подойдет, поклонится, сделает знак звездного огня и еще более церемонно
поклонится Карабелле...
Валентин рассмеялся, шагнул навстречу, заключил тощего старого
разбойника в объятия и крепко прижал его к себе, после чего они двинулись
вместе сквозь толпу, что расступалась перед ними, к возвышающемуся над
праздничной суматохой гостевому помосту.
Начался большой парад, достойный визита Коронала: музыканты,
жонглеры, акробаты, наездники, клоуны, дикие звери самого устрашающего
вида, которые на самом деле были вовсе не дикими, а вполне ручными;
одновременно с артистами шествовали горожане, которые соблюдали живописный
беспорядок и выкрикивали при прохождении мимо помоста:
- Валентин! Валентин! Лорд Валентин!
А Коронал улыбался, махал рукой, аплодировал и совершал прочие
действия, какие ожидаются от Коронала в ходе торжественной церемонии,
какие он обязан совершать, чтобы выражать всем своим видом радость,
одобрение и единство с народом. И несмотря на всю свою жизнерадостность,
Валентин лишь усилием воли принуждал себя веселиться: темный сон,
привидевшийся ему в Лабиринте, никак не желал отпускать. Однако умение
владеть собой все-таки победило, и он улыбался, махал рукой и аплодировал
в течение нескольких часов.
Прошло полдня, и праздничное настроение слегка улеглось: разве могут
люди, даже в присутствии Коронала, радоваться и ликовать с равным усердием
час за часом? После того, как схлынула волна всеобщего возбуждения,
наступил момент, который нравился Валентину меньше всего, когда в глазах
окружавшей его толпы он увидел жгучее, испытующее любопытство, напомнившее
ему о том, что для тех, кто знаком с королем лишь по титулу, короне,
горностаевой мантии, строке из летописи, он - всего лишь уродец, священное
чудовище, непостижимое и даже устрашающее. Но вот последние участники
парада промаршировали мимо помоста, крики сменились негромкими
разговорами, бронзовые тени удлинились, в воздухе повеяло прохладой.
- Не пройти ли нам ко мне в дом? - спросил Насцимонте.
- Думаю, пора, - ответил Валентин.
Усадьба Насцимонте оказалась причудливым сооружением. Она
располагалась напротив обнажившегося пласта розового гранита и напоминала
некое громадное бесперое существо, присевшее передохнуть. По правде
говоря, на деле оно было всего лишь шатром, но таких размеров и столь
необычного вида, что Валентин сперва даже оторопел. Тридцать-сорок
высоченных столбов поддерживали огромные, взмывающие кверху крылья из туго
натянутой темной ткани, что поднимались на поразительную высоту,
опускались почти до самой земли, опять шли вверх под острыми углами и
замыкали пространство. Казалось, что шатер можно разобрать в течение часа
и перенести к другому склону; и все же он производил впечатление мощи и
величественности, парадоксального сочетания постоянства и прочности с
воздушностью и легкостью.
Внутри ощущение постоянства и прочности прямо-таки бросалось в глаза,
поскольку толстое ковровое покрытие темно-зеленого цвета с вкраплениями
алого, в стиле Милиморна, было пришито к нижней стороне полотна крыши и
придавало ей яркость и нарядность; тяжелые стойки окольцовывал мерцающий
металл, а пол устилал тонко нарезанный, искусно отполированный
бледно-фиолетовый сланец. Обстановка была незатейливой - диваны, длинные,
массивные столы, несколько старомодных шкафчиков, комодов, что-то еще, но
зато все добротное и, на свой манер, величавое.
- Этот дом хоть немного напоминает тот, сожженный людьми узурпатора?
- спросил Валентин, оставшись наедине с Насцимонте.
- По конструкции все - один к одному, мой лорд. Оригинал, как вы
помните, был задуман шестьсот лет тому назад самым первым и величайшим из
Насцимонте. При восстановлении мы воспользовались старыми планами, не
отступив от них ни на йоту. Часть мебели я истребовал от кредиторов, а
остальное - копии. И плантация тоже восстановлена в том виде, в каком она
была до пьяных дебошей. Восстановлена дамба, осушены поля, вновь посажены
фруктовые деревья: пять лет пришлось поупираться, и вот - от опустошений
той злополучной недели не осталось и следа. И все это - благодаря вам, мой
лорд. Вы помогли мне подняться на ноги - и восстановили целостность всего
мира...
- Молюсь, чтоб так оно и было.
- Так и будет, мой лорд.
- Ты так полагаешь, Насцимонте? Думаешь, нам уже не грозят
неприятности?
- Какие неприятности? - Насцимонте легонько прикоснулся к руке
Валентина и повел того к широкой террасе, с которой открывался
великолепный вид на все его владения. В лучах заката и мягком отсвете
желтых воздушных шаров-светильников, привязанных к деревьям, Валентин
увидел продолговатую лужайку, что спускалась к изящно обухоженным полям и
садам, а за ними - безмятежный полумесяц озера Айвори, на светлой
поверхности которого неясно отражались многочисленные вершины горы
Эберсинул. Откуда-то доносилась музыка, похоже, кто-то перебирал струны;
несколько голосов слились в негромкую песню, последнюю за столь
праздничный день. Все здесь навевало мысли о покое и процветании. -
Неужели, мой лорд, глядя на все это, вы можете поверить, что в мире
существуют какие-то неприятности?
- Я понимаю тебя, дружище. Но не все в мире можно разглядеть с твоей
террасы.
- Мы живем в самом безмятежном из миров, мой лорд.
- Так оно и было много тысячелетий подряд. Но надолго ли ему хватит
безмятежности?
Насцимонте ответил таким взглядом, будто впервые за весь день увидел
Валентина.
- Что с вами, мой лорд?
- Я говорю мрачные вещи, Насцимонте?
- Я еще ни разу не видел вас в такой печали, мой лорд. Можно
подумать, что все вернулось на круги своя, и передо мной опять
лже-Валентин, а не тот, которого я знал.
Валентин сказал с легкой улыбкой:
- Я - Валентин настоящий. Но, пожалуй, очень уставший.
- Пойдемте, я покажу вам ваши покои, и там же, когда вы будете
готовы, состоится ужин в узком кругу: только моя семья и несколько гостей
из города, да человек тридцать ваших людей...
- После Лабиринта - и впрямь узкий круг, - беспечно заметил Валентин.
Он последовал за Насцимонте в темные и таинственные закоулки дома.
Герцог привел его в крыло, расположенное в стороне, на высоком восточном
отроге горы. Здесь, за грозным заслоном из охранников-скандаров, в том
числе и самого Залзана Кавола, находились королевские покои. Попрощавшись
с хозяином, Валентин прошел внутрь и застал Карабеллу одну. Она
расслабленно лежала в глубокой ванне, выложенной изысканной голубой с
золотом плиткой из Ни-мойи; стройное тело девушки смутно просвечивало
сквозь причудливую, искрящуюся пену над поверхностью воды.
- Изумительно! - воскликнула она. - Иди сюда, Валентин.
- С превеликой радостью, моя госпожа!
Он скинул сапоги, отшвырнул дублет, отбросил плащ и, блаженно
вздохнув, скользнул в ванну. Вода кипела пузырьками, словно
наэлектризованная, и теперь, уже оказавшись в ванне, Валентин увидел
слабое свечение над ее поверхностью. Закрыв глаза, он откинулся назад,
положил голову на гладкую плитку парапета, приобнял Карабеллу, притянул к
себе и легонько поцеловал в лоб. Когда она повернулась к нему, из-под воды
на краткий миг показался сосок ее небольшой округлой груди.
- Что они добавляют в воду? - спросил он.
- Вода поступает из природного источника. Дворецкий упомянул про
"радиоактивность".
- Сомневаюсь, - сказал Валентин. - Радиоактивность - нечто другое,
могущественное и опасное. Я изучал ее, поэтому знаю, о чем говорю.
- И что же она такое, если не похожа на то, что мы здесь имеем?
- Не могу сказать. Благодарение Дивин, чем бы она ни была, на
Маджипуре ее нет. Но если бы и была, то не думаю, что мы смогли бы в ней
купаться. А это, должно быть, какая-то разновидность минеральной воды.
- Вполне возможно.
Некоторое время они плескались в молчании. Валентин ощущал, как к
нему возвращается жизненная сила. Что тому причиной? Пощипывание ли воды?
Успокаивающая близость Карабеллы и, наконец-то, полное освобождение от
давления со стороны придворных, приверженцев, поклонников, просителей и
ликующих граждан? Да, да, да: все вместе помогло ему отвлечься от
невеселых мыслей; природная стойкость должна, в конце концов, проявиться и
вытащить его из того странного, подавленного состояния, в котором он
пребывал с тех пор, как вступил в Лабиринт. Он улыбнулся. Карабелла
прикоснулась губами к его губам; ладони Валентина скользнули по ее
гладкому гибкому телу вниз, к тонкой мускулистой талии, к сильным упругим
бедрам.
- Прямо в ванне? - сонно спросила она.
- А что? Вода - просто чудо.
- Да, конечно.
Подплыв к нему, она обвила его ногами; ее полуоткрытые глаза
взглянули на него - и закрылись. Валентин поймал ее за плотные ягодицы и
привлек к себе. Неужели прошло десять лет, подумал он, с той самой первой
ночи в Пидруиде, когда мы любили друг друга в полосе лунного света под
высокими серо-зелеными кустами, после торжеств в честь того, другого Лорда
Валентина? Трудно даже представить: целых десять лет. Их тела соединились,
и они задвигались в ставшем таким знакомым, но отнюдь не надоевшем ритме,
и он забыл и думать о первой встрече и обо всех последующих, забыл обо
всем, наслаждаясь теплом, любовью и счастьем.
Потом, когда они одевались к дружескому застолью на пятьдесят персон
у Насцимонте, она спросила:
- Ты и вправду собираешься сделать Хиссуне Короналом?
- Что?
- Мне кажется, ты разумел именно это. Ну, помнишь загадки, которыми
донимал меня по дороге?
- Помню.
- Если ты не хочешь говорить...
- Нет-нет, я не собираюсь от тебя таиться.
- Значит, это правда?
Валентин нахмурился.
- Да, я считаю, что он может быть Короналом. Я слежу за ним еще с той
поры, когда он был всего-навсего чумазым мальчишкой и бегал по Лабиринту,
выпрашивая кроны и роялы.
- Но разве простолюдин может стать Короналом?
- Странно слышать такой вопрос от тебя, Карабелла, от той, которая
была уличной артисткой, а теперь стала супругой Коронала.
- Ты влюбился в меня и сделал поспешный выбор, с которым, как тебе
известно, не смирился никто.
- Лишь несколько знатных купцов! А весь остальной мир приветствует
тебя, как мою законную жену.
- Возможно. Но жена Коронала и Коронал - вещи разные. А простые люди
никогда не воспримут себе подобного в качестве Коронала. Для них Коронал -
нечто царственное, священное, почти божественное. Во всяком случае, таким
он был раньше для меня.
- Тебя приняли. И его примут.
- До чего же ты своевольный - подобрать мальчишку с улицы и вознести
на такую высоту. А почему не Слит? Или Залзан Кавол? Или не кто-нибудь
другой?
- Хиссуне, насколько я знаю, обладает всеми необходимыми качествами.
- Тут не мне судить. Но одна мысль о том, что маленький оборвыш будет
носить корону, кажется мне настолько необычной, настолько странной, такое
не привидится даже во сне!
- Неужели короля должна избирать одна и та же кучка людей на Замковой
Горе? Ну да, сотни, а то и тысячи лет Короналами становились отпрыски
знатнейших семейств Горы; правда, иногда обычай нарушался, хотя лично я
такого что-то не припомню, но от кандидата все равно требовалось знатное
происхождение, то есть он должен был быть сыном принца или герцога. Мне
кажется, что изначально система задумывалась не так, иначе что мешает нам
