кончиками пальцев ласкаю ее щеку.
- Это не ошибка? - выдохнул я.
- Нет, - услышал я шепот Энеи. - Если только...
Сердце у меня замерло.
- Если что?
- Если тебе не делали этих уколов в силах самообороны, но тебе
наверняка их делали, - шепнула Энея.
Я был так растерян, что не уловил в ее тоне легкой насмешки.
- Чего? Уколов? Каких? - переспросил я, приподнимаясь на локте. -
А... уколов... черт. Ты же знаешь, что делали. Господи...
- Знаю, - прошептала Энея, и на сей раз я понял, что она улыбается.
Когда мы, гиперионские парни, вербовались в силы самообороны,
власти вкатывали нам традиционную батарею одобренных государством
прививок - противомалярийную, противораковую, противовирусную и
противозачаточную. Во вселенной Священной Империи, где большинство
населения приняло крестоформ в надежде на бессмертие, контроль
рождаемости - дело само собой разумеющееся. После женитьбы можно подать
прошение церковным властям о девакцинации, а то и просто купить снадобье
на черном рынке, когда задумаешь обзавестись семьей. Или - если не
хочешь ни принять крест, ни завести семью - можно просто забыть о
прививке и все. По-моему, А.Беттик спрашивал меня об этих уколах на
корабле Консула лет десять назад, когда мы обсуждали профилактическую
медицину, и я упомянул о наборе прививок сил самообороны, а наша юная
спутница лет двенадцати тем временем сидела себе на диване в
проекционной нише, почитывая книгу из корабельной библиотеки и вроде бы
не обращая на нас ни малейшего внимания...
- Нет, - попытался втолковать я, приподнявшись на локте. - Я имел в
виду ошибку. Ты...
- Это я, - шепотом подхватила она.
- Только-только достигла двадцати одного стандартного года, -
досказал я. - А я...
- Это ты.
- На десять стандартных лет старше...
- Невероятно! - выдохнула Энея. Теперь лунный свет озарял ее лицо,
обращенное ко мне. - Тебя интересует арифметика - в такую минуту.
Я со вздохом перекатился на живот. От простыней пахло нашим потом.
Ветер уже сотрясал стены.
- Мне холодно, - прошептала Энея. В любой из последующих дней в
ответ на такие слова я просто согрел бы ее в объятиях, но в ту ночь я
воспринял все чересчур буквально и встал, чтобы задвинуть седзи. Ветер
был холоднее обычного.
- Нет, - сказала она.
- Что?
- Не закрывай до конца. - Энея села, придерживая простынь.
- Но ведь...
- Пусть луна светит на тебя.
При звуках ее голоса я устремился ей навстречу. А может, при виде
Энеи, раскинувшейся в ожидании меня На постели. В комнате - запах нашего
пота, соломы от циновок и свежей, горной прохлады. Но холодное дуновение
ветра не остудило мой пыл.
- Иди сюда, - позвала она, приподнимая одеяло, как плащ.
x x x
На следующее утро я занимался монтажом консольной галереи, но
двигался как сомнамбула. Отчасти виной тому было недосыпание - когда
Энея проскользнула обратно в свою пагоду, уже занимался рассвет, - но
главным образом все сводилось к элементарному ошалению. Жизнь выкинула
коленце, которое я не то что предвидеть - вообразить и то бы не смог.
Я ставил кронштейны, пока высотники Харуюки, Кенширо и Войтек Майер
двигались впереди, буря скважины для них. Ким Бюнь-Сун и Вики Грозельш
клали кирпичи позади и ниже меня, а плотник Чжаньчжи Кенчжунь начал
следом за мной настилать деревянную террасу. В случае падения с
перекладины и высотникам, и мне было бы не за что уцепиться, если бы
Лхомо накануне не закрепил повсюду веревки и тросы. Теперь же,
перепрыгивая с кронштейна на кронштейн, надо было всего-навсего
пристегнуться карабином к следующей веревке. Мне уже доводилось
срываться, и всякий раз страховка выдерживала - эти веревки выдерживают
в пять раз больше моего веса.
Прыгая с кронштейна на кронштейн, я подтягивал за собой новый брус,
болтавшийся на конце троса. Порыв ветра снизу едва не сбросил меня в
пропасть, но я восстановил равновесие, шлепнув ладонью по висящему брусу
и опершись тремя пальцами о скалу. Потом взялся за третью закрепленную
веревку, отцепил от нее карабин и приготовился прицепить его к четвертой
из семи веревок, навешенных Лхомо.
Я не знал, что и думать о прошедшей ночи. В смысле, я-то знал, что
чувствую: восторг, замешательство, экстаз, влюбленность, - но не знал,
как к этому всему относиться. Я пытался перехватить Энею перед завтраком
в трапезном павильоне близ жилища монахов, но выяснилось, что она уже
поела и отправилась на дальнюю террасу, где проходчики столкнулись с
какими-то непредвиденными трудностями при прокладке восточной пешеходной
галереи. Потом в сопровождении носильщиков показались А.Беттик, Джордж
Цзаронг и Джигме Норбу, час или два у меня ушло на сортировку материалов
и последующую доставку брусьев, леса и прочего к месту постройки новых
настилов. Перед началом работы с кронштейнами я прогулялся на восточный
карниз, но А.Беттик и Дзипон Шакабпа о чем-то совещались с Энеей,
поэтому я рысцой вернулся на свой участок и занялся делом.
Мне оставалось перепрыгнуть на последний из установленных утром
кронштейнов, чтобы укрепить новый в скважине, сделанной Харуюки и
Кенширо при помощи шлямбуров и направленных микровзрывов. Затем Войтек и
Вики зацементируют брус в скале, а через тридцать минут он будет
держаться достаточно прочно, чтобы Чжаньчжи начал делать настил. Я уже
привык скакать с кронштейна на кронштейн, удерживая равновесие и
приседая, чтобы приладить новый брус; так что я совершил прыжок,
закрутив левой рукой для равновесия и не снимая правой ладони с висящего
бруса. Но брус вдруг откачнулся слишком далеко, рука ухватилась за
воздух, и я начал валиться в пропасть. Конечно, страховка удержала бы
меня, но мне ужасно не хотелось болтаться, как маятник, между последним
кронштейном и новой скважиной. Тут уж если не хватит инерции качнуться
обратно к кронштейну, то придется дожидаться, пока Кенширо или
кто-нибудь еще из высотников проберется обратно и выручит меня.
За долю секунды приняв решение, я прыгнул и ухватился за
откачнувшийся брус, лягнув воздух обеими пятками. Из-за слабины
страховки метра в два или три мне пришлось удерживать собственный вес
буквально на кончиках пальцев. Они тут же заскользили по твердому, как
сталь, дереву. Но вместо того чтобы отказаться от борьбы и повиснуть на
эластичном конце закрепленной веревки, я, продолжая цепляться за брус,
сумел качнуть его обратно к последнему кронштейну, перескочить последние
два метра пустоты и приземлиться на скользком кронштейне, замахав
руками, чтобы устоять на месте. Смеясь над собственной глупостью, я,
пыхтя и отдуваясь, восстановил равновесие и выпрямился, глядя на облака,
клубящиеся в нескольких тысячах метров у меня под ногами.
Чжаньчжи Кенчжунь уже несся ко мне, перескакивая с кронштейна на
кронштейн, лихорадочно перестегивая страховку. В его глазах застыл
непонятный ужас, и на мгновение я испугался, что с Энеей стряслась беда.
Сердце отчаянно заколотилось, паника накатила с такой стремительностью,
что я едва не оступился, но вовремя взял себя в руки и замер, балансируя
на кронштейне и с трепетом дожидаясь Чжаньчжи.
Перепрыгнув ко мне, Чжаньчжи был настолько взвинчен, что не находил
слов и только настойчиво тыкал в меня пальцем. Я никак не мог взять в
толк, чего же он хочет. Должно быть, видел мои комичные выкрутасы на
качающемся брусе и встревожился. Чтобы показать ему, что все в порядке,
я взялся за обвязку и хотел показать надежно пристегнутый карабин
страховки.
И никакого карабина не обнаружил. Я так и не пристегнулся к
последней веревке. Я скакал, балансировал, висел и прыгал без всякой
страховки. Ничто не отделяло меня от...
Внезапно на меня накатила дурнота и головокружение. Покачиваясь, я
проковылял три шага и привалился к холодному камню. Нависающий склон
толкнул меня в плечи, будто вся гора склонилась вперед, пытаясь спихнуть
меня с кронштейна.
Подтянув закрепленную Лхомо веревку, Чжаньчжи снял карабин с моей
кладовки и пристегнул меня. Стараясь совладать с желудком, чтобы меня не
стошнило рядом с Чжаньчжи, я лишь молча кивнул.
В десяти метрах от нас, за выступом скалы, Харуюки и Кенширо
оживленно подавали мне знаки: они пробили еще одну идеальную скважину и
хотят, чтобы я поторопился с установкой кронштейнов.
Делегация, направлявшаяся в Поталу на вечерний прием в честь
Ордена, вышла в путь вскоре после общей полуденной трапезы. Я наконец-то
увидел Энею, но не смог перекинуться с ней ни словом; мы лишь обменялись
многозначительными взглядами, да еще она одарила меня такой улыбкой, что
у меня колени подкосились.
Приглашенные собрались на нижнем ярусе, а многотысячная толпа
рабочих, монахов, поваров, схоластов и носильщиков махала нам и
подбадривала приветственными криками с верхних террас. В седловинах
восточной части хребта заклубились дождевые облака, вливаясь в ущелье,
но небо над Цыань-кун-Су оставалось девственно-голубым, и красные
молитвенные флаги верхних террас выделялись на его фоне ослепительно
ярко.
Все мы оделись по-дорожному, положив официальные костюмы в
водонепроницаемые заплечные мешки. Я, естественно, предпочел собственный
рюкзак. Приемы у далай-ламы по традиции проходят поздно вечером, и у нас
в запасе больше десяти часов, но до Поталы шесть часов дороги по Вышнему
Пути, а курьеры и летун, прибывшие в Йо-кунь утром, сообщили, что за
Куньлунем погода испортилась, так что не мешало бы поторопиться.
Порядок шествия определен протоколом: впереди Чарльз Чи-кьяп Кэмпо,
градоначальник Йо-куня и сюаньилан Храма-Парящего-в-Воздухе. Настоятель
Храма Кэмпо Нга-Вань Таши, почти равный ему по положению, шагов на пять
позади. Вокруг этих сановников так и роятся помощники, монахи и
телохранители, а их "дорожные" костюмы великолепием дадут сто очков
вперед моему официальному.
Следом шагают юные монахи Гьяло Тхондап и Лобсанг Самтен -
двоюродный и родной братья далай-ламы; смуглолицые и белозубые, они
радуют глаз легкой походкой и звонким смехом, присущим здоровым юношам с
ясным рассудком. Ярко-красный скалолазный халат -Побсанга придает ему
сходство с ходячим молитвенным флагом, сопровождавшим нашу процессию
вдоль узкой галереи к расселине Йо-куня.
Распорядитель строительных работ Дзипон Шакабпа идет в компании
Джорджа Цзаронга, нашего круглолицего мастера. Его неразлучный друг
Джигме Норбу, не получивший приглашения, насей раз остался в Храме,
чувствуя себя уязвленным. Пожалуй, впервые на моей памяти Джордж не
улыбается, зато Дзипон болтает без умолку, сопровождая рассказ
преувеличенной жестикуляцией. Рядом шагают несколько рабочих, надумавших
проводить их хотя бы до Йо-куня.
Тромо Трочи из Дхому, коммивояжер с юга, путешествует в компании
своей неизменной спутницы - рослой овцекозы, навьюченной образчиками
товаров. На ходу три бубенчика, болтающиеся на ее косматой шее,
позвякивают, как храмовые колокола. Лхомо Дондруб должен присоединиться
к нам только в Потале, но его присутствие символизирует верхний вьюк со
штукой новой ткани для дельтаплана.
Мы с Энеей идем замыкающими.
Я не раз пытался затеять разговор о вчерашней ночи, но всякий раз
она заставляла меня умолкнуть, приложив палец к губам и кивнув на
идущего поблизости коммивояжера или кого-нибудь еще, В конце концов я
ограничился непринужденной болтовней о последних днях трудов над
верхними павильонами и галереями Храма.
