слов смирение наиболее подходит под вкачивание того смысла, который име-
ется ввиду. Смирение означает одновременно такие привлекательные для
цельного человека вещи, как отсутствие обиды, страха и привязанности.
Смирение у нас выходит чем-то гиганстким, раз оно колпаком накрывает не
менее гигантские слова...
Ясно, что привязанность - тоже плохо? Потому что как раз она есть от-
личительная метка раба. Надо быть привязанным только к своей судьбе, а
не к предметом, потому что привязываться к ним всегда больно и бесполез-
но. Под предметами разумеются не только джинсы, но и любимые люди в пер-
вую очередь. А также любимый суп и любимое настроение. Вот к судьбе надо
привязаться, если такая есть - а остальное от лукавого.
Нельзя, кстати, говорить, что мир плохой. Смирение налагает запрет,
совершенно правильный. Нельзя говорить, что законы природы какие-то не
такие (когда обыватель жалуется на власть, он обвиняет фактически не ее,
а законы природы - что с его стороны смотрится тупым свинством). Так
вот, законы природы не обвиняются. Хочешь видеть мир другим - меняй. По-
ка мир не изменен тобой, он правилен. Если изменен тобой, тоже правилен,
только теперь он изменен тобой, что оправдывает твое рождение. Главное
для понимания мира в любой момент то, что он всегда правилен. Давайте
договоримся считать это философским постулатом и никогда не оспаривать.
Это обыватель чего-то гадает, а есть филосоская истина, где сказано:
правилен. Другого мира нет, поэтому правилен этот. Это более очевидно,
чем цвет перед глазами (метафизические истины всегда очевиднее эмпири-
ческих, иначе это не истины). Просто есть тональность мышления, в кото-
рой это воспринимаетя как самоочевидная истина. В эту тональность можно
войти либо не войти, доказывать бесполезно. А войти можно только до кон-
ца. Возьмем предел: вот лежит труп ребенка, изрезанный маньяком - и надо
сказать над расчлененным ребенком: мир правилен. Пока это не скажется,
понимания нет, есть только сентиментальная дурь. Потому что только дурак
может изречь над трупиком: Бог-де козел. Этим сразу признаешься в своей
неумности, а Богу, разумеется, все равно, он-то знает, что не козел.
Смирение запрещает обвинять кого-то, кроме себя. В чем бы то ни было.
Понятно, что в несчастной любви виноват тот, кто любит, а не тот, ко-
го любят? Понятно, что объект любви не обязан спать с субьектом любви?
Ясно, что в этом случае только субъект обязан перед чувствами субъекта?
Ясно, что для каждого человека есть только одно обязанное существо в ми-
ре - он сам? Кто виноват в том, что люди бедно живут? Следовало бы зап-
ретить говорить, что в этом виновато правительство. А тех, кто кричит,
что все-таки правительство, следовало бы поместить в концлагеря, потому
что глупцов не может быть жалко (любить дурака преступление по отношению
к умному). Хотя виновато может быть и правительство. Говорить так -
нельзя. Надо наконец воспринимать ландшафт без соплей по поводу его не-
совершенства.
Впрочем, недовольство бытием допустимо, но ровно на ту глубь, до ко-
торой ты можешь его изменить. Большинство людей очевидно не могут изме-
нить бытие, поэтому им нельзя ругаться, обвиняя реальность. Что значит
обвинять реальность? Это не только фраза <мир дерьмо>, которую, кстати,
редко кто по-настоящему произносит. Ну, допустим, Сартр всю жизнь только
этой фразой разговаривал, а простые граждане говорят по-другому. Они ни-
когда не смотрят на мир в целом, поэтому они обвиняют видимое своим гла-
зом: политический строй в стране, начальство на работе, людей вокруг се-
бя, как близких (муж, отец), так и дальних (чиновники, коммерсанты). На
самом деле такое утверждение затрагивает не только мужа и не только чи-
новников, оно императивно утверждает: мир дерьмо, а из этого следует...
Ничего из этого не следует, потому что мир не дерьмо. Смирение в нашем
понимании есть добродетель, которая запрещает называть мир дерьмом и де-
лать такие мысленные заявление, которые разверткой к этому ведут. Ком-
мерсанты не виноваты, даже если ловят живых детей, вырезают внутренности
и продают за границу. Они такие, какие есть, потому что мир не дерьмо.
Их, конечно, надо расстрелять за преступление. Но в философском смысле
они не виноваты, потому что виновен в мире только ты сам (в своей жизни,
а ничего другого в мире нет - кроме нее, твоей жизни). И отец не вино-
ват, что у тебя жизнь такая, даже если он бил тебя, издевался, насило-
вал, внушал неправильные мысли и чувства. Мир-то не дерьмо, значит отец
не виноват. И чиновники не виноваты, даже если продали Россию. Иди, бери
их, суди, убивай, выводи на чистую воду - а сидеть и плакать нельзя. Это
все вытекает из смирения в нашем смысле. Легко понять, что это делает
человека сильнее. Звучит слово на самом деле как добродетель раба, но
то, что мы описали - добродетель воина и аристократа. Воин обязан только
перед самим собой, с других он ничего не может потребовать. Аристократ
обвиняет реальность ровно настолько, насколько может изменить ее сам ли-
бо не обвиняет вообще, если добрый и не хочет фрондировать.
Легко понять, что смирение в нашем понимании отнимает надежду и при-
дает веру. Под надеждой мы понимаем нечто, что ожидается от внешнего ми-
ра. Человек сидит и ждет, а ему что-то приходит, но на самом-то деле
приходить не обязано, а особено не обязана приходить хорошая жизнь. Это
опять-таки связано с неприличными ожиданиями (ждать от других хорошее
неприлично). Поэтому надежду такого рода, пассивную и пропитанную от-
сутствием смирения, надлежит устранять. А вера в нашем словаре как бы
то, что из восьмого пункта перебрасывает мостик в начало, в первый и
третий пункт. Верить можно в идеалы и внутренний закон, это можно без
неприличия: они только в тебе, от других не зависят. Причем вера мгно-
венно делает реальным то, во что веришь, если обрашаешь ее внутрь себя,
а не проецируешь на задолжавшее бытие. Стержень внутри появляется в тот
самый момент, как человек верит, что у него есть этот стержень. Идеал
рождается только верой, в материальном мире он не задан ничем - но как
только поверили, он существует. Усилия никакого не надо, потому что ве-
рить естественно. Не нужно усилие, чтобы видеть сон, думать, переживать.
Точно так же не надо усилия, чтобы верить, потому что это есть или нет:
вспыхивает мгновенно. Кстати, общераспространенный смысл слова смирения
прямо противоположен тому, который ввели мы. Мы забили в формулу: в мире
есть только одно обязанное существо - ты сам. А люди понимают в том
смысле, что ты-то как раз ни за что не отвечаешь: пошел, не получилось и
успокаиваешься, раз ты смиренный. Снимаешь с себя внутреннюю расплату за
результат. И проецируешь виновность на мир! Как мы видим, имеется не то,
абсолютно не то, на 180 градусов. Но мы забили наш смысл: смирение как
чувство, запрещающее называть мир дерьмом, ждать хорошего от других и
снимать с себя абсолютную отвественность за все. Каждый человек отвечает
за все, причем абсолютно. Все - это реализация либо нереализация его
жизни, а заботиться о другом просто от лукавого, бытие сводится только в
одну проблему, один вопрос и ответ на него. Зря или не зря пришел ты в
мир? Так вот, на этот вопрос нужно отвечать смиренно. На остальные жизни
плевать, и это правильно, потому что реализовать либо нереализовать свою
жизнь человек может только сам, а сострадание скорее помешает. Не со зла
плевать на другие жизни, а лишь потому, что в главном все равно не помо-
жешь: а помогать не в главном бессмысленно, потому что мелочно, раз ты
не можешь подарить ближнему главное - волю и понимание.
Девятым отметим желание, о котором говорено очень много. Поэтому по-
молчим, просто высечем свое: девятое - это наличие подлинного Желания.
Во-первых, желать надо сильно, во-вторых, желать надо сильного. Первое
понимается, а второе хуже. Как-то неинтересно желать просто секса и
зарплаты, надо ведь желать миллиард долларов и удивительной любви с че-
ловеком, который достоин этого. И хотеть мирового, кто бы спорил, гос-
подства.
А десятое у нас будет пошлым. Пускай им будет удача, которая, кстати,
все остальное и определяет. Есть такой идиотский вопрос о детерменизме и
свободе воли. Иногда на эту тему говорили что-то очень странное, пример-
но следующую ерунду: могу сейчасс поднять руку по желанию - ну все, зна-
чит, свобода воли. И многие рассуждения на таком примерно же уровне, по-
тому что сам вопрос глуп и другого уровня размышлений не предполагает.
Давайте договоримся об очевидном, что в любой ситуации человека две
группы факторов: действующие изнутри или снаружи. Все, что действует
снаружи - удача, конъюнктура, фарт... Изнутри действует то, что имеется
в человеке. А что там имеется? Душа, сознание, механизм, рефлекс, назы-
вайте как вздумается, это ничего не меняет. Это - внутри. Там правильно
или неправильно, есть или нет. Есть душа или нет. Есть механизм либо он
отсутствует. Стало быть, там и сидит свобода воли и та самая справедли-
вость, что Сенькам дает по шапкам? Разумеется, там очень справедливо, но
лишь в том смысле, что мир вообще не дерьмо, В МИРЕ НЕТ НИЧЕГО НЕСПРА-
ВЕДЛИВОГО, это надо принять априори, а потом привыкнешь. Но причинами
своего происхождению внутреннее ничем не отличается от факторов первой
группы! Тот же фарт, та же удача. Потому что содержимое внутреннего тоже
дается либо не дается в какой-то момент времени. Вот далось оно - зна-
чит, повезло когда-то, в детстве может быть, в юности. А если этого нет,
то следовательно, не повезло. Есть внутри воля? А понимание мира? А же-
лание? Если этого нет, то значит, не заложилось в прошлом, не было сте-
чения обстоятельств, в которых такие вещи заклыдываются. Мало били, вот
и безвольный. Не те книги попались, вот и нет понимания. То есть мир
формирует все, даже внутреннее, а не только настоящее. Вообще, конечно,
мир подсовывает только настоящее, но понятно, что внутреннее - это такое
настоящее, которое было в прошлом. Поэтому абсолютно все зависит от
внешнего. То есть нет ничего в жизни человека, что не подсовывалось уда-
чей.
Начнем с момента рождения: можно родиться в выиграшной точке, а можно
в проигрышной. Это не только и не столько разделение на семьи нищих и
миллионеров, сколько другое - если согласиться, что мир вообще причинно
обусловлен и из состояния А по законам переходит только в состояние В:
так вот, если принять эту очевидность, то точка рождения Бонапарта на
Корсике является выиграшной, а точке рождения Николая Второго проигрыш-
на. Потому что если допустить детерминизм, - а его нельзя не допустить,
если мы считаем мир закрытой системой, ведь открытой системой он не мо-
жет быть по определению даже с наличием высших сил, - то вся жизнь зави-
сит только от точки рождения. Есть удачные и неудачные точки, а больше в
жизни человека ничего влияющего нет, посколько сцепления причин и
следствий всецело и наперед задаются в точке появления на свет. Пришел
на свет там-то, стал из ничего императором. Пришел немного не там,
гильотинировали с позором. И все. Нет разделения на внешнее, которое
подсовывает мир и внутреннее, которое якобы зависит от человека. Все
внутренние зависит от вчерашних подсовываний, то есть опять от мировой
рулетки, и вопрос реализации жизни, таким образом, тоже, а мировая ру-
летка крутится действительно один раз для одного человека, определяя ему
точку рождения. Все остальное уже определяют взаимосвязи причин, оттал-
киваясь от точки. То есть действительно уместен законченный фатализм, но
не в житейско-профанированном, конечно, смысле, потому что в нем он - то
самое отрицательное смирение, которое мы выставили за дверь. Неслучайно-
го вообще нет, поэтому правильные люди всего-навсего те, которым вовремя
