и птгладил собаку по голове. Но та не переставала дрожать.
"Если бы они вышли из грузовика, то были бы уже здесь" подумал
Дьюан. И тут же новая мысль - Кто они?
- Пошли, Уитт, - тихо проговорил он. Взяв колли за ошейник, он
вернулся в дом, выключил свет, прошел в соседнюю комнатку, которую
Старик важно называл своим кабинетом, взял со стола ключ, вернулся в
столовую и отпер сундук, в котором, как он давно знал, лежали
отцовские ружья. Секунду поколебавшись, он оставил на месте двустволку
30-06 и 12-калибровый, и взял помповое пневматическое ружье 16
калибра.
В кухне завыл Уиттгенштейн, скребя лапами по линолеуму.
- Ш-ш-ш, Уитт, - тихо проговорил Дьюан. - Все нормально, мальчик.
Он проверил казенную часть, чтобы убедиться, что она чистая,
зарядил ее, снова проверил, держа пустой магазин против света и открыл
нижний ящик стола. Патроны лежали как обычно в желтой коробке, пять из
них Дьюан быстро вставил в магазин, три положил в карман фланелевой
рубашки и, пригнувшись, вернулся в столовую.
Уиттгенштейн залаял. Дьюан оставил его в кухне, опустил экран
входной двери и выйдя в темноту двора, медленно двинулся вокруг дома.
Свет от фонарного столба освещал участок вокруг дома и ближайшие
десять ярдов аллеи. Дьюан пригнулся и подождал несколько секунд.
Осознав, что сердце бьется быстрее, чем обычно, он сделал несколько
глубоких, медленных вдохов, чтобы успокоиться.
Внезапно наступила тишина, прекратился даже стрекотание сверчков и
других насекомых. Не шелохнувшись стояли тысячи колосьев, воздух был
абсолютно неподвижен, далеко на юге снова сверкнула молния. В этот раз
за нею последовал раскат грома, секунд через пятнадцать.
Дьюан продолжал ждать, стараясь дышать равномерно через рот, держа
палец на спусковом крючке. Рудье пахло порохом. Лай в кухне
прекратился, но мальчик слышал, как собака скребет когтями по полу,
совсем близко от входной двери.
Дьюан ждал.
Прошло по меньшей мере пять минут прежде чем двигатель грузовика
взревел, и под колеами захрустел гравий.
Дьюан метнулся к краю пшеничного поля, низко присел и спрятался за
колосьями так, тчобы можно было видеть коней подъездной аллеи.
Ничего. Грузовик вернулся на Шестую окружную, мгновение помедлил и
напрвился на юг, туда где было кладбище, таверна "У Старого Дерева" и
Элм Хэвен.
Дьюан поднял голову и проводил его взглядом, но хвостовые фары
были погашены. Он нырнул обратно и снова присел, дыша медленно и
глубоко и продолжая сжимать в руках ружье.
Спустя минут двадцать закпали первые капли дождя. Дьюан выждал еще
три или четыре минуты и затем вышел из своего убежища, стараясь не
быть щзаметным на фоне неба обошел дом и сарай кругом - воробьи в
сарае молчали, свиньи в хлеву как обычно слегка подхрюкивали, и через
кухонную дверь вошел в дом.
Уиттгенштейн, волоча как щенок хвост по полу и близоруко щурясь,
подошел к Дьюану и остановился, переводя взгляд с двери на мальчика, с
мальчика на дверь.
- Не, - покачал головой Дьюан, вынимая по одной пули и складывая
их на скатерти кухонного стола, - мы не собираемся сейчас на охоту,
дурачок. Но ты кажется получишь особенный ужин... и потом пойдешь со
мной ко мне. Сегодня будем спать вместе.
Дьюан подошел к буфету, а хвост Уитта выбивал более радостную
лробь, чем обычно.
Снаружи дождь почти прекратился, но ветер шуршал колосьями на поле
и завывал в ветках старой яблони.
Джим Харлен обнаружил, что взбираться не так легко, как ему
казалось. Особенно при довольно сильном ветре, который так и норовил
запорошить ему пылью глаза. На полпути Джиму пришлось остановиться,
чтобы вытереть их.
Что ж, по крайней мере ветер не даст услышать его приближение по
этой глупой трубе, подумал Харлен.
Теперь он был уже между вторым и третьим этажами, примерно в
двадцати футах над мусоропроводом, пережде чем пноял, наксолько глупой
оказалась вся эта его затея. Что он будет делать, если Ван Сайк или
Рун или кто-нибудь еще пройдет мимо. А если здесь окажется Барни?
Харлен попытался представить, что скажет его мать, когда вернется
домой со свидания и обнаружит, что ее единственный сын сидит в камере
предварительного задержания у Джи Пи Конгдена и ожидает
транспортировки в тюрьму Оук Хилла.
Харлен даже слегка улыбнулся. По крайней мере так он привлеет ее
внимание. Он взобрался еще на несколько последних футов достиг карниза
третьего этажа и встал на него коленом. Теперь можно было немного
передохнуть, придавшись щекой к кирпичной стене. Втер раздувал его
футболку. Сквозь листья вяза внизу он видел отблеск уличного фонаря на
углу Школьной улицы и Третьей Авеню. Он был очень высоко.
Харлен не боялся высоты. Однажды он победил О'Рурка и Стюарда и
всех остальных ребят, когда они взбирались на большой дуб позади сада
Конгдена прошлой осенью. Он и в самом деле залез тогда так высоко, что
ребята снизу просили его спуститься, но он специально залез еще на
одну, последнюю ветвь... ветвь, которая казалось такой тонкой, что не
могла бы выдержать и голубя на ней... и оттуда он смотрел на океан
зеленых крон, которым оказался Элм Хэвен. В сравнении с тем, что он
делал сейчас, то было просто детством.
Харлен глянул вниз и тут же пожалел об этом. Кроме дренажной трубы
и лепнины на углу стены, между ним и бетонным тротуаром не было
ничего. Только двадцать пять футов пустоты.
Он закрыл глаза, сосредоточился, восстанавливая баланс, и открыл
их, чтобы заглянуть в окно.
До него было вовсе не два фута... скорее больше четырех. Чтобы
заглянуть в окно, ему придется сойти с этой проклятой трубы.
Свет исчез. Он был почти уверен, что сейчас Старая Задница
Дублетом выйдет из-за угла школы и зычно крикнет: "Джим Харлен! А ну
слезай оттуда сейчас же!"
Что тогда? Может ли она оставить его на второй год в шестом
классе, он ведь его уже закончил? Или лишить его каникул?
Харлен улыбнулся, набрал в грудь побольше воздуха, перенес всю
тяжесть тела на колени и медленно двинулся вдоль бордюра, распластался
на стене и вот его уже ничего не поддерживало, кроме четырех дюймов
уступа.
Правой рукой он нашел край окна, и пальцами обхватил выпуклость
лепнины под подоконником. Теперь все в пордке. Он молодоец.
Харлен оставался в том же полжении на момент, голова опущена вниз,
щека прижата к стене. Все, что ему нужно было сделать, чтобы заглянуть
в комнату, это приподнять голову.
В эту секунду какая-то часть его разума велела ему не делать
этого. Оставь все это. Вернись в парк, пойди в кино. Ступай домой пока
мама не вернулась.
Под ним ветер зашуршал листьями деревьев и снова припорошил ему
глаза пылью. Харлен взглянул назад на трубу. Вернуться будет совсем не
трудно, спускаться всегда легче, чем взбираться наверх. Харлен подумал
о Джерри Дейзингере и некоторых других, называвших его "маменьким
сыночком".
Они не должны знать, что я был здесь.
ТОгда зачем же ты сюда взобрался, дурак?
Харлен подумал о том, что можно будет рассказать О'Рурку и другим,
чуть приукрасить историю, сказать, что видел как
Старая-Задница-Дуплетом пришла за своим любимым мелом или еще
чем-нибудь. Он представил себе шок этих крошек, когда он расскаэет,
что видел, как учился и Рун делали это на ее столе, прямо в классе...
Харлен поднял голову и заглянул в окно.
Миссис Дуббет не было за ее столом в дальнем конце комнаты, она
сидела за маленьким рабочим столиком прямо у окна, не дальше чем в
трех футах от Харлена. Света не было, но слабое фосфоресцирующее
сияние освещало комнату как гнилушка освещает темный лес.
Миссис Дуббет была не одна. Фосфоресцировл силуэт рядом с ней. Эта
фигура тоже сидела за маленьким столиком на расстоянии ввытянутой руки
от того места, где стоял Харлен, прижавшись к стеклу носом. Он сразу
узнал ее.
Миссис Дуган, бывшая подруга миссис Дуббет, всегда была чоень
худой. За те месяцы, что ее глодал рак, пока она еще ходила в школу до
Рождества, она стала еще худее. Тогда ее руки, Харлен это отлично
помнил, казались двумя косточками, обернутыми в веснушчатыую плоть.
После этого никто в классе не видел ее до самой ее смерти в феврале,
как и на похоронах, кроме матери Сэнди Уиттэкер, которая навестила ее
как-то раз, и потом пришла на похороны. Она рассказывала Сэнди, что
под конец от старой леди ничего не осталось кроме кучки костей и кожи.
Харлен узнал ее сразу.
Потом он на минуту перевел взгляд на Старую?Задницу-Дуплетом, она
сидела наклонясь вперед, полностью поглощенная своим собеседником, и
затем его взгляд вернулся к миссис Дугган.
Сэнди гворил, что миссис Дуган похоронили в ее лучшем шелковом
платье зеленого цвета, том самом которое она надевала на свое
последнее Рождество. В нем она была и сейчас. В нескольких местах оно
сгнило и сквозь него виднелись фосфоресцирующие сияние.
Волосы ее были тщательно причесаны, и прихваены черепаховыми
заколками , их тоже Харлен видел еще в классе,но многие волосы выпали
и сквозь лысины проглядвал голый череп. В скальпе так же как и на
платье было немало дыр.
С расстояния в три фута Харлен мог видеть руку миссис Дуган,
которую она держала на столе - длинные пальцы, просторное золотое
кольцо, тусклый блеск костей.
Миссис Дуббет наклонилась поближе к трупу своей подруги и что-то
сказала. Она выглядела озадаченной, затем перевела звгляд на окно, за
которым на коленях стоял Харлен.
В эту последнюю минуту он понял, что его прекрасно видно, потому
что отсвет падает прямо на его лицо за стеклом, видно также явственно
как видны сухожилия похожие на спагетти на кулаке миссис Дуган, так же
ясно как видны темные колонии плесневых грибков под прозрачной плотью.
Вернее под тем, что осталось от плоти.
УГолком глаза Харлен заметил, что Старая-Задница-Дуплетом
повернулась и смотрит на него, но он не мог оторвать глаз от спины
миссис Дуган, на которой под разъехавшейся кожей кости позвоночника
медленно двигались как двигаются белые камни под подгнившей тканью.
Миссис Дуган обернулась и взглянула на него. С двух футов
фосфоресцирующее сияние жгло через темную лужицу жидкости, стоявшей
там, где был когда-то ее левый глаз. Зубы оскалились в безгубой
улыбке, когда она наклонилась вперед, будто посылая Харлену воздушный
поцелуй. Но дыхание не замутило оконного стекла.
Харлен выпрямился и кинулся бежать, не помня, что он стоит на
тонкой полосе бордюра над пропастью в двдцать пять футов над камнем и
бетоном. Он бросился бы бежать, даже если бы вспомнил об этом.
Он упал, даже не вскрикнув.
Глава 8.
Ритуал мессы Майк очень любил. В это воскресенье, как и во все
остальные, кроме особых праздничных дней, он помогал отцу Каванагу
служить обычную раннюю мессу, начинавшуюся в половине восьмого и затем
остался на позднюю, десятичасовую, на которой он был главным алтарным
служкой.На раннюю мессу народу обычно приходило больше, поскольку
большинство католического населения Элм Хэвен жертвовало лишним
получасом своего времени только тогда, когда избежать этого не было
никакой возможности.
Свои коричневые ботинки Майк всегда держал в комнатке, которую
отец Каванаг называл алтарной; прежний священник, отец Гаррисон не
возражал против того, чтобы из-под рясы его служек виднелись тенниски,
но отец Каванаг говорил, что помогать людям принимать причастие надо с
большим уважением. Первоначально эти расходы вызвали неудовольствие в
