большой глоток. К тому времени, когда Хаббакук Лал, последний из девяти,
склонился перед царем, чашу пять раз заново наполняли тяжелым сладким
вином Зенга.
- Твои раны болят по-прежнему? - негромко спросил Ланнон, когда Хай в
последний раз поднес ему чашу.
- Величество, я не чувствую никакой боли, - ответил Хай и неожиданно
засмеялся, пролив несколько капель вина на грудь царя.
- Лети высоко, Птица Солнца, - рассмеялся Ланнон.
- Рычи громко, Великий Лев, - ответил Хай и тоже рассмеялся. Ланнон
обернулся к аристократам, столпившимся на рулевой палубе.
- Прошу за еду и питье. - Церемония окончана, Ланнон Хиканус стал
царем. - Хаббакук Лал! - Ланнон подозвал рыжебородого моряка с
веснушчатым, обветренным лицом.
- Мой господин.
- Снимаемся с якоря и плывем в Опет.
- Ночной марш?
- Да, я хочу добраться до завтрашнего полудня и верю в твое
мастерство.
Хаббакук Лал в благодарность склонил голову, и тяжелые золотые серьги
свесились ему на щеки. Потом повернулся и побежал по палубе, отдавая
приказы офицерам.
Подняли якоря, и барабанщик на передней башне корабля начал отбивать
ритм гребли на пустом древесном стволе деревянной дубинкой.
Три быстрых удара, два медленных, три быстрых. Ряд весел погрузился в
воду, зачерпнул, поднялся, пролетел вперед и снова погрузился. В
абсолютной синхронности, волнообразным движением, как серебряные крылья
большой водной птицы. Длинный узкий корпус разрезал освещенную солнцем
озерную воду, оставляя за собой ровный след, флаг дома Барка развевался на
главной мачте, а передняя и задняя башни корабля возвышались высоко и
гордо над поросшими папирусом берегами.
Флагман проходил мимо остальных кораблей, и на них приспускали флаги
и двигались следом. Все корабли выстроились в линию, рулевые вцепились в
гребные весла, бой барабанов разносился над озером.
Хай переходил от одной группы к другой при свете факелов, и недавнее
испытание проявлялось только в его прихрамывающей походке. С каждой
группой он показывал пустое дно чаши звездному небу, бросая кость на
палубу.
- Будь проклято твое везение! - рассмеялся Фило, но смех не мог
скрыть гневное выражение его смуглого лица. - С ума я сошел, что ли, чтобы
спорить с любимцев богов? - Но он высыпал на палубу груду золота, покрывая
ставку Хая, а Хай бросил кость и снова выбросил три черные рыбы. Фило
плотнее запахнул плащ и отошел от играющих, выкрикивавших насмешки.
Яркая белая звезда Астарты уже зашла, когда наконец Ланнон и Хай
стояли под развешенными шкурами великих львов и смотрели на палубу. Она
напоминала поле проигранной битвы. Повсюду, освещенные светом факелов,
лежали тела, расслабленные и бесчувственные. Винная чаша каталась по
палубе под легкое раскачивание корабля, который по-прежнему стремился во
тьму.
- Еще одна победа, - хрипло сказал Ланнон, разглядывая лежащих.
- Прекрасная победа, величество.
- Я думаю... - начал Ланнон, но не кончил. Ноги под ним подогнулись.
Он покачнулся и упал вперед. Хай подхватил его и положил себе на плечо. Не
обращая внимания на боль в груди, он поднял царя и понес его в главную
каюту под палубой. Положил Ланнона на постель, уложил удобнее. Еще
несколько мгновений стоял, глядя на неподвижную фигуру.
- Спи сладко, мой прекрасный царь, - сказал он и, шатаясь, побрел в
свою каюту. У входа его встретила рабыня.
- Я приготовила твой стиль для письма, - сказала она, и Хай уставился
на свиток, чернильницу и стиль под висячей лампой.
- Не сегодня. - Он направился к кровати, сбился и столкнулся с
переборкой. Рабыня подбежала и направила его в нужном направлении.
Хай лег на спину и посмотрел на нее. Она из дома Ланнона. Хай хотел
бы иметь таких же, но она стоит не менее десяти пальцев золота.
- Что еще, мой господин? - спросила она. Хорошенькая малышка с
мягкими темными волосами и бледной, цвета слоновой кости кожей. Хай закрыл
один глаз, чтобы лучше разглядеть ее.
- Может быть, - медленно сказал он, - есть и еще кое-что. - Но он
переоценивал свои силы, и через несколько мгновений его храп до самого
киля потряс корабль. Девушка встала, надела платье и улыбнулась ему,
прежде чем выскользнуть из каюты.
В предрассветной тьме Хай стоял на палубе у передней башни и
упражнялся с топором, который летал со свистом и гулом. Хай чувствовал,
как все быстрее течет в его жилах старое вялое вино, на его теле выступил
пот, прохладный озерный воздух не мог его охладить. Он менял руки, а
большой топор пел. Голова прояснилась, пот выступал обильно, тек по
мускулистым рукам и ногам, по горбатой спине, промочил набедренную
повязку, затекал в глаза, и Хай начал танцевать, легко подпрыгивая,
поворачиваясь и раскачиваясь, а топор продолжал петь.
Рассвет озарил небо, когда наконец Хай остановился и оперся на свой
топор. Дыхание его паром вырывалось в холодном воздухе, но кровь быстро
бежала по телу, и он снова чувствовал себя человеком.
В каюте одна из рабынь золотой щеточкой стерла с его тела пот. Эта
щеточка - подарок Ланнона. Рабыня растерла тело Хая ароматным маслом,
расчесала и заплела его волосы и помогла надеть свободную белую одежду без
пояса.
Хай вышел на рулевую палубу, когда по флоту был отдан приказ ложиться
в дрейф. Корабли повернули на восток, ожидая восхода солнца, а рабы-гребцы
с благодарностью упали на свои весла. Когда солнце показалось над
горизонтом, Хай запел торжественное восхваление Баала. А потом
позавтракали на открытой палубе, сидя на тростниковых циновках. Хай
смотрел на лица, серые, сморщенные, с красными глазами. У всех было дурное
настроение. Даже Ланнон побледнел, руки его дрожали, когда онзавтракал
теплым молоком с медом.
Хай начал с просяного хлеба, обмакивая его в масло и мед, потом ел
больших копченых и соленых озерных лещей, и когда он приказал принести
жареную утку, остро пахнущую диким чесноком, вся компания с благоговейным
страхом смотрела на него. Хай разорвал утку на куски и стал в довольным
выражением есть: он ревниво относился к своей репутации.
Фило выразил общую мысль, воскликнув: "Великий Баал, ты оскорбляешь
не только свой желудок, но и мой". И, согнувшись, он заторопился к борту.
- Он прав, - впервые рассмеялся Ланнон. - Ты как ребенок, который пил
только материнское молоко.
- Он вскормлен на красном зенгском вине, а зубы точил о лезвие своего
топора.
- Если бы озеро было полно вином, он осушил бы его, и мы смогли бы
перейти вброд.
Хай подмигнул им, как озорной гном, и оторвал другую ногу от утки.
К середине утра он добрались до мели, и Хаббакук Лал прошел вперед,
чтобы вести корабль узким каналом. Водный гиацинт, папирус и десятки
других водных растений угрожали перекрыть дорогу жизни Опета. Работавшие в
канале лодки отошли по сторонам, и десять больших кораблей прошли мимо них
на серебряных крыльях. Офицеры сжатым кулаком приветствовали флаг Барка на
мачте флагмана, но отряды рабов, обреченных пожизненно сражаться с
озерными растениями, стояли молча и смотрели терпеливыми звериными
глазами.
Ближе к Опету стали встречаться рыбачьи лодки, с них свисали сети,
полные рыбы, блестевшей серебряным серебром, как пойманные звезды, а над
лодками белым облаком с криками вились чайки. На горизонте темно-красной
линией показались холмы, и у борта собрались все, радуясь возвращению
домой.
Мурсил, глава охотников, подошел к Ланнону на рулевой палубе и
склонил колени.
- Ты посылал за мной, величество.
- Да, и за пигмеем.
- Он здесь, царь.
- Я обещал тебе награду. Назови ее.
- Мой господин, у меня три жены. И все три алчные.
- Золото?
- Если пожелаешь, мой господин.
- Хай, напиши приказ в скровищницу на пять пальцев золота.
- Пусть тебе всегда светит Баал!
- А пигмей?
Мурсил подозвал маленького желтого бушмена, и Ланнон с интересом
осмотрел его.
- Как его зовут?
- Ксаи, мой господин.
- Он понимает язык?
- Нет, господин, он говорит только на своем примитивном языке.
- Спроси, чего он хочет. Может, свободы?
- Он не понимает, что такое свобода. Он как собака, твое величество.
Лиши его хозяина, и ты лишишь его смысла жизни.
- Спроси, чего он хочет.
Мурсил и бушмен довольно долго говорили на птичьем щебечущем языке,
прежде чем охотник снова повернулся к царю.
- Странная просьба.
- Назови ее.
- Он хочет охотиться с убийцей великого льва.
Ланнон посмотрел на бушмена, который улыбнулся ему с невинной
искреннстью ребенка.
- Он считает, мой господин, да простится мне моя дерзость, - Мурсил
вспотел, он ерзал и чувствовал себя неуверенно, - он считает тебя богом и
хочет принадлежать тебе.
Ланнон испустил бычий рев-хохот и хлопнул себя по бедрам.
- Да будет так. Он назначается начальником царской охоты - со всеми
выплатами и привилегиями. Возьми его, Хай. Научи говорить по-человечески,
а если не сумеешь, научись говорить на его языке.
- Все бездомные и калеки, - огорченно подумал Хай. Его дом заполнени
ими; когда у него собралось достаточно золота для покупки сладкой молодой
рабыни, оно уходило на других, слишком старых или больных, чтобы оправдать
их содержание, и потому предназначенных хозяином для бассейна Астарты. Ну,
по крайней мере пигмей будет получать содержание как начальник охоты, Хаю
он ничего не будет стоить.
Ланнон покончил с этим делом и повернулся к перилам. На горизонте
наконец показался город. Стены храма казались красно-розовыми в свете
солнца, а нижний город был ярко-белым, стены его домов выкрашены пеплом
озерных раковин.
Навстречу из гавани устремился боевой флот Опета. Мечи и шлемы
легионеров блестели на солнце, когда корабли по очереди отворачивали перед
носом флагмана, а острая, как стрела, корма отражала солнце от своей
позолоты. Все увидели свежие шкуры, свисавшие под флагом Барка, и над
водой пронеслись приветственные крики.
Флагманский корабль первым вошел в гавань. Он по-прежнему шел на
веслах. Хаббакук Лал нацелился на каменный причал ниже города, на котором
собрались встречающие толпы. Все население города, в своих лучших, самых
ярких одеждах, приветствовало своего нового царя сотней тысяч глоток.
В последнее мгновение Хаббакук Лал резко опустил руку, давая сигнал
барабанщику и рулевому. Корабль развернулся, все весла углубились в воду,
тормозя его, и бок корабля легко коснулся причала. Ланнон Хиканус и его
свита спустились на берег.
Первыми приветствовали Ланнона его жены. Их было девять, по одной из
каждой аристократической семьи, юные благородные матроны, гордые и
прекрасные. Каждая по очереди преклоняла перед Ланноном колени, впервые
называя его "государь".
Хай смотрел на них, и сердце у него болело. Это не простые безмозглые
рабыни, чье общество только ему и доступно. Это женщины в полном смысле
слова. Ему нужна такая женщина, с которой он мог бы разделить жизнь, и он
пытался получить ее. Он сватался во все аристократические дома Опета и
всюду получал отказ. Дальше его согнутой спины они не видели, и он не мог
их в этом винить.
Чинность церемонии внезапно нарушили громкие крики "Хо! Хо!", и
близнецы вырвались у своих нянек и побежали по причалу. Не обращая
внимания на отца и аристократов, они побежали к Хаю, заплясали вокруг
него, тащили его за одежду и требовали внимания. Когда он их поднял, они
так целовали его и при этом дрались за его поцелуи, что все стало похоже
на припадок. Подбежали няньки и выручили Хая.
