как ловко андроид пользуется кожаной петлей и разнообразными ремешками.
- Да, месье Эндимион, - снова кивнул он, - Вышний Путь несравненно
быстрее. Согласен. Если только вы не желаете отправить с сообщением
летуна.
Я недоуменно оглянулся. Он что, шутит? Летуны - племя безумных
отшельников, они бросаются на дельтапланах с вершин, подлавливают
вздымающиеся от склонов гор потоки, пересекают пропасти, где нет ни
канатов, ни мостов, наблюдают за птицами и ищут теплые потоки, как
спасение. А спасение и вправду зависит от восходящих потоков.
Переменится внезапно предательский ветер, потеряется высота, случится
что-нибудь с дельтапланом - и все, посадочную площадку тут не найти, и
любая ошибка - смерть. Вот почему летуны живут особняком, исповедуя
некий тайный культ, и запрашивают целое состояние за доставку посланий
далай-ламы, за полеты с молитвенными флагами во время буддийских
празднеств, за передачу депеши какого-нибудь купца, стремящегося побить
конкурентов... Я покачал головой:
- Вряд ли разумно доверять такие новости летуну.
- Да, месье Эндимион, - согласился А.Беттик, - но дельтаплан можно
купить у гильдии летунов на базаре. Можно купить два и вернуться
кратчайшим путем. Они чрезвычайно недешевы, но мы можем продать
нескольких овцекоз.
До сих пор не могу понять, когда он шутит, а когда говорит всерьез.
При воспоминании о недавнем полете на подобии дельтаплана меня
передернуло.
- А ты здесь когда-нибудь на дельтаплане летал?
- Нет, месье Эндимион.
- А на других планетах летал?
- Нет, месье Эндимион.
- И какие у нас шансы?
- Один к десяти.
- А на канатке и трассе под вечер?
- Примерно девять к десяти, если до темноты выйдем на трассу.
- Значит, канатка и трасса, - решил я.
Выстояв небольшую очередь, мы выходим на стартовую площадку -
нависшую над пропастью бамбуковую террасу метрах в двадцати под нижним
ярусом базара. Под нами на многие тысячи метров пустота, бескрайнее море
облаков, накатывающее белопенным прибоем на отвесные шпили гор. А под
облаками - ядовитые газы и бурные кислотные моря.
Канатчик приглашает нас вперед, и мы с А.Беттиком ступаем на
террасу. Через пропасть тянутся тросы, десятка два, не меньше, - черная
паутина, теряющаяся в туманной дали. Ближайший перевалочный пункт - в
полутора километрах к северу, на крохотном скальном клыке, сейчас он
отчетливо прорисовывается на фоне белого великолепия Чомо-Лори, снежной
королевы. Но нам надо на восток, через зияющую между хребтами широченную
брешь, и до нашего перевалочного пункта более двадцати километров; трос,
уходящий в том направлении, словно растворяется в воздухе, сливаясь с
дальним хребтом, озаренным сиянием вечерней зари. А конечный пункт
нашего путешествия - еще в тридцати пяти километрах к северо-востоку.
Пешком, вдоль гребня Пхари, по бесчисленным мостикам и карнизам, идти
часов шесть. По канатке и по трассе - вдвое быстрее, но до вечера всего
ничего, а в сумерки трасса особенно опасна. Я смотрю на заходящее
солнце, и меня охватывает сомнение.
- Готовы? - спрашивает канатчик, смуглый коротышка в засаленном
лоскутном халате, жующий корень базилика.
- Готовы, - отвечаем мы с А.Беттиком.
- Держите дистанцию! - И канатчик пропускает меня вперед.
Я выпутываю лямки полной обвязки, не глядя протягиваю руки к
"кладовке" - навеске всякого снаряжения, нащупываю роликовые салазки,
пристегиваюсь карабином к кольцу лямок, пропускаю узел через другой
карабин, нахожу свой лучший карабин-стремя, смыкаю боковины салазок
вокруг троса, пропускаю страховку через первые два карабина, привязав ее
к поводку, и наконец пристегиваю его к кольцу на груди, пониже лямок, -
я управился меньше чем за минуту и повис на стременах салазок,
раскачиваясь вверх-вниз, проверяя надежность конструкции. Вроде пока
держится.
Канатчик придирчиво осматривает карабины и узлы. Он прогоняет
салазки по тросу на метр вперед-назад, проверяя, не износились ли
миниатюрные подшипники, потом всей тяжестью виснет на мне и резко
отпускает, чтобы убедиться, что кольца и лямки не подведут. Ему нет дела
до моей жизни, но, если салазки застрянут на двадцатикилометровом
мономолекулярном тросе, расхлебывать это придется именно канатчику,
болтаясь на лямках над бездной.
- Вперед, - говорит он, хлопая меня по плечу.
Я прыгаю в пустоту. Стропы натягиваются, трос провисает, салазки
тихонько гудят - я скольжу все быстрее и быстрее, потихоньку отпуская
тормоза. Не проходит и десяти секунд, как я мчусь по тросу с
головокружительной быстротой. Подняв ноги, я усаживаюсь в обвязке: за
последние три месяца эта поза стала для меня совершенно естественной.
Хребет Куньлунь - цель нашего путешествия - ослепительно сверкает на
фоне закатной тени, которая неумолимо надвигается на разверзшуюся подо
мной пропасть и наползает на хребет Пхари.
Зазвенел трос, едва заметно изменилось натяжение - следом за мной
пустился в путь А.Беттик. Оглянувшись, я вижу, как он удаляется от
стартовой площадки, образцово-показательно вытянув ноги и покачиваясь
вверх-вниз на эластичных лямках. Андроид машет мне рукой, и я машу в
ответ, поворачиваясь на своей подвеске, чтобы осмотреть трос, с тонким
пением проносящийся мимо меня. Порой на трос опускаются птицы, порой на
нем вдруг вырастает сосулька или выбивается волокно. Редко - очень редко
- можно напороться на пустые салазки. Что здесь произошло: несчастный
случай? Или пассажир по одному ему известным причинам сам перерезал
подвеску? Кто знает? И совсем уж редко бывает, что какой-нибудь психопат
прилаживает на тросе удавку или пружинный самострел. За такие дела,
конечно, казнят, бросая в пропасть с самой высокой террасы, но это
слабое утешение.
Впрочем, сейчас все спокойно, и я скольжу над бездной по
сверхлегкому тросу. Лишь негромкий гул салазок да посвист ветра нарушают
безмолвие. Солнце еще не село, но на высоте восьми километров царит
холод. Дышать здесь нетрудно. С первого же дня на Тянь-Шане я неустанно
благодарю богов, сотворивших эту планету, за то, что даже при гравитации
0,954 g кислорода здесь более чем достаточно. Я смотрю на облака,
проплывающие в нескольких километрах подо мной, и невольно вздрагиваю
при мысли о том, какое чудовищное давление там, внизу, представляю себе
бурлящий океан, терзаемый неистовыми фосгеновыми и углекислыми бурями.
Суши на Тянь-Шане нет - лишь бесчисленные горные хребты, на тысячи
метров возносящиеся над густым месивом океана навстречу кислороду и
по-гиперионски яркому солнечному свету.
Я вспоминаю другую планету: я был там всего несколько месяцев
назад. Вспоминаю свой первый день в корабле Консула. Мы разгонялись для
перехода в С-плюс. Автохирург лечил мою сломанную ногу, а я между делом
спросил:
- Любопытно, как я прошел через портал? Последнее, что я помню, это
громадный...
В ответ Корабль прокрутил голограмму, снятую плавучей камерой. В
тот день шел дождь, и все казалось расплывчатым. Мерцала зеленоватым
сиянием арка портала, раскачивались макушки деревьев. И вдруг сквозь
арку просунулось щупальце - длинное, длиннее самого Корабля. Оно сжимало
что-то наподобие игрушечного каяка, завернутого в лохмотья параплана.
Щупальце сделало единственный взмах - замедленный и грациозный; каяк,
несущий распростертого в кокпите человечка, спланировал (а вернее -
спорхнул) метров на сто и исчез за раскачивающимися верхушками деревьев.
- Почему ты не подобрал меня сразу? - спросил я, не скрывая
раздражения. - Зачем было ждать всю ночь, оставив меня болтаться под
дождем? Я ведь запросто мог сдохнуть!
- Я не располагал инструкциями на предмет того, чтобы забрать вас
сразу по возвращении, - надменно ответствовал Корабль с интонациями
полоумного ученого. - Возможно, вы занимались каким-либо важным делом,
не терпящим вмешательства. Если бы вы не дали о себе знать в ближайшие
двое суток, я бы отправил зонд для выяснения, все ли с вами
благополучно.
На что я весьма откровенно высказал все, что думаю о подобной
логике.
- Странное определение, - заметил Корабль. - Хотя в мою
субструктуру действительно встроены некоторые органические элементы и
децентрализованные вычислительные ДНК-компоненты, биологическим
организмом в строгом смысле слова я не являюсь. У меня отсутствует
пищеварительный тракт и нет никакой нужды в испражнении, не считая
отвода отработанных газов. Следовательно, задний проход у меня тоже
отсутствует как в прямом, так и в переносном смысле. Следовательно, вряд
ли меня можно квалифицировать как...
- Заткнись! - не выдержал я.
Через четверть часа, на подступах к циклопической стене хребта
Куньлунь, я начинаю осторожно тормозить. Последние сотни метров наши
тени несутся снизу вверх по отвесной оранжевой скале, словно в китайском
театре - две схематичные фигурки, размахивающие конечностями: это мы
манипулируем тормозами и разворачиваемся, чтобы приземлиться на ноги. И
вот уже передо мной приемная терраса - шестиметровый каменный блок, за
ним - стена, обитая побуревшим от непогоды войлоком из овцекозьей
шерсти. Гудение тормозов нарастает до громкого воя.
Плавно погасив скорость, я почти без рывка останавливаюсь в трех
метрах от стены, встаю на ноги и отстегиваю салазки и страховку с
проворством, достигаемым упражнениями. Мгновение - и позади меня
приземляется А.Беттик. Даже с одной рукой тормозит он куда грациознее.
С минуту мы просто стоим, глядя, как балансирует на кромке хребта
Пхари оранжевый шар солнца. Косые лучи озаряют возносящийся из угольной
тьмы ледяной пик. Покончив с подгонкой снаряжения, я говорю:
- Когда доберемся до Срединного Царства, будет уже ночь.
А.Беттик кивает:
- Я предпочел бы пройти трассу до темноты, месье Эндимион, но,
по-моему, подобная перспектива нам вряд ли светит.
При одной только мысли о спуске по трассе в темноте в паху у меня
все сжимается. Любопытно, имеется ли аналогичная физиологическая реакция
у андроидов мужеского пола?
- Пора! - И я рысцой припускаю вдоль карниза.
На канатке мы потеряли несколько сотен метров высоты, теперь их
надо отыгрывать. Довольно скоро карниз сходит на нет - в Небесных горах
пологих поверхностей мало, - и под нашими подошвами дробным перестуком
отзывается нависший над пропастью бонса и бамбуковый настил. Перил тут
нет. Ветер крепчает, и я, не останавливаясь, застегиваю термокуртку и
войлочный халат. Тяжелый рюкзак подскакивает в такт бегу.
От приемной террасы до линии жумара чуть меньше километра на север.
Дорога пуста. По ту сторону подернутого тучами ущелья мерцают вдоль
Пешего Пути огоньки факелов. В это время суток по ту сторону Великой
Бездны яблоку упасть негде - столько людей идут на север. Иные наверняка
направляются к Храму-Паряшему-в-Воздухе послушать Энею. Я должен успеть
раньше их.
Линия жумара - четыре веревки, закрепленные на семисотметровой
отвесной скале; красные - для восхождения, синие - для спуска.
Опускается закатный сумрак, окрепший ветер дышит морозом.
- Бок о бок? - спрашиваю я, указывая на среднюю пару веревок.
А.Беттик молча кивает. С тех пор, как я впервые увидел его почти
десять лет назад на Гиперионе, голубое лицо нисколько не изменилось.
Впрочем, чего ж я еще ждал, чтобы андроид старел, что ли?
Сняв со своих "кладовок" силовые жумары, мы навешиваем их на
соседние микроволоконные веревки. Интересно, насколько надежно они
