сказал - лазутчик, Эли?
- Тебе не нравится это слово? Тогда шпион, соглядатай, разведчик,
филер, стукач, предатель, тайный агент, тихарь, топтун - выбирай любое! И
находится он на флагманском корабле. Он на "Козероге", Ольга!
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. РАЗОРВАННАЯ СВЯЗЬ ВРЕМЕН
Порвалась дней связующая нить.
Как мне обрывки их соединить!
В.Шекспир
ЗЕВС. Асклепий и Геракл, перестаньте спорить друг
с другом, как люди! Это неприлично и недопустимо
на пире богов.
ГЕРАКЛ. Зевс, неужели ты позволишь этому колдуну
возлежать выше меня?
АСКЛЕПИЙ. Клянусь Зевсом, так и должно быть: я
это заслужил больше тебя.
Лукиан
Он мне сказал: "Я верный друг!"
И моего коснулся платья.
Как непохожи на объятья
Прикосновенья этих рук!
А.Ахматова
1
О восстановлении не приходилось и думать: в корпусе корабля зияла
исполинская рана. После осмотра разрушений Ольга призналась:
- Мне и в голову не пришло, что можно так выправить траекторию
корабля. Я растерялась. Уничтожение аннигиляторов - такой недопустимый
вариант защиты... Я носила ключ как брелок или медальон. Как ты мог
вспомнить о ключе, Эли?
- Вероятно, потому, что я в последние дни думаю только о
недопустимом, только о невероятностях. К тому же, когда мы сдали "Волопас"
Орлану неповрежденным, я часто в плену вспоминал, что был еще такой выход,
как уничтожение аннигиляторов.
- К счастью, вам тогда удалось ограничиться перепутыванием схемы МУМ.
- Что сегодня за нас, кажется, сделали враги, - с горечью сказал я.
К этому времени стало ясно, что и МУМ быстро не восстановить. Внешне
она казалась такой же неповрежденной, как и МУМ "Тарана". Но если та
как-то действовала, путая причины со следствиями, то эта не принимала и не
выдавала сигналов. Она просто не работала. Была непостижимая сложность в
сочетании слов: "Просто не работала!"
Зато ручное управление удалось наладить. "Овен" опять мог двигаться,
но примитивным движением, без сверхбыстрых расчетов ситуации. Он потерял
свою мгновенную ориентировку в космосе. Он был быстр, сообразителен и
точен лишь в меру быстроты, сообразительности и точности дежурных
штурманов. Для галактических рейсов такой корабль уже не годился.
Ожившая связь донесла депешу Олега:
"Сообщите, что с вами? "Овен"! Сообщите, что с вами? Сообщите, что с
вами?.."
Следующим извещением был приказ мне и Ольге прибыть на флагманский
звездолет и информация о потерях. Погибло три четверти эскадры - "Телец" и
двенадцать галактических грузовиков из четырнадцати. На "Козероге" и
"Змееносце" тоже были разлажены МУМ, и механики не давали гарантии
быстрого восстановления.
На "Козероге" мне на грудь кинулась Мэри. Она оплакивала меня, будто
я погиб. Я вытер ее слезы и посоветовал вглядеться: я живой, еще крепкий и
долго собираюсь остаться таким!
- Я потеряла сознание от ужаса, когда увидела, куда несет "Овна"! -
Она всматривалась в меня, словно все не верила, что я возвратился. - Вы
были так близко от эпицентра взрыва!
Лишь теперь до меня дошло, что испытывали на "Змееносце" и
"Козероге". Я страшился за них, но еще больше оснований было страшиться за
нас.
Ромеро горестно сказал тем цитирующим голосом, какой всегда
появляется, когда он прибегает к примерам из истории:
- Принесли "Тельца" на заклание, дорогой адмирал. Как ни скорбно
признаться, но враги могущественней нас.
- Могущественней ли - не знаю, но хитрей - да.
А подавленному Олегу я сказал:
- Прошлого не вернуть, будем думать о будущем. Я тебе задам один
вопрос - постарайся ответить точно. Разладка вашей МУМ происходила
двукратно - так? МУМ отказала, потом какие-то секунды снова работала и
опять отказала - уже окончательно. Я правильно рисую картину?
- Все происходило именно так, - сказал он, удивленный. - Какой ты
делаешь отсюда вывод?
- Очень важный, - заверил я и потребовал узкою совещания - капитаны
звездолетов, я, Ромеро, Граций, Орлан, Бродяга.
Потом я пошел в консерватор. В прозрачном саркофаге, навеки
невозвратимый и навеки нетленный, лежал Лусин, такой обычный, такой как бы
задремавший, что нельзя было только стоять и молча смотреть на него. И я
сказал ему:
- Лусин, ты знаешь, я никогда не мстил. Даже за сына, погибшею на
Третьей планете, не захотел мстить. Он изнемог в прямой борьбе с прямым
врагом, мы попросту оказались в тот момент слабей. Нет, я не мстил за
Астра, ты это знаешь, Лусин! Ты добр, ты нежен душой, Лусин, ты не
позволил бы мне мстить. Но за тебя я отомщу! Ты пал жертвой коварства, а
не в честном бою, я должен отомстить за тебя, Лусин! И за Петри, и за всех
товарищей на "Тельце"! И за Аллана и Леонида! И за аранов - некогда
могучий народ, сегодня жалкий, забывший науку, впавший в суеверие! Не
спорь, Лусин! Не возмущайся моей жестокостью. Враги не оставили нам
другого выхода, кроме как быть жестокими. Мне тяжело, мне бесконечно
тяжело, Лусин! Но пойми - нет другого выхода!
Так я говорил с ним, так ему одному открывал свою душу, даже Мэри не
смог бы сказать того, в чем признавался и о чем предупреждал его. И я ушел
из консерватора если не успокоенный, то просветленный: очистил себя от
сомнений, знал, что отныне не дам себя разжалобить. Наш путь будет труден,
возможно, долог, - я пройду его до конца! Никто не знает своего будущего.
Путь и вправду вышел долог, но нет ему конца!
Совещание созовем в помещении, экранированном от всех служб корабля,
- такое требование я поставил Олегу. Он не нашел лучшего места, чем
"дракошня", в других экранированных помещениях Бродяга бы не поместился.
Все уже были на месте, когда я пришел. Камагин и Осима сообщили, что
происходило на "Змееносце" и "Козероге", Ольга добавила об "Овне".
Неведомое поле на всех кораблях отключило МУМ от исполнительных механизмов
