сквозь которое зловеще просвечивало низкое солнце.
Головы и гривы передовых животных вздымались и падали, как течение в
урагане, вверху поднимались похожие на палки шеи жирафов и страусов. И все
это летело на них, и земля дрожала, и они смотрели в изумлении и
благоговейном страхе.
Ланнон искусно выбрал момент, дождавшись, пока первая волна дичи
достигла специально обозначенного места. Как только этот момент наступил,
он выкрикнул приказ своему трубачу. Прозвенела единственная нота - сигнал
к нападению, она резко повторялась снова и снова.
С земли прямо перед надвигающейся живой стеной встала линия лучников.
Они успели выстрелить четыре раза, прежде чем живая волна пронеслась над
ними. За двадцать секунд они выпустили четыре тысячи стрел, и о ряды
упавших животных спотыкались другие, падая, ломая ноги, крича от боли.
Животные своим огромные весом прорвали линию стрелков, и тут же перд
ними встала другая, и третья, внося опустошение в их ряды, а трупы и
раненые животные образовали большие груды.
Дичь меньшего размера была уничтожена лучниками, но большие
толстокожие животные прорвались со стрелами, торчащими из боков. Огромные
серые носороги с дикими глазами неслись к сетям, угрожающе раскачивая
своими длинными рогами. Скакали длиннононогие подгоняемые ужасом жирафы.
Плотной массой пробежало стадо буйволов, плечо к плечу, как в упряжке.
Они попадали в сети, падали, бились и кричали. В них впивались копья,
они катались с криками по земле, тяжелая сеть душила их. Ланнон и его люди
торопливо освобождали сети от мертвых животных и снова ставили их, но
напрасно. Их теперь было слишком много, и смерть ждала за безопасностью
ям. Взбешенные раненые животные набрасывались на всякого человека, который
попадался им на пути.
Хай видел, как разгневанный носорог отшвырнул солдата. Тот несколько
раз перевернулся в воздухе, упал на жесткую землю и тут же был растоптан,
превращен в кровавое месиво бегущими стадами.
Из своей ямы теперь Ланнон с необыкновенной точностью и силой бросал
копья, целясь в мягкие ребра или плечи пробегающей добычи. Вокруг ямы
росла груда тел, а Ланнон кричал и смеялся в возбуждении охоты.
Хая оно тоже заразило. Он приплясывал, кричал, размахивал топором,
охраняя спину и бока Ланнона, бросая время от времени копье в животное,
которое могло упасть в яму им на головы.
Они с Ланноном насквозь промокли от собственного пота и покрылись
коркой высохшей пыли. Камень, вырвавшийся из-под ноги бегущего животного,
до кости разрезал лоб Хая; Хай оторвал край одежды и быстро перевязал
рану, не прерывая возбужденного танца.
Линия лучников перед ними была прорвана весом набегающих животных.
Истратив стрелы, лучники укрылись в ямах и позволили рядам животных
пронестись над ними.
Хай увидел набегающие стада, схватил своего обезумевшего от крови
царя и стащил его на дно ямы, и они лежали, закрыв головы руками, а края
ямы над ними обрушивались от ударов копыт. Земля засыпала их, и они
прикрыли лица одеждой и с трудом дышали.
Молодая зебра упала в яму прямо на них. Она лягалась, ржала в ужасе,
и ее мощные желтые зубы без разбора рвали все вокруг. Опасность
смертельная.
Хай откатился от острых, как бритва, копыт. На мгновение застыл,
прицеливаясь, и выбросил вверх правую руку. Острие топора с грифами
вонзилось под челюсть испуганного животного и глубоко проникло в мозг.
Зебра забилась, мягкая, теплая, над ними, и ее туша защитила их от той
бури копыт, которая продолжала бушевать вверху.
Буря стихла, миновала, теперь она гремела на расстоянии. В
последовавшей тишине Хай повернулся к Ланнону.
- Ты не ранен? - Ланнон с трудом выполз из-под мертвой зебры. Они
выбрались из ямы и с удивлением огляделись.
В ширину на 500 шагов и в глубину на такое же расстояние земля была
сплошь покрыта тушами мертвых и умирающих животных. Из ям выбирались
лучники и копейщики и смотрели по сторонам с оцепенелым видом пьяных
людей.
Линия загонщиков, казалось, приближается вброд по морю пыли, даже
небо затмилось пылью, и болезненные крики и блеяние раненых и умирающих
животных заглушали все вокруг.
Загонщики приближались линиями по полям окровавленной плоти, их мечи
вздымались и падали: они добивали раненых. Хай достал кожаную фляжку
зенгского вина.
- На тебя всегда можно положиться, - улыбнулся Ланнон и с жадностью
стал пить. Капли вина, как кровь, блестели в его бороде.
- Была ли когда-нибудь подобная охота? - спросил он, возвращая фляжку
Хаю.
Хай отпил и посмотрел на поле. "Не могу в это поверить", - ответил
он.
- Добычу прокоптим и высушим - и снова начнем охоту, - пообещал
Ланнон и зашагал, чтобы навести порядок в бойне.
Высокий купол оранжевого света повис над равниной, света десяти тысяч
костров. Всю вторую половину дня и всю ночь армия разделывала огромную
добычу. Мясо резали полосами и развешивали на стойках над дымящимися
кострами. Сладкий запах свежего мяса, затхлая вонь внутренностей и шипение
жарящегося мяса разносились по всему лагерю. Хай сидел в своей кожаной
палатке и работал при мерцающем свете масляной лампы.
Из темноты появился Ланнон, все еще покрытый пылью и засохшей кровью.
- Вина! Птица Солнца, ради любви к другу. - Он сделал вид, что
шатается от жажды, и Хай протянул ему амфору и чашу. Презрительно
отодвинув чашу, Ланнон напился прямо из горлышка и рукой вытер бороду.
- Я принес новости, - улыбнулся он. - В добыче 1 700 голов.
- И сколько среди них человеческих?
- Пятнадцать человек умерло, есть раненые, но разве дело того не
стоило?
Хай не ответил, и Ланнон продолжал.
- Есть и еще новости. И другое мое копье попало в цель. Аннель
пропустила месячные.
- Южный воздух благотворен. У всех беременность за два месяца.
- Вовсе не воздух, - Ланнон рассмеялся и снова отпил вина.
- Я доволен, - сказал Хай. - Больше древней крови для Опета.
- Когда это ты беспокоился о крови, Хай Бен-Амон? Ты доволен, что
можно будет баловать больше моего отродья. Я тебя знаю. - Ланнон подошел и
встал рядом с Хаем. - Ты пишешь? - спросил он без необходимости. - Что
это?
- Стихотворение, - скромно ответил Хай.
- О чем?
- Об охоте, о сегодняшней охоте.
- Спой его мне, - приказал Ланнон и упал на меховую постель Хая, все
еще держа амфору за горлышко.
Хай взял лютню и присел на тростниковую циновку. Он запел, а когда
кончил, Ланнон некоторое время молча лежал на постели, глядя через входное
отверстие во тьму ночи.
- Я не так это видел, - сказал он наконец. - Для меня это просто
взятие, урожай мяса.
Он снова замолк.
- Тебе не понравилось? - спросил Хай, и Ланнон покачал головой.
- Ты на самом деле считаешь, что то, что мы сегодня сделали,
уничтожило нечто невосстановимое?
- Не знаю. Может, и нет. Но если мы так будем охотиться каждый день
или хотя бы один из десяти дней, разве не превратим мы эту землю в
пустыню?
Ланнон размышлял над полупустой амфорой, потом посмотрел на Хая и
улыбнулся.
- Мы сделали достаточный запас мяса. Больше в этом году охотиться не
будем, только за слоновой костью.
- Мой господин, кувшин вина прилип к твоей руке? - негромко спросил
Хай, и Ланнон смотрел на него некоторое время, потом расхохотался.
- Поторгуемся. Еще одна песня, и я отдам тебе вино.
- Честный договор, - согласился Хай.
Когда амфора опустела, Хай послал одного из своих стариков рабов за
другой.
- Пусть принесет две, - посоветовал Ланнон. - Сбережет время позже.
К полуночи Хай помягчел от вина и почувствовал себя несчастным от
красоты собственного голоса. Он заплакал, и Ланнон, видя, что он плачет,
тоже заплакал.
- Нельзя, чтобы такая красота записывалась на звериных шкурах, -
воскликнул Ланнон, слезы катились по его пыльным щекам и застревали в
бороде. - Прикажу сделать свиток из чистого золота, и на нем ты будешь
записывать свои песни, о моя Птица Солнца. Они будут жить вечно, чтобы
радовать моих детей и детей моих детей.
Хай перестал плакать. В нем проснулся художник, мозг его сразу оценил
обещание, которое, он знал это, утром Ланнон не вспомнит.
- Это великая честь, мой господин, - Хай опустился на колени у края
кровати. - Не подпишешь ли сейчас же приказ в сокровищницу?
- Пиши, Хай, пиши немедленно, - приказал Ланнон. - Подпишу.
И Хай побежал за своим стилем.
Колонна медленно двигалась по большой окружности сначала на юг, потом
на восток по южным травяным равнинам. Это такие безграничные просторы, что
пятнадцатимильная колонна на них заметна не более, чем цепочка муравьев.
По пути встречались реки и хребты, леса и равнины, кишащие дичью.
Единственные встреченные люди - гарнизоны охотничьих царских лагерей. Их
задача заключалась в непрерывной поставке сушеного мяса для прокорма
множества рабов, этого основания национального благосостояния.
Через шесть месяцев после выхода из Опета они пересекли реку на юге
(река Лимпопо. - Прим. автора), а через сто миль - хребет из густо
поросших лесом голубых гор (Заутпансберг. - Прим. автора), которые
обозначали южную границу царства.
Они остановились лагерем у входа в темное скалистое ущелье, которое
врезается в самое сердце гор, и Ланнон и Хай в сопровождении когорты
пехоты и лучников прошли по опасной тропе через ущелье. Странное место:
высокие черные каменные утесы нависали над ревущим глубоко внизу потоком.
Холодное и темное место, куда редко проникает тепло солнца. Хай дрожал, но
не от холода, и крепче сжимал свой топор. В течение трех дней, во время
которых они шли сквозь горы, он почти непрерывно молился, потому что это
место, несомненно, населяли демоны.
Они остановились на южных склонах гор и разожгли сигнальные костры,
от которых высоким столбом поднялся дым, видный на пятьдесят миль.
Глядя на бесконечные золотистые равнины и темно-зеленые леса, Хай
испытывал чувство благоговейного страха. "Я бы хотел спуститься в эту
землю", - сказал он Ланнону.
- Ты был бы здесь первым, - согласился Ланнон. - Интересно, что в ней
скрывается. Какие чудеса, какие сокровища?
- Мы знаем, что далеко на юге есть мыс с горой с плоской вершиной,
там был уничтожен флот Хикануса 1Х, но это все.
- Мне хочется пренебречь пророчеством и возглавить экспедицию на юг
за эти горы. Что скажешь, Хай?
- Я не советую, мой господин, - Хай отвечал с соблюдением
формальностей. - Ничего хорошего не добьешься, бросая вызов богам, они
чертовски злопамятны.
- Вероятно, ты прав, - согласился Ланнон. - Но искушение очень
сильно.
Хай сменил тему, потому что почувствовал себя неуверенно. Не
следовало бы даже затрагивать ее.
- Интересно, когда они придут, - он взглянул на сигнальные столбы
дыма, поднимавшиеся в спокойное голубое небо полудня.
- Придут, когда будут готовы, - пожал плечами Ланнон. - Но я хотел
бы, чтобы это произошло побыстрее. А пока ждем, поохотимся на леопарда.
Десять дней они охотились на больших пятнистых кошек, которые в
изобилии водились в туманных утесах и лесистых ущельях гор. Охотились с
помощью специально обученных собак и львиных копий. Собаки преследовали
добычу, пока не загоняли ее в ловушку, а потом люди окружали ее и вызывали
нападение.
И затем человек, на которого набрасывался рычащий зверь, принимал его
на конец копья. За эти десять дней были убиты два охотника, и один из них
