Деккерет - не осмеливались единолично править Маджипуром. А ведь
опасности, с которыми приходилось сталкиваться им, не идут ни в какое
сравнение с тем, что выпало на долю Валентина. Мог ли кто-нибудь
представить себе во времена Конфалума, что смирные, покорные метаморфы
вновь поднимут голову, чтобы попытаться отвоевать потерянные владения? И
все же подготовка к мятежу движется в укромных местах полным ходом. Вряд
ли Элидату удастся забыть последние часы войны за реставрацию, когда
пришлось прокладывать путь в пещеры, где стояли машины, управляющие
климатом Замковой Горы, и, чтобы спасти их, ему пришлось убивать
стражников, одетых в мундиры личной гвардии Коронала, а они, умирая
видоизменялись и превращались в безносых метаморфов со ртами-щелями и
раскосыми глазами. Это происходило восемь лет тому назад; Валентин до сих
пор надеется пронять мятежников заверениями в братской любви и найти
какой-нибудь мирный способ унять их злобу. Но ничего конкретного за восемь
лет добиться не удалось; и кто знает, какие новые уловки напридумывали
метаморфы.
Элидат набрал побольше воздуху в легкие и припустился изо всех сил, в
мгновение ока оставив далеко позади Мириганта и Диввиса.
- Эй! - закричал вслед ему Диввис. - Разве вы не хотели пробежаться
трусцой?
Он не обратил внимания на крик. Боль внутри можно было выжечь только
другой болью; и он бежал, как сумасшедший, притворяясь, что не слышит
окликов. Вперед, только вперед, мимо изящной, украшенной пятью шпилями,
башни Лорда Ариока, мимо часовни Лорда Кинникена, мимо подворья
Понтифекса. Вниз, по каскаду Гваделумы, вокруг приземистой темной громады
сокровищницы Лорда Пранкипина, вверх, по Девяноста Девяти Ступеням -
сердце начинает колотиться в груди - в сторону колоннады двора Пинитора, -
вперед, вперед, через дворы, которыми он ходил в течение тридцати лет
каждый день, с тех пор как ребенком попал сюда из Морвола, что у подножия
Горы, чтобы научиться искусству государственного управления. Сколько раз
он бегал так с Валентином, Стасилейном или Тунигорном - они были как
братья, четверо необузданных мальчишек, чьи вопли разносились по всему
замку Лорда Малибора (так он тогда назывался) - ах, до чего же беззаботной
была их жизнь! Они предполагали, что станут советниками, когда престол
займет Вориакс - в подобном исходе никто не сомневался; а потом
преждевременно ушел из жизни Лорд Малибор, за ним последовал Вориакс,
корона перешла к Валентину, и единообразие их жизней было нарушено раз и
навсегда.
А сейчас?! Валентину пора переселяться в Лабиринт, сказал Диввис.
Да-да. Он несколько молод для Понтифекса, это верно, но и попасть на трон
в состоянии выжившего из ума Тивераса - невелика радость. Старый император
заслужил потусторонний покой, Валентин должен отправиться в Лабиринт, а
корона - перейти...
Ко мне? Лорд Элидат? И замок будет называться Замком Лорда Элидата?
Он разом удивился, восхитился и испугался, что за эти шесть месяцев
испытал сполна, каково быть Короналом.
- Элидат! Вы погубите себя! Вы бежите, как ненормальный! - Голос
Мириганта доносился издалека, словно подхваченное ветром эхо. Элидат
взбежал уже почти на самый верх Девяноста Девяти Ступеней. Сердце глухо
бухало в груди, глаза заволокло пеленой, но он заставил себя преодолеть
последние ступени и вбежать в узкий проход из зеленого королевского камня,
ведущий в административные здания двора Пинитора. Ничего не видя перед
собой, он завернул за угол, ощутил сокрушительный удар, услышал сдавленный
возглас, растянулся во весь рост и какое-то время лежал, полуоглушенный,
тяжело дыша.
Потом он сел, открыл глаза и увидел молодого человека, худощавого и
темноволосого, с причудливой новомодной прической; юноша неуверенно
поднялся и подошел к нему.
- Сэр? С вами все в порядке, сэр?
- Я с вами столкнулся, да? Надо было... смотреть... куда бегу...
- Я видел вас, но не успел отскочить. Вы бежали так быстро...
позвольте, я помогу вам встать...
- Все хорошо, юноша. Мне просто... надо отдышаться...
Высокомерно отказавшись от помощи молодого человека, Элидат поднялся,
отряхнул дублет и расправил плащ; на брючине, под коленом, зияла огромная
дыра, сквозь которую виднелась ободранная до крови кожа. Сердце колотилось
по-прежнему гулко; он чувствовал себя выставленным на всеобщее посмешище.
Диввис и Миригант были совсем близко. Элидат хотел было рассыпаться в
извинениях, но странное выражение лица незнакомца остановило его.
- Вас что-то беспокоит? - спросил Элидат.
- Вы случайно не Элидат Морволский, сэр?
- Он самый.
Юноша рассмеялся.
- Так я и подумал, разглядев вас поближе. Вы-то мне и нужны! Мне
сказали, что вас можно найти во дворе Пинитора. У меня для вас сообщение.
В проходе появились Миригант и Диввис. Они остановились рядом с
Элидатом. По их виду он представил себе, насколько ужасно выглядит сам -
раскрасневшийся, потный, очумелый от сумасшедшего бега. Он попытался
сгладить неприятное впечатление и, указав на молодого человека, сказал:
- Я так торопился, что налетел на гонца, у которого для меня кое-что
есть. От кого сообщение, юноша?
- От Лорда Валентина, сэр.
У Элидата округлились глаза.
- Это что, шутка? Коронал совершает великую процессию и сейчас он
где-то к западу от Лабиринта.
- Так и есть. Я состоял при нем в Лабиринте, а когда он послал меня
на Гору, то попросил первым делом разыскать вас и передать...
- Что именно?
Юноша неуверенно посмотрел на Диввиса и Мириганта.
- Я полагаю, что сообщение предназначено лично вам, мой лорд.
- Это лорды Миригант и Диввис, кровные родственники Коронала. Можете
говорить при них.
- Очень хорошо, сэр. Лорд Валентин велел мне передать Элидату
Морволскому - забыл сказать, сэр, что я - кандидат в рыцари Хиссуне, сын
Эльсиномы - велел передать, что изменил первоначальные планы и собирается
посетить с великой процессией Цимроель, а перед возвращением нанесет визит
своей матушке, Леди Острова, и потому просит вас исполнять обязанности
регента в течение всего срока его отсутствия. По его мнению, этот срок
составит...
- Помилуй меня Дивин! - хрипло пробормотал Элидат.
- ...год или, возможно, полтора, сверх запланированного.
11
Вторым признаком надвигающейся беды стали для Этована Элакки увядшие
через пять дней после пурпурного дождя листья ниуковых деревьев.
Пурпурный дождь сам по себе не предвещал чего-либо необычного. Он не
такая уж редкость на восточном склоне Дулорнского Рифта, где на
поверхность выходят пласты мягкого, легкого песка-скувва, имеющего бледную
красновато-голубоватую окраску. В определенное время года северный ветер,
называемый "Скребком", поднимал этот песок высоко в небо, где он на
несколько дней загрязнял облака и придавал дождю красивый бледно-лиловый
оттенок. Но дело в том, что земли Этована Элакки лежали на тысячу миль к
западу от тех мест на другом склоне Рифта, неподалеку от Фалкинкипа;
насколько было известно, ветры с песком скувва так далеко на запад не
залетали. Однако Этован Элакка знал, что ветры имеют обыкновение менять
направление, и Скребок, по всей видимости, решил в нынешнем году нанести
визит на противоположный склон Рифта. В любом случае, пурпурный дождь
беспокойства не вызывал: после него повсюду оставался лишь слой песка,
смываемый следующим, уже обычным дождем. Нет, первым знаком беды стал не
сам пурпурный дождь, а увядание чувственников в саду Этована Элакки: это
произошло за два или три дня до дождя.
Есть над чем призадуматься, но в общем-то ничего из ряда вон
выходящего. Не так-то это и сложно - заставить чувственников увянуть. Они
представляют из себя небольшие растения, чувствительные к психологическим
излучениям; у них золотые листочки и неприметные зеленые цветки. Их родина
- леса к западу от Мазадоны, и любой психический диссонанс в пределах их
досягаемости - будь то гневные выкрики, рев дерущихся в лесу животных или
даже, как утверждают, одно лишь приближение человека, совершившего
серьезное преступление - приводит к тому, что листочки чувственников
складываются, как ладони во время молитвы, и чернеют. Такая реакция,
казалось, не имеет никаких биологических объяснений, как часто думал
Этован Элакка; но нет никакого сомнения в том, что тайна будет раскрыта
при внимательном изучении, которым он собирался когда-нибудь заняться. А
пока он просто выращивал чувственники у себя в саду, потому что ему
нравилось, как весело сверкают их золотистые листья. Поскольку во
владениях Этована Элакки царили порядок и гармония, то ни разу за все
время, что он выращивал чувственники, не случалось ничего такого, чтобы
они зачахли - до сих пор. Загадка. Кто мог переругиваться у границ его
сада? Какое злобно рычащее животное в провинции, где встречалась только
домашняя скотина, могло внести сумятицу в порядок, которым отличалось его
поместье?
В порядке для Этована Элакки, шестидесятилетнего
земледельца-джентльмена, высокого и статного, с крупной седой головой,
заключался смысл бытия. Его отец был третьим сыном герцога Массисского, а
оба брата последовательно занимали пост мэра Фалкинкипа, но его самого
государственная служба не привлекала: как только он вступил в права
наследства, то приобрел роскошный участок земли в безмятежной, холмистой
зеленой местности на западном краю Рифта, где устроил Маджипур в
миниатюре, - маленький мирок, воспроизводивший красоту и спокойствие всей
планеты, ее ровный гармоничный дух.
Он выращивал обычные для этих мест культуры: ниук и глейн, хингамоты
и стаджу. Стаджа была основой его хозяйства, поскольку спрос на сладкий
воздушный хлеб из клубней стаджи никогда не падал, и хозяйства Рифта
должны были производить ее в достаточных количествах, чтобы обеспечить
потребности примерно тридцати миллионов жителей Дулорна, Фалкинкипа и
Пидруида, а также еще нескольких миллионов, проживавших в окрестных
городках. Чуть выше стаджи по склону располагалась плантация глейна - ряды
густых, куполообразных кустов, между удлиненными серебристыми листьями
которых гнездились крупные гроздья небольших, нежных, налитых соком
голубых плодов. Стаджа и глейн всегда росли рядом: давно было известно,
что корни глейна выделяют в почву азотосодержащую жидкость, которая после
дождей опускается по склону и стимулирует рост клубней стаджи.
За глейном виднелась рощица хингамотов, где из почвы торчали
мясистые, грибовидные желтые отростки, вздувшиеся от сахарного сока: они
улавливали свет, энергию которого поставляли растениям, что прятались
глубоко под землей. А вдоль границ всего поместья протянулся чудесный сад
Этована Элакки. Сад состоял из деревьев ниук, посаженных, как принято,
группами по пять, причудливыми геометрическими фигурами. Элакка любил
прохаживаться среди них и ласково поглаживать ладонями тонкие черные
стволы, которые были не толще человеческой руки и такими же гладкими, как
самый изысканный атлас. Дерево ниук жило не больше десяти лет: первые три
года оно росло поразительно быстро, вымахивая до сорокафутовой высоты, на
четвертый на нем появлялись первые изумительные золотые цветы в форме чаши
с кроваво-красной серединой, а затем оно начинало в изобилии приносить
беловато-прозрачные серповидные плоды с резким запахом, и плодоносило до
тех пор, пока внезапно не умирало: за несколько часов изящное дерево
