себя, я обнаружил, что уже не лежу на ветвях, а вишу, цепляясь за
нейлоновый шнур. Несколько минут спустя налетел очередной порыв ветра, и
каяк рухнул в темноту. В гнездышке остались лишь немногочисленные
обломки.
Что теперь?
Наверно, следует подождать рассвета.
А если на этой планете не бывает рассвета?
Тогда подождать, пока утихнет боль.
С какой стати она должна утихнуть? Кость сломана и почти наверняка
вонзилась в мышцу. Вдобавок у меня лихорадка. Одному Богу известно,
сколько времени я провел под дождем без сознания. В порезы могли
проникнуть самые невероятные микробы. Наверно, начинается гангрена. Этот
гнилостный запах - возможно, он исходит от меня.
Кажется, так быстро гангрена не начинается?
Успокоить меня было некому.
Я попытался левой рукой ухватиться за дерево, а правой принялся
осторожно ощупывать бедро, но при первом же прикосновении громко
застонал и чуть было не потерял сознание. Да, если я снова вырублюсь, то
рискую свалиться вслед за лодкой. Я пошевелил левой ногой: та в
нескольких местах онемела, но в остальном с ней вроде все было
нормально. Ладно; подумаешь, какой-то перелом...
Какой-то перелом, Рауль? На тропической планете, где гроза может
продолжаться бесконечно? У тебя нет медпакета, костер ты развести не
можешь, инструментов и оружия не осталось, зато появилась лихорадка...
Замечательно, правда? А ты говоришь - какой-то перелом.
Заткнись, ублюдок.
Я принялся размышлять под аккомпанемент дождя. Можно провисеть на
дереве остаток ночи - которая закончится то ли через десять минут, то ли
через тридцать часов... Или попробовать спуститься.
А если внизу меня поджидают хищники? Великолепная мысль.
Заткнись, велел я себе. Зато внизу можно будет поискать укрытие от
дождя, поудобнее расположить сломанную ногу, сделать шину...
- Ладно, - сказал я вслух и принялся шарить вокруг, отыскивая
лиану, по которой мог бы спуститься.
По-моему, на спуск у меня ушло часа два-три. А может, вдвое больше
или вдвое меньше. Молнии уже не вспыхивали, находить в непроглядной
тьме, за что ухватиться, было чрезвычайно сложно, однако над джунглями
появилась полоса призрачного красноватого света, которая слегка рассеяла
мрак и позволила мне худо-бедно ориентироваться.
Это что, рассвет? Вряд ли. Слишком тусклый. Скорее отблеск
пожара...
По моим прикидкам, я спускался с высоты метров в двадцать пять.
Ветви оставались такими же толстыми до самой земли, а вот листья с
острыми как лезвия кромками попадались реже. Правда, насчет земли я
выразился неудачно. Передохнув в развилке двух ветвей, придя в себя от
боли и прогнав головокружение, я продолжил спуск - и ощутил под собой
воду. Нога отдернулась сама собой. В красноватом свете я разглядел, что
вода повсюду, бурлит вокруг серо-зеленых стволов - черная, маслянистая,
похожая на нефть.
- Блин! - сказал я. Пожалуй, на сегодня с меня хватит. Видимо,
придется строить плот. На этой планете, по идее, должно быть два
портала, соответственно выше и ниже по течению. До второго мне просто
необходимо добраться. Что ж, плот я уже строил...
Да, когда был цел и невредим, сыт, когда у тебя были инструменты -
топор и лазер. А теперь ты даже не можешь стоять на ногах...
Пожалуйста, заткнись. Ну пожалуйста!
Я закрыл глаза и попытался заснуть. От лихорадки меня то и дело
бросало в дрожь. Стараясь отвлечься, я принялся прикидывать, что
расскажу Энее, когда мы увидимся вновь.
Ты же не веришь, что вы еще увидитесь? Разве не так?
- Заткнись, поганец! - рявкнул я на себя. Мой голос затерялся в
шуме дождя и плеске воды в полуметре подо мной. Пожалуй, надо взобраться
повыше, если я не хочу утонуть. Ведь вода за ночь может подняться. Какая
ирония! Затратить столько с ил на спуск для того, чтобы в итоге вновь
подниматься. Лучше влезть на три-четыре метра. Кто ее знает, насколько
она тут поднимается. Но сначала нужно перевести дыхание и подождать,
пока утихнет боль. Пара минут, не больше...
Я проснулся от дневного света и обнаружил, что лежу распростертый
на провисающих ветвях в каких-то сантиметрах от поверхности бурлящего
потока, который лавировал между стволами деревьев. Вокруг стоял
полумрак, как в сумерках. Похоже, я проспал целый день и сейчас уже
вечер. По-прежнему шел дождь, но не тропический ливень, а так, морось.
Хотя с лихорадкой определить было трудно, мне казалось, что тут тепло,
зато влажность явно на пределе.
У меня болело все. Было крайне сложно разобрать, где заканчивается
тупая боль в сломанной ноге и начинается боль в голове, в спине и в
животе. Короче, ощущение такое, будто под черепом перекатывается сгусток
ртути, реагируя на каждый поворот головы. Головокружение сопровождалось
приступами тошноты. Крепче ухватившись за ветки, я задумался над
прелестями дальних путешествий.
В следующий раз, детка, пускай по твоим поручениям бегает А.Беттик.
Свет, как ни странно, не угасал, но и ярче не становился. Я
переменил позу и принялся изучать воду: она была серой, кое-где пенилась
и несла обрывки пальмовых листьев и сухие ветви. Я поднял голову, но
нигде не заметил ни каяка, ни паруса. Любой обломок фибропласта,
свалившийся ночью с дерева, наверняка давным-давно унесло течением.
Это походило на наводнение, на весенний паводок на пустошах над
гиперионским заливом Тоскахай. Там паводки случались раз в году, весной,
а здесь, в этом тропическом лесу, вода с тем же успехом могла стоять
вечно. Где здесь? Да какая разница!
Я вновь посмотрел на воду. Она напоминала цветом скисшее молоко, а
глубина потока могла быть какой угодно - от нескольких сантиметров до
многих метров. По стволам деревьев судить трудно. Течение быстрое, но не
настолько, чтобы унести меня, если я ухвачусь как следует за нижние
ветви. Если мне повезет, если в здешних лужах не водятся хищники вроде
гиперионских водяных клещей и прочая гадость, я могу куда-нибудь
добрести...
Чтобы добрести, нужны две ноги, Рауль. А тебе придется прыгать на
одной.
Ладно, прыгать так прыгать. Я ухватился обеими руками за ветку над
головой и осторожно спустил в воду левую ногу; правая лежала на другой
ветке. Снова накатила боль, но я не отступал и опускал ногу все ниже - в
сером потоке скрылась ступня, затем лодыжка, колено... Я чуть
передвинулся... Сломанная нога соскользнула с ветки, и я не сдержал
стона. Мышцы рук напряглись, удерживая тело.
Глубина потока оказалась около полутора метров. Вода плескалась
вокруг талии, брызгала мне в грудь. Она была теплой и как будто слегка
утихомирила боль в правой ноге.
А сколько в ней замечательных микробов, мой мальчик! Причем
некоторые наверняка завезены еще первыми "ковчегами" и наверняка успели
мутировать. Ты придешься им по вкусу, Рауль.
- Заткнись, - тупо сказал я, обращаясь к своему внутреннему голосу,
и огляделся. Голова болела, левый глаз заплыл, на веках запеклась корка,
но все же кое-что я им видел.
Со всех сторон торчали из воды серо-зеленые стволы, которым не было
ни конца ни края, с темно-зеленых, почти черных ветвей свешивались
широкие листья. Слева, впрочем, виднелось нечто вроде просвета. И почва
под ногами, когда я направился туда, показалась мне чуть более твердой.
Я шел, подтягиваясь на руках, затем переставляя левую ногу и волоча
правую, порой пригибался, чтобы пройти под низко нависающими листьями,
порой огибал препятствие - как тореадор в замедленной съемке, пропуская
мимо себя плывущие по воде обломки. Чтобы добраться до просвета, ушло
несколько часов. Но все равно иного занятия у меня не было.
Затопленные джунгли вывели к реке. Я ухватился за последнюю ветку,
чувствуя, как течение пытается подхватить меня и унести, и уставился на
бесконечное пространство серой воды. Противоположного берега видно не
было - но не потому, что вода простиралась настолько далеко. Просто над
поверхностью реки - а что это река, а не озеро и не море, можно было
догадаться по водоворотам, двигавшимся справа налево, - клубился то ли
туман, то ли завеса облаков, видимость составляла около сотни метров; не
больше. Серая вода, серо-зеленые влажные стволы, темно-серые облака...
Свет как будто стал тусклее. Приближалась ночь.
Я совершенно выбился из сил. Лихорадка нарастала. Несмотря на
тропическую жару, мои зубы противно стучали, а руки дрожали, и я ничего
не мог с этим поделать. Где-то по дороге я нечаянно наступил на правую
ногу, и боль была такой, что захотелось завопить во все горло. Признаюсь
честно, я и завопил. А потом, сперва тихо, затем все громче, принялся
распевать боевые марши гиперионских сил самообороны, после которых
перешел к скабрезным лимерикам, коих наслушался в бытность матросом на
Кэнсе; закончилось же все обыкновенными нечленораздельными воплями, ибо
нога болела просто зверски.
Как там насчет того, чтобы построить плот?
Я уже привык к этому назойливому внутреннему голосу. Мы с ним
заключили перемирие, когда я понял, что он вовсе не подбивает меня лечь
и умереть, а всего лишь критикует мои старания остаться в живых.
Смотри, Рауль, чем тебе не плот?
Река влекла поваленное дерево, огромный ствол, то почти целиком
уходивший под воду, то выныривавший вновь. Вода доходила мне до плеч,
хотя я стоял метрах в десяти от центрального течения.
- Ну да, - согласился я вслух. Мои пальцы скользнули по гладкой
ветке, за которую я держался. Я подтянулся поближе к ней.. В ноге что-то
хрустнуло, перед глазами замелькали черные точки. - Ну да, - повторил Я.
Интересно, какова вероятность того, что я не грохнусь в обморок, что
просто выживу и что ночь не наступит до того, как я смогу поймать один
из стволов? О том, чтобы плыть, не могло быть и речи. От правой ноги -
никакого толку, а остальные конечности мелко дрожали. Сил во мне
осталось ровно столько, чтобы худо-бедно держаться за ветку. - Ну да, -
сказал я в третий раз. - Вот дерьмо!
- Прошу прощения, месье Эндимион. Вы обращаетесь ко мне?
От неожиданности я чуть было не выпустил ветку. Потом, продолжая
держаться правой рукой, поднес левую к глазам и уставился на комлог.
Металлический браслет на моем запястье тускло светился.
- Разрази меня гром! Я думал, ты сломался.
- Инструмент поврежден, сэр. Его память стерлась. Нейронные цепи
мертвы. Вокальный аппарат функционирует в аварийном режиме.
Я нахмурился:
- Погоди, что-то я не понимаю. Если твоя память уничтожена, а
нейронные цепи...
Река плеснула на меня, как бы побуждая отпустить ветку. На
мгновение я замолчал.
- Корабль? - позвал я наконец.
- Да, месье Эндимион.
- Так ты здесь?
- Разумеется, месье Эндимион. Ведь вы с мадемуазель Энеей приказали
мне оставаться тут. С радостью сообщаю, что ремонт завершен и...
- Покажись, - распорядился я. Уже почти стемнело. Со стороны реки
ко мне тянулись языки тумана.
Из воды, метрах в двадцати от меня, показался корпус звездолета. Он
перегородил течение точно запруда, этакий черный левиафан, неизвестно
как очутившийся в реке. С корпуса капало, на носу и на стабилизаторе
мерцали ходовые огни, едва различимые в тумане.
Я засмеялся. Или заплакал. Или просто застонал.
- Вы подплывете ко мне, сэр? Или мне подойти к вам?
Мои пальцы соскальзывали.
- Двигай сюда, - проговорил я и ухватился за ветку обеими руками.
В крохотной каюте, где обычно спала Энея, стоял автохирург. Это был
древний прибор - не менее древний, чем сам звездолет, - но он работал, у
