выпустила на волю, чтобы заразить посевы соседей.
- Хейн! - заревела она. - Хейн, где ты? Что ты со мной сделал?
Ей хотелось умереть прямо сейчас, прямо здесь, до того, как
произойдет то, что должно случиться. Долгая жизнь, которая раньше казалась
благословением, теперь стала ее проклятием. Разрывы стручков звучали
орудийными залпами продвигающейся по долине неприятельской армии. Она
подумала, что пережила свой срок: теперь ей суждено увидеть конец света.
5
Хиссуне пробирался вниз через знакомые коридоры и лифты, чувствуя
себя помятым, потным и преисполненным дурных предчувствий. Он спускался с
одного уровня на другой и вскоре ветхий мир внешнего кольца остался далеко
позади. Теперь его окружали чудеса и красоты, которых он не видел уже
несколько лет: Двор Колонн, Зал Ветров, Дворец Масок, Двор Пирамид, Двор
Шаров, Арена, Дом Записей. Люди, приходившие сюда с Замковой Горы, из
Алайсора, Стоена и даже из невероятно далекой и, скорее всего, легендарной
Ни-мойи на другом континенте, бродили вокруг, ошеломленные и подавленные,
охваченные восторгом перед гениальностью тех, кто придумал и воздвиг столь
причудливые архитектурные диковинки на такой глубине. Но Хиссуне различал
за этой вычурностью скучный, унылый, старый Лабиринт. Он не находил в нем
ни очарования, ни тайн, - Лабиринт был просто его домом.
Обширная пятиугольная площадь перед Домом Записей служила нижней
границей территории, доступной широкой публике. Все помещения под ней
занимали правительственные чиновники. Хиссуне прошел около огромного,
отсвечивающего зеленым цветом экрана на стене Дома Записей. Здесь были
перечислены все Понтифексы, все Короналы - два столбца надписей,
тянувшихся ввысь, за пределы видимости самого зоркого глаза, где
присутствовали имена Дворна и Меликанда, Бархолда и Стиамота, правивших
тысячелетия назад, а также Кинникена и Оссьера, Тивераса и Малибора,
Вориакса и Валентина. У дальнего конца императорского списка Хиссуне
предъявил документы одутловатому хьорту в маске, охранявшему вход, и
спустился в самую глубокую зону Лабиринта. Он проследовал мимо загончиков
и норок чиновников средней руки, мимо резиденций высоких министров, мимо
туннелей, ведущих к огромной вентиляционной системе, от которой зависела
здешняя жизнь. Раз за разом его останавливали на постах и требовали
предъявить документы. Здесь, в имперском секторе, к вопросам безопасности
относились очень серьезно. Тут находилась и обитель самого Понтифекса -
рассказывали, что это огромный стеклянный шар, в котором сидит на троне
старый монарх, опутанный сетью трубок системы жизнеобеспечения,
поддерживающих его существование многие годы после того, как истек
отведенный ему срок. Неужели они боятся убийц? - подумал Хиссуне. Если то,
что он слышал - правда, то лишь милосердие Дивин способно оторвать старого
Понтифекса от этих трубок и позволить бедняге Тиверасу вернуться к
Источнику; Хиссуне не мог понять необходимости поддерживать его жизнь в
таком состоянии, в таком безумии и дряхлости на протяжении десятков лет.
Наконец, запыхавшийся и потрепанный, он достиг преддверия большого
зала на самом дне Лабиринта, и понял, что безнадежно опоздал почти на час.
Три громадных и косматых скандара в форме гвардии Коронала преградили
ему путь. Хиссуне, съежившийся под свирепыми и высокомерными взглядами
четвероруких гигантов, с трудом переборол позыв упасть на колени и
попросить у них прощения. Неимоверным усилием воли он собрал остатки
чувства собственного достоинства и, стараясь глядеть на стражников столь
же высокомерно - непростая задача, когда смотришь в глаза существа девяти
футов ростом, - объявил, что принадлежит к числу приближенных Лорда
Валентина и приглашен на банкет.
В глубине души он ожидал грубости и насмешек с их стороны. Но нет:
стражники угрюмо осмотрели его эполет, заглянули в какие-то бумажки у себя
и низко кланяясь, пропустили через огромную, окованную медью дверь.
Наконец-то! Банкет у Коронала!
Прямо в дверях стоял пышно разодетый хьорт с огромными золотистыми
глазами навыкате и причудливыми, выкрашенными в оранжевый цвет усами, что
резко выделялись на его сероватом лице с грубой кожей. То был Виноркис,
мажордом Коронала. Он встретил Хиссуне с большой торжественностью и
воскликнул.
- Ах! Кандидат Хиссуне!
- Еще не кандидат, - возразил было он, но хьорт уже величественно
развернулся и не оглядываясь зашагал по центральному проходу. Хиссуне
ничего не оставалось, как последовать за ним на онемевших вдруг ногах. В
зале находилось, должно быть, не меньше пяти тысяч приглашенных; они
сидели за круглыми столами, примерно на дюжину персон каждый, и Хиссуне
казалось, что все взоры устремлены на него. Пройдя не больше двадцати
шагов, он, к своему ужасу, услышал нарастающий смех, сначала тихий, потом
погромче, и вот уже пошли гулять волны безудержного веселья, перекатываясь
с оглушительной мощью. Никогда еще ему не приходилось слышать такого
раскатистого звука: примерно таким он представлял звук морской волны,
обрушивающейся на какой-нибудь северный берег.
Хьорт не останавливался и прошагал уже, казалось, чуть ли не полторы
мили, а Хиссуне мрачно брел за ним посреди этого океана веселья, мечтая
лишь о том, чтобы быть хоть на полдюйма повыше. Но вскоре он понял, что
все смеются не над ним, а над кучкой акробатов-карликов, которые со
всякими забавными ужимками пытались образовать живую пирамиду, и немного
успокоился. И вот показалось возвышение, с которого его манил сам Лорд
Валентин, указывая на свободное место рядом. В конечном итоге ничего
страшного не произошло и Хиссуне чуть не заплакал от облегчения.
- Ваша светлость! - прогремел Виноркис. - Кандидат Хиссуне!
С благодарностью Хиссуне устало опустился на свое место как раз в тот
момент, когда гости зааплодировали закончившим свой номер карликам. Слуга
подал кубок с искрящимся золотистым вином, и как только он поднес его к
губам, сидевшие вокруг стола тоже подняли кубки в знак приветствия. Вчера
утром во время краткого и удивительного разговора с Лордом Валентином,
когда Коронал предложил войти в круг его приближенных на Замковой Горе,
Хиссуне видел некоторых из гостей, но представить его никто не представил.
А теперь они сами здороваются с ним - с ним! - и сами представляются. Но в
этом не было нужды, поскольку то были герои славной войны Лорда Валентина
за возвращение на престол, и все их знали.
Рядом сидела воительница-великанша - наверняка Лизамон Хултин, личная
телохранительница Коронала, которая, по преданию, однажды освободила Лорда
Валентина из чрева проглотившего его морского дракона. А поразительно
бледный коротышка с белыми волосами и рассеченным шрамом лицом, насколько
знал Хиссуне, - знаменитый Слит, наставник Лорда Валентина в искусстве
жонглирования в дни изгнания. А тот, с проницательным взглядом из-под
нависших бровей, - лучший стрелок из лука на Замковой Горе Тунигорн;
маленький вроон со множеством щупалец - должно быть, чародей Делиамбр; а
тот, немногим старше Хиссуне, с веснушчатым лицом - скорее всего, бывший
пастух Шанамир; вон там - худощавый, величественный хьорт - по всей
видимости, великий адмирал Асенхарт. Да, сплошь знаменитости, и Хиссуне,
когда-то считавший себя чуждым всякого преклонения перед ними, обнаружил,
что весьма польщен таким окружением.
Чуждым преклонения? Да, однажды он подошел к Лорду Валентину и без
зазрения совести содрал с него полрояла за экскурсию по Лабиринту, и сверх
того еще три кроны - за устройство на ночлег во внешнем кольце. Тогда он
не испытывал ни малейшей почтительности, понимая, что Короналы и
Понтифексы - тоже люди, их отличают от простых смертных лишь власть и
богатство, а трона они добиваются только благодаря своему появлению на
свет в аристократическом обществе Замковой Горы и удачно преодолев все
ступеньки карьеры на пути к вершине. Как давным-давно заметил Хиссуне,
чтобы стать Короналом, не требовалось даже особого ума. Взять хотя бы
последние лет двадцать: Лорд Малибор отправился охотиться с гарпуном на
морских драконов и глупейшим образом позволил одному из них съесть себя,
Лорд Вориакс погиб не менее нелепо - от шальной стрелы на охоте в лесу, а
его брат Лорд Валентин, вообще-то пользовавшийся репутацией довольно
разумного человека, оказался настолько беспечен, что отправился бражничать
с сыном Короля Снов, в результате чего дал себя споить, лишить памяти и
сбросить с трона. И перед такими благоговеть? В Лабиринте любой семилетка,
с такой небрежностью относящийся к своей безопасности, считался бы
безнадежным идиотом.
Однако Хиссуне заметил, что последние несколько лет его
неуважительность, судя по всему, немного уменьшилась. Когда человеку от
роду десять лет, и пять-шесть из них он провел на улице, полагаясь лишь на
свою смекалку, то немудрено, что он плевать хотел на все власти. Но ему
уже не десять лет, и он больше не болтается по улицам. За это время его
мировоззрение слегка изменилось, он начал понимать, что Коронал Маджипура
- не такая уж мелочь, а быть им - не так-то просто. Поэтому, глядя на
широкоплечего, златовласого человека, величественного с виду и мягкого
одновременно, облаченного в зеленый дублет и горностаевую мантию - знак
второго по значению в мире - и думая, что этот человек рядом с ним - сам
Коронал Лорд Валентин, пригласивший его на сегодняшний пир, Хиссуне
ощутил, как по спине его пробегает дрожь, и в конце концов признался
самому себе, что испытывает благоговение: перед самим понятием монархии,
перед личностью Лорда Валентина, а также перед таинственной цепью
случайностей, приведших простого мальчугана из Лабиринта в августейшую
компанию.
Он потягивал вино и чувствовал, как внутри разливается тепло. Какое
значение имеют теперь все предыдущие неприятности этого вечера? Сейчас он
здесь, и в качестве желанного гостя. Пусть Ванимун, Хойлан и Гизмет лопнут
от зависти! Он здесь, среди великих, он начинает свое восхождение к
вершинам, и вскоре достигнет такой высоты, с которой уже невозможно будет
разглядеть всех ванимунов его детства, вместе взятых.
Тем не менее, несколько раз Хиссуне полностью покидало ощущение
благополучия, и он снова испытывал замешательство и смущение.
Сначала случилось то, что можно было бы назвать пустяком,
недоразумением, выходкой, в которой едва ли стоило винить Хиссуне. Слит
обратил внимание на чиновников Понтифекса, поглядывавших в их сторону с
явным беспокойством. В них читался откровенный страх по поводу того, что
Коронал не выказал особого удовольствия от пира. И Хиссуне, слегка
охмелевший от вина и осмелевший оттого, что наконец-то оказался на
банкете, нахально выпалил:
- Им есть о чем волноваться! Они понимают, что должны произвести
хорошее впечатление, иначе окажутся за воротами, когда Лорд Валентин
станет Понтифексом!
За столом послышались изумленные возгласы. Все смотрели на Хиссуне
так, будто он изрыгнул чудовищное богохульство - все, кроме Коронала; тот
брезгливо поджал губы, словно обнаружил у себя в супе жабу, затем
отвернулся.
- Я что-то не так сказал? - спросил Хиссуне.
- Цыц! - сердито прошептала Лизамон Хултин и довольно сильно двинула
его локтем под ребра.
- Но разве не так? Ведь Лорд Валентин станет когда-нибудь
Понтифексом? А когда это произойдет, разве у него не будет своих
придворных?
Тут Лизамон двинула его так, что он чуть не слетел со стула. Слит
