подошел и поцеловал ее, ощутив при этом легкий запах, в котором
чувствовался едва заметный намек на начало распада, того самого
распада, которым днем раньше несло от страшного грузовика. Мальчик
вышел на кухню. Отец уже встал и теперь брился, стоя перед краном, из
которого текла холодная вода. К семи часам утра ему нужно уже быть на
пивоварне Пабста в Пеории, а до города больше часа езды. Отец Майка
был очень крупным - при росте шесть футов он весил не меньше трехсот
фунтов*. Причем большая часть этого веса приходилась на большой
круглый живот, заставлявший отца держаться на большом расстоянии от
раковины даже во время бритья. Его рыжие волосы уже поредели, только
над ушами сохранился рыжеватый венчик, за недели, проведенные в работе
на огороде, его лоб покрылся красноватым загаром, а сеть капилляров на
щеках и носу сообщала цвету его лица общий багровый оттенок. Во время
бритья он пользовался старинной опасной бритвой, принадлежавшей еще
его деду и теперь чуть помедлил, подпирая языыком щеку и держа бритву
на отлете, чтобы кивнуть сыну, отправившемуся в туалет.
[* Рост примерно 182 см и вес около 150 кг.]
Только недавно до Майка дошло, что их семья единственная в городе,
кто еще пользуется туалетом во дворе. Конечно, такие сооружения были у
многих, например позади дома миссис Мун, и у Джерри Дейзингера был
такой же позади сарая для инструментов, но это были своего рода
реликвии, экспонаты ушедших времен. О'Рурки же _пользовались_ своим
туалетом. В течение многих лет мать Майка говорила, что пора
установить в доме нормальную уборную, как у всех людей, но отец
сопротивлялся, уверяя, что это вызовет неслыханные расходы. Отчасти
это действительно так и было, ибо город не имел канализационной сети,
а септическая обработка цистерны стоила целое состояние. В глубине
души Майк подозревал, что отец просто _не хочет_ устанавливать уборную
в доме. Имея четырех болтливых дочерей и весьма разговорчивую супругу,
он часто говаривал, что единственное место, где он может обрести мир и
спокойствие, это сортир.
Закончив свои дела, Майк вышел из туалета и прошел вдоль каменной
стены, которая служила разделом между маминым садиком и отцовским
огородом, бросил мимолетный взгляд на скворцов, уже проснувшихся и
шуршавших листьями в верхних ветках, вошел в дом с заднего крыльца и
направился к раковине, которую только что освободил отец, чтобы вымыть
руки. Затем подошел к шкафу, достал школьный блокнот и карандаш и
уселся за стол.
- Не опоздаешь за своими газетами? - напомнил отец, стоя у окна с
чашкой кофе в руках и поглядывая в сад. Часы на стене показывали 5.08.
- Нет, я помню, - успокоил его Майк. Газеты оставляли в пять часов
пятнадцать минут на тротуаре перед зданием банка, рядом с @P на Мейн
Стрит, где работала мать. Майк никогда не опаздывал на работу.
- Что ты там пишешь? - поинтересовался отец. Кофе, казалось,
расшевелил его.
- Записки Дейлу и ребятам.
Отец кивнул, но похоже, не слушал его и снова выглянул в сад.
- Кукурузе не помешал бы хороший дождик в ближайшие дни.
- Пока, отец, - Майк сунул записки в карман джинсов, натянул на
голову кепку-бейсболку, и исчез за дверью, по дороге хлопнув отца по
плечу. У крыльца уже ждал его древний велосипед и Майк, вскочив в
седло, погнал на Первую авеню.
Управившись с разноской газет, Майк поспешил в западную часть
города к железнодорожным путям, в костел Св. Малахия, где он помогал
отцу Каванагу в качестве алтарного служки. Каждый день во время мессы
Майку полагалось быть в храме. Он служил в церкви с семилетнего
возраста и хотя время от времени появлялись и другие ребята, отец
Каванаг всегда утверждал, что такого надежного служки, как Майк, у
него нет... И что никто из служек не произносит латинские слова молитв
так отчетливо и с таким благоговением, как он. Майк имел очень
напряженный распорядок дня, особенно зимой, когда сугробы были высоки
и он не мог ездить на велосипеде. Иногда он прибегал в костел Св.
Малахия в самую последнюю минуту, набрасывал на плечи саккок и сутану,
даже не сняв пальто и уличных ботинок, и пока он произносил слова
мессы, снег стекал с подошвы башмаков и превращался в лужицы на полу
храма. Потом, если на мессу в семь тридцать собиралась только обычная
паства - миссис Мун, миссис Шонесси, мисс Эшбоу и мистер Кейн - Майк,
конечно, с разрешения отца Каванага, убегал сразу после причастия,
чтобы успеть в школу до звонка.
В школу он опаздывал довольно часто. Миссис Шрайвз уже даже не
делала ему замечаний, когда он наконец появлялся, просто кивала в
сторону кабинета директора. Майку полагалось сидеть там и ждать, когда
мистер Рун найдет время выбранить его за опоздание и занесет его
фамилию в Журнал Взысканий, толстую тетрадь, всегда хранившуюся в
нижнем левом ящике директорского стола. Замечания уже не тревожили
Майка, но он терпеть не мог сидеть в кабинете без дела и ждать,
пропуская урок чтения и большую часть математики.
Усевшись на теплый тротуар пред зданием банка, Майк выбросил из
головы мысли о школе и стал поджидать грузовичок, который привозил
газеты из Пеории. Сейчас было _лето_.
Мысль о лете, о теплом, согревающем лицо, ветерке, о запахе
нагретого тротуара и влажных колосьев, _реальность_ всего этого,
наполнила Майка энергией и словно раздвинула его грудную клетку. Так
что, когда прибыл грузовик, и Майк подхватил и рассортировал газеты,
вложив в некоторые из них свои записки и сунув их в отдельный карман
сумки, и даже тогда, когда он уже колесил по утренним улицам,
засовывал газеты в почтовые ящики, выкрикивал свое "С добрым утром!"
женщинам, вышедшим за молочными бутылками, и мужчинам, направлявшимся
к машинам, чтобы ехать куда-то дальше, _реальность_ всего этого,
подъемная сила лета, продолжала удерживать его на подъеме даже тогда,
когда Майк прислонил велосипед к стене костела Св. Малахия и вихрем
ворвался в прохладно-фимиамную сень сияющего темной позолотой храма.
Это было место, которое он любил больше всего на свете.
А Дейл в тот день проснулся поздно, уже после восьми. В комнату
вливался яркий солнечный свет, чуть приглушенный легкой тенью
огромного вяза за окном. Через занавески лился теплый воздух. Лоуренса
в комнате уже не было; зато из гостиной на первом этаже доносились лай
и хохот, это его брат смотрел мультики про Хекла и Джекла, и про Раффа
и Редди.
Дейл встал, заправил свою и Лоуренса кровати, натянул джинсы,
футболку, чистые носки и кеды, и пошел вниз завтракать.
Сегодня мама приготовила его любимые хлопья и кексы с изюмом. Она
сидела за столом веселая и оживленная, болтая о фильмах, которые будут
показывать сегодня в парке во время Бесплатного Сеанса. Отец Дейла уже
уехал из дому, территория, на которой он вел торговлю, охватывала
целых два штата, но он должен был вернуться в тот же день к вечеру.
Из гостиной послышался голос Лоуренса, который громко призывал
брата поторопиться, иначе он пропустит мультяшку про Раффа и Редди.
- Ну, это для маленьких! - крикнул Дейл в ответ. - Мне это уже не
интересно. - Но сам стал есть быстрее.
- О, смотри-ка что лежало в сегодняшней газете, - сказала мать. И
положила рядом с его кружкой записку.
Дейл улыбнулся при виде знакомого листочка. Он сразу узнал дешевый
блокнот и аккуратный почерк Майка. Но еще раньше он узнал ужасающую
грамматику своего приятеля:
ВСЕ ВСТРИЧАИМСЯ В ПЕЩЕРЕ В ДЕВИТЬ ТРИТЦАТЬ.
М.
Дейл торопливо подобрал с тарелки последние крошки кекса, гадая,
что могло случиться такого важного, что всем нужно отправляться в
эдакую даль. Пещера была зарезервирована ими для особых случаев -
разоблачение тайн, экстренные сходки, особые слеты Велосипедного
Патруля - еще тогда, когда они были маленькими и для них имели
значение такие вещи.
- Надеюсь, это не _настоящая_ пещера, Дейл? - спросила мама с
ноткой легкого беспокойства в голосе.
- Не-а, мам. Ты же знаешь, что нет. Это всего лишь старая
дренажная штольня за забегаловкой "Под Черным Деревом".
- Хорошо, только не забудь, пожалуйста, что ты обещал мне
подстричь газон перед домом. После обеда к нам в гости придет миссис
Себерт.
Отец Дьюана Макбрайда не выписывал газет, издаваемых в Пеории, он
не читал ничего, кроме "Нью Йорк Таймс", да и ту лишь изредка. Поэтому
Дьюан не получил записку от Майка. Зато около девяти утра в его
комнате зазвонил телефон. Дьюан не торопился подходить: их линия была
спарена с несколькими соседними коттеджами, один звонок означал, что
звонят Джонсонам, их ближайшим соседям, два - звонок им с отцом, три -
шведу Олафсону, жившему дальше по дороге. Сейчас телефон прозвонил
дважды, затем умолк, и снова зазвонил.
- Дьюан, - послышался в трубке голос Дейла Стьюарта. - Я так
понимаю, что ты уже справился со своими домашними делами?
- Справился, - ответил Дьюан.
- Отец дома?
- Нет, он уехал в Пеорию купить кое-что.
Трубка на некоторое время замолкла. Дьюан прекрасно знал, что Дейл
прекрасно знает, что его Старик после своих субботних поездок,
называвшихся "купить кое-что", часто возвращается поздно вечером в
воскресенье.
- Слушай, мы тут собираемся в пещере к половине десятого. Майк
хочет что-то сообщить.
- Кто это "мы"?
Дьюан скосил глаз на свой блокнот. После завтрака он прорабатывал
навыки описания главных действующих лиц. Над этим отрывком он работал
с апреля и все страницы были заполнены набросками, пояснениями,
вычеркнутыми абзацами и даже перечеркнутыми страницами, примечаниями,
мелко набросанными на полях. Он знал, что это упражнение будет также
далеко от совершенства, как и все предыдущие.
- Сам знаешь, - ответил Дейл, - Майк, Кевин и Харлен, и, может
быть, Дейзингер. Не знаю. Я сам только что получил записку в газете.
- А как насчет Лоуренса?
Дьюан выглянул за окно, перед фермой растилался океан
поднимающегося зерна - почти по колено - с каждой стороны дороги,
ведущей к их дому. Его мама, когда она еще была жива, запрещала сажать
на передних двадцати акрах что-нибудь выше гороха. "Когда колосья
вырастают, я чувствую себя отрезанной от мира, - жаловалась она дяде
Арту. - Своего рода клаустрофобия". Старик подшучивал над ней, но сам
и вправду сажал только горох. Но теперь Дьюан уже не помнил время,
когда приход лета не означал бы постепенного выхода их фермы из
остального мира. "В День Независимости - по пояс видимость" гласила
старая поговорка, но в этой части Иллинойса к четвертому июля кукуруза
уже достигала плеча Дьюана. А потом уже казалось, что не так зерно
_растет_, как ферма _съеживается_, уменьшаясь в размерах. Дьюану было
даже не видно окружную дорогу, если только он не поднимался с этой
целью на второй этаж. Но ни он, ни Старик больше не поднимались на
второй этаж.
- Что насчет Лоуренса? - переспросил Дейл.
- Он придет?
- _Конечно_, придет. Ты же знаешь, он всегда болтается с нами.
Дьюан тонко улыбнулся.
- Просто хотел убедиться, что ты не забыл о своем маленьком
братике, - сказал он.
В трубке послышалось сердитое сопение.
- Слушай, так ты придешь или нет?
Дьюан подумал о той работе по дому, которая ему предстояла в этот
день. Закончить все он успеет, только если начнет прямо сейчас.
- Я сегодня довольно занят, Дейл. Говоришь, не знаешь, что там
Майк надумал?
- Ну, точно не знаю, но думаю, что это что-нибудь, связанное с
