Ему до этого и в голову не пришло, что это то ли сторож, то ли
чернорабочий может быть здесь. В воздухе стоял густой запах зреющего
зерна, и влажного июньского вечера. Место выглядело, звучало и
_ощущалось_ пустым. Майк потянул на себя невысокую калитку, открыл ее
и вошел на территорию кладбища. Все его существо чувствовало и
бежавшую впереди него его собственную тень, и скорбные очертания
могильных памятников, и, особенно остро, оглушительное молчание,
повисшее над ним после часов бесед.
Он и вправду остановился у могилы дедушки. Она находилась почти в
самом центре кладбища, которое занимало площадь примерно в четыре
акра, и памятник дедушки был четверты от травянистой дорожки, делившей
кладбище на две половины. Все О'Рурки были похоронены на этом участке,
родственники его матери чуть ближе к забору с другой стороны, и
дедушкина могила была ближайшей в этом ряду. Рядом виднелось пустое,
заросшее травой пространство, которое, как Майк знал, было
приготовлено для его родителей. И его сестер. И для него самого.
Цветы все еще были здесь, поникшие и увядшие, но все еще здесь. Их
принесли в прошлый понедельник, в День памяти, вместе с крошечным
флажком Американского Легиона. Родители приносили этот флажок каждый
год в этот день и часто в мозгу Майка чередование времен года странно
согласовывалось с тем, насколько выгоревшим был этот флажок. Дедушка
когда-то был зачислен в Американский легион, но побывать на фронте ему
не удалось, он всего лишь провел четырнадцать месяцев в
мобилизационном лагере в Джорджии. Когда Майк был маленьким, ему часто
доводилось слушать рассказы Мемо о военных подвигах друзей дедушки на
полях сражений и у него сложилось твердое убеждение в том, что именно
эта неудача серьезно повлияла на дедушку.
Сейчас цвета флага были яркими, красный был кроваво-красным, белый
ослепительно белым над яркой зеленью травы. Горизонтальный свет низких
фонарей делал все окружащее словно более выпуклым и ярким. Далеко
отсюда, на ферме дяди Генри, расположенной примерно в четверти мили
отсюда, мычали коровы и звук отчетливо разлился в спокойном воздухе.
Майк наклонил голову и прошептал про себя слова молитвы. Теперь,
возможно, его слова можно будет не считать ложью. Затем он
перекрестился и по тропинке направился к дальней стороне кладбища, где
находилась сторожка Ван Сайка.
Впрочем, она была не совсем его, скорее это был старый сарай для
инструментов, который уже многие годы стоял на кладбище. Располагался
он у самого забора, отделенный от последнего ряда могил полоской
скошенной травы. Хотя, как думал Майк, довольно скоро кладбище
подступит к домику вплотную. Вечерние лучи солнца освещали небольшой
участок западной стены и делали его похожим на кусочек масла.
Майк заметил, что на двери висит замок и прошел мимо, будто
направляясь к лесу, обычному месту назначения всех мальчишеских
походов, затем резко повернул обратно и нырнул в тень. Кузнечики слепо
запрыгали вокруг его кед и под ногами зашуршала упругая трава.
С этой стороны в стене было окно - единственное окно всей сторожки
- совершенно крохотное и находившееся примерно на уровне шеи Майка. Он
подошел ближе, нагнулся и, заслонив глаза ладонью, заглянул внутрь.
Ничего. Окно было слишком тусклым, а комнатка - слишком темной.
Небрежно засунув руки в карманы и насвистывая, Майк обошел вокруг
домика. Несколько раз оглянулся через плечо, на аллее никого не было.
После того, как машина отца Каванага уехала, больше никого на дороге
не появлялось. На кладбище царила тишина. Медленным малиновым шаром
солнце уплывало вниз, за дорогу. Но пустое небо все еще горело огнем
прекрасного иллинойского заката, светлый июньский вечер катился в
сумерки, в темноту летней ночи.
Майк проинспектировал замок. Это была надежная йельская система,
но металлическая накладка была привинчена к двери поржавевшими от
времени и разболтавшимися в трухлявой древесине шурупами. Все еще тихо
посвистывая, Майк принялся ее раскачивать, пока сначала два, а потом и
третий шурупы не выскочили из гнезд. Над четвертым пришлось немного
потрудиться перочинным ножичком, но наконец поддался и он. Майк
поискал глазами камешек, чтоб было чем забить шурупы обратно, когда он
соберется уходить, и осторожно вошел в лачугу.
Внутри было совершенно темно. В воздухе пахло свежевырытой землей
и еще чем-то кислым. Мальчик прикрыл за собой дверь, предварительно
положив у порога камень побольше, чтобы осталась щель для света и
чтобы он мог слышать приближение машины, и постоял минуту спокойно,
давая глазам привыкнуть к темноте.
Ван Сайка здесь не было, в этом важном обстоятельстве Майк
убедился прежде, чем сделал первый шаг. Да и вообще здесь почти ничего
не было: несколько лопат и кирок в углу, обычный, по мнению Майка,
набор инструментов кладбищенского сторожа, на полке несколько банок с
какой-то темной жидкостью, в другом углу валялись сваленные в кучу
ржавые заостренные металлические прутья, части нуждавшейся в ремонте
ограды, пара небольших корзин, к одной из них был прикреплен фонарик
отчего казалось, что ею пользовались в качестве стола, кипа грубых
полотнищ, Майк мгновение недоумевал, что бы это могло быть, пока не
догадался, что на таких широких лентах опускают в могилу гроб, и,
наконец, прямо под окном, стояла низкая раскладушка.
Майк осмотрел ее внимательным образом. От койки сильно разило
плесенью, да и валявшееся на ней одеяло пахло не лучше. Но кто-то
очевидно пользовался кроватью совсем недавно, скомканная газета -
"Пеория Джорнэл Стар" за вторник - валялась у стены. Смятое одеяло
почти касалось пола и казалось, что его кинули на кровать в спешке.
Майк опустился на колени и потянул к себе газету. Под нею оказался
журнал с плотными глянцевыми страницами. Майк поднял было его и начал
перелистывать страницы, но тут же отбросил в сторону.
На всех страницах красовались черно-белые фотографии обнаженных
женщин. Майку приходилось видеть женскую наготу, в конце концов он
имелчетырех сестер, а однажды он даже держал в руках нудистский
журнал, который принес в школу Джерри Дейзингер. Но сейчас перед его
глазами было что-то невообразимое.
Эти женщины лежали, раздвинув ноги, и все, совершенно все было
видно. На нудистских фотографиях никаких подробностей не было видно,
только белые и гладкие человеческие тела, а здесь... Наманикюренные
пальцы женщин раздвигали их самые сокровенные места, гладили волосы,
ласкали самих себя. На других фото женщины стояли на коленях,
обернувшись к камере и выставив попы. Другие играли своими грудями.
Майк почувствовал как кровь бросилась ему в голову и в ту же
секунду, будто поток крови сразу понесся _туда_, напрягся его пенис.
Он снова коснулся журнала, и не поднимая его, перевернул несколько
страниц.
Снова женщины. Снова раздвинутые ноги. Ему и в голову никогда не
приходило, чтоф такими вещами можно заниматься перед объективом
фотоаппарата. А что, если б это увидели их родственники?
Мальчик ощущал как стремительно наступает эрекция. Ему прежде
случалось возбуждать себя и однажды, примерно год назад, он даже
испытал оргазм, но отец Гаррисон в одной из своих проповедей такими
страшными красками обрисовал последствия, которыми чреваты такие
занятия как самоосквернение духовное и физическое, что у Майка пропала
всякая охота к таким номерам. Он совсем не хотел сойти с ума или
покрыться ужасными прыщами, которые Господь насылает специально что бы
наказать тех, кто занимается рукоблудием. Кроме того Майку пришлось в
мрачной темноте исповедальни исповедаться в своем грехе перед духовным
отцом, и тот его сильно выбранил. Но одно дело признаваться в таких
вещах отцу Гаррисону и быть выруганным им, и совсем другое
исповедаться отцу Каванагу. Майк подумал, что он скорее станет
атеистом и отправится в ад, чем признается в подобном грехе отцу
Каванагу. А если он _сделает это и не признается_..., ну что ж, отец
Гаррисон достаточно ясно описал наказание, которое несут те, кто
оскверняет себя.
Майк вздохнул, положил журнал обратно, где нашел его, прикрыл
газетой и поднялся на ноги. Теперь ему придется бежать до самого
холма, а еще лучше весь путь, чтобы избавиться от гадких мыслей и от
напряжения в теле.
Когда Майк встал на ноги, одеяло соскользнуло на пол и запах гнили
наполнил комнату.
Майк сначала отпрянул, но потом подошел поближе, чтобы поправить
одеяло.
Запах сырой земли... и чего-то еще хуже... поднимался из-под
койки. Майк на секунду задержал дыхание, затем приподнял раскладушку и
прислонил ее к одной из корзин.
Внизу была дыра. Больше двух футов в поперечнике и почти
совершенно круглая, она была похожа на открытый люк посреди мостовой.
Только края ее были ужасно грязными. Майк опустился на четвереньки и
заглянул внутрь.
Вонь была невыносимо мерзкой. Однажды Майку случилось побывать на
скотобойнях в Оук Хилл, так вот около той комнаты, куда сбрасывали
внутренности и те части туши, которые не успели продать, запах был
примерно таким же. Только здесь он смешивался с густым запахом сырой
земли, и это делало его таким зловонным, что Майк на минуту отпрянул,
зажмурив глаза.
Тут же снова открыв их он уловил глубоко внизу тень быстрого
движения, будто там какое-то существо метнулось в сторону от света.
Мальчик быстро мигнул. Края дыры были странного, кроваво-красного
цвета, хотя почва здесь совершенно не имела примеси глины, и к тому
они были испещрены глубокими бороздами с ровными краями. Это напомнило
Майку что-то, только он не мог сразу вспомнить что именно. Но тут же
вспомнил.
Однажды Дейл Стюарт принес в школу иллюстрированное издание
комптоновской энциклопедии. Мальчики не отрываясь разглядывали разные
органы человеческого тела, изображенные на цветных иллюстрациях. Одна
из картинок изображала пищеварительный тракт, который был дан в
разрезе и цветном изображении.
Края этой дыры напоминали человеческие кишки в разрезе. Красные и
в таких же бороздах.
Пока Майк смотрел на них, края ямы дрогнули и зашевелились, будто
сжимаясь и расслабляясь Зловоние усилилось.
Майк, задыхаясь, отполз на четвереньках. Из ямы донесся тихий
царапающийся звук, словно кто-то выползал оттуда. _Это слышно, как
бегают по земле крысы? Или там внизу что-то действительно есть?_
Воображение нарисовало Майку туннель, уходящий далеко в землю
кладбища к могилам. И он вообразил, как уползает в глубину Ван Сайк,
исчезая в толще земли... Извиваясь как змея он торопится скрыться,
напуганный беззаботным насвистыванием Майка.
_Ван Сайк?.. А может что-нибудь еще хуже?_
Майк вздрогнул. За мутным стеклом окна не было ничего видно,
словно на улице уже стемнело, только из-под щели под дверью еще
пробивался свет.
Майк пододвинул койку обратно на место, убедился, что газета и
журнал лежат в том виде, в каком он нашел их, и бросил одеяло на
кровать так, чтобы скрыть дыру. Но тут же понял, что одеяло тут даже
не нужно. _Внутри лачуги было так темно, что обнаружить дыру было б
совершенно невозможно, если бы не тошнотворный запах, который минуту
назад пригвоздил его к месту._.
Стоя на коленях Майк вдруг вообразил, как из дыры протягивается
бледная, как червь, рука и тянется к нему из-под кровати... хватает
его за запястье, сжимает локоть.
От возбуждения Майка не осталось и следа. На секунду ему
показалось, что он сейчас же, не помня себя от страха бросится бежать
