бы разговор дальше, но в это самое время Волкодав ощутил в груди
знакомое жжение. А в следующий миг - захлебнулся неудержимым кашлем,
выронив недочищенную кольчугу.
- Я хочу дожить век спокойно... - с трудом выговорил он, отдышавшись
и сообразив, что рудничное наследие могло-таки один раз ему удружить.
От старика не укрылось, как венн посмотрел на ладонь которой утирал
рот. И то, с какой тревогой дернулась нему красивая девка. Венн не
притворялся, и у нанимателя сразу пропал к нему весь интерес.
Он с сожалением поднялся, и дюжий телохранитель заботливо отряхнул
сзади его узорчатый плащ. Волкодав понимал кое-что в людях и радовался
про себя, что не пришлось говорить "нет".
Уже садясь на коня, старик сунул руку в поясной кошель и вытащил
первое, что попалось, - большую золотую монету. Сколько их он каждый
день таскал при себе? И сколько прямо на месте перешло бы к Волкодаву,
вздумай тот сделаться его наемным бойцом?.. Или кем там еще?.. Старик не
глядя бросил монету Ниилит на колени. Тронул поводья и рысью поехал
прочь по песку.
Когда всадники вновь скрылись в лесу, Ниилит отдала Волкодаву монету
и спросила почему-то шепотом:
- Ты заболел?..
- Нет, - равнодушно сказал Волкодав, продолжая чистить кольчугу.
- А кто это был?.. Волкодав покачал головой.
- Не знаю. Думаю только, Жадоба у него самое большее на посылках.
На обратном пути, идя через торговую площадь мимо Медного Бога и
полуразобранного помоста. Волкодав свернул в один из проходов между
рядами. Он помнил, что как-то видел там человека, торговавшего книгами.
Этот человек и теперь сидел на своем месте, у доверху заваленного
лотка. В отличие от других продавцов, он не надрывал горла, нахваливая
товар, не хватал прохожих за рукава и плащи. Сидел себе на раскладной,
хитро вытесанной скамеечке, и, подперев рукой подбородок, что-то читал.
Судя по всему, торговля книгами была для него не делом, а скорее так,
удовольствием. Чем он на самом деле зарабатывал себе на жизнь?
Прежде чем окликать его, Волкодав осмотрел прилавок. Книги были на
разных языках, и почти каждая, если верить внешнему виду, прожила долгую
и полную опасностей жизнь. Волкодав обежал взглядом пухлые фолианты в
деревянных и кожаных переплетах, стоившие, наверное, целые состояния, и
потянулся к невзрачной серенькой книжице, решив, что она, по своей
малости, была здесь и самой дешевой. Положив промокший мешочек с
раковинами у ног, он взял книжицу в руки и осторожно раскрыл посередине:
удастся ли разобрать хоть одно знакомое слово?.. Благо за погляд, как
известно, денег не берут. 0н успел только увидеть, что буквы внутри
были-таки сольвеннскими.
- Доблестный воин неравнодушен к поэзии? - подняв голову, неожиданно
осведомился торговец, и отвлекшийся Волкодав едва не выронил книжку.
Вообще-то застигнуть его врасплох было непросто: вот что делает с
человеком ученость! А торговец продолжал: - Не правд. ли, у Видохи
Бортника не все одинаково хорошо, но попадаются и отменные строки?
Пока Волкодав соображал, как ответить, не теряя до стоинства, на
выручку ему пришла Ниилит. Грамотности венна хватило ровно настолько,
чтобы по крайней мере не держать книжку вверх ногами. И Ниилит,
высунувшись из-за его локтя, негромко прочла нараспев:
Верша сбой круг, назначенный от века,
Роняет Небо наземь хлопья снега,
И кутает особенная нега
Седой Земли немеющий покров.
Сравню я их с четою стариков?
Все та же в тихой, ласке их любовь...
Волкодаву приходилось слушать странствующих сказителей. Ниилит вполне
могла бы прокормиться, читая людям стихи. Он побился бы об заклад, что
она знала и великое множество. А может, и сама сочиняла. Так говорить
песнь может только тот, кто знает, как управляться со словом.
- А я-то думал, наше время совсем оскудело даровитыми людьми! -
восхитился книготорговец. - Сказать по правде, я не смел и надеяться,
чтобы последний труд обласканного Богами Видохи обрел здесь достойных
ценителей... Я так полагаю, славный воин, ты покупаешь. Переплет,
правда, плохонький, совсем не такой, какому надлежало бы быть. Зато
всего полтора коня серебром...
Волкодав покачал головой и мысленно охнул, а вслух спросил:
- Нет ли у тебя, почтенный, какой-нибудь совсем простой книжки? С
самыми простыми словами...
- Для тех, кто только овладевает искусством читать;
- Да.
Нагнувшись, продавец раскрыл обшарпанную берестяную коробку и извлек
даже не то чтобы книгу - просто тетрадь из нескольких кожаных листков,
сшитых вместе толстыми прочными нитками. Он протянул ее Волкодаву, и тот
взял. На первой же странице красовались сольвеннские буквы. Все тридцать
шесть штук. Четыре столбика, в каждом по девять.
- Вирунта! - сказал продавец. Волкодав не понял и на всякий случай
промолчал. На второй странице были уже слова. Вверху листа - короткие,
внизу - подлиннее. Потом слова, идущие друг за другом, как вьючные
лошади или повозки в купеческом караване. В конце книжечки их было уже
столько, что у Волкодава слегка зарябило в глазах.
- Благородный воин не только ценит стихи, но и учит грамоте сына?
Волкодав закрыл кожаную тетрадь. В конце концов, Тилорн с Эврихом
действительно вразумляли грамоте веснушчатого Зуйко, так что особо врать
и не понадобится...
- Это я сам не умею читать, - проговорил он спокойно. - И про Видоху
твоего первый раз слышу. Но я хочу научиться. Сколько ты просишь за эту
книгу?
- Три четверти коня серебром, - улыбнулся торговец. - Поистине, воин,
затрата окупится.
- Я подумаю, - сказал Волкодав. - Спасибо, почтенный.
Они купили сладкою лука, который Ниилит собиралась поджарить на
конопляном масле вместе с моллюсками, и зашагали домой. Волкодав с
мрачным упорством читал вое вывески подряд и, конечно, ошибался,
принимая "Рыжего Кота" за "Ражего Кита", и наоборот. И рычал на Ниилит,
когда она пыталась подсказывать.
- Что такое "Вирунта"? - спросил он, уже подходя к мастерской.
Ниилит подумала и ответила:
- Так сольвенны называют порядок своих букв. По первым семи.
Волкодав не выдержал:
- Тоже сосед научил?
Ниилит лукаво скосила голубые глаза.
- Нет, я их просто увидела в той книжке, что ты смотрел... - Потом
перестала улыбаться и сказала: - Ты, наверное, все-таки простыл. Ты так
кашлял...
- Может, и кашлял, - сказал Волкодав. Ниилит, робея, предложила:
- Мы бы полечили тебя...
Волкодав промолчал. Ниилит только вздохнула, не решаясь настаивать.
Проводив ее домой, Волкодав отправился к кольчужникам. Идти туда надо
было опять-таки мимо торговой площади и всевозможных питейных заведений,
в изобилии ее окружавших. Несмотря на то что день едва перевалил
полуденную черту, в этом месте вполне можно было нарваться на раннего
пьяницу. Волкодав, от греха подальше, прибавил шагу.
Быстро пройти, однако, не удалось. Едва он свернул за угол, как с
противоположной стороны показались всадники, рысью ехавшие навстречу, -
видимо, в кром. Посередине на вороном халисунском жеребце красовался
молодой боярин. Волкодав узнал его без труда: тот самый, что стоял по
левую руку кнесинки, когда она судила их со старым Варохом. Имя боярина
было Лучезар, но Волкодав про себя так и называл его Левым. Очень уж
напоказ, по его мнению, тянул он руку к ножнам, когда кнесинка велела
Волкодаву приблизиться. За что такого любить?..
Венн посмотрел на приближавшихся всадников и усмехнулся в усы.
Впереди и по бокам боярина скакали шустрые отроки, и у каждого в руках
покачивалось копье. Не ровен час, вдруг да обидит кто-нибудь вельможу!
Даром, что тот с пеленок драться учился. Мальчишкам, похоже, даже
хотелось, чтобы сыскался такой неразумный. Хоть один на весь Галирад.
То-то бы уж они его...
Волкодав отступил назад, к стене какого-то дома, и подумал:
галирадские сольвенны, по крайней мере, не ломали шапок, повстречав на
улице витязей своего кнеса. Пока еще не ломали. Наверное, скоро
начнут...
И в это время мимо него пробежала какая-то бедно одетая, неухоженная
старуха и с плачем устремилась наперерез боярину, пытаясь ухватиться за
стремя. Просительница, успел решить Волкодав. Ищет Правды боярской. А
может, защиты от сильного человека...
Отроки между тем не упустили долгожданного случая себя показать. Не
позволили бабке не то что коснуться стремени, - даже и приблизиться к
своему господину. Юный воин сейчас же оттеснил ее лошадью, опрокинув на
мостовую. Наклонившись в седле, он хотел еще наподдать наглой оборванке
древком копья... Но не ударил, потому что над старухой, припав на одно
колено, уже стоял рослый венн с длинным рубцом на левой щеке. Венн
ничего не сказал, просто поднял голову и посмотрел на юнца, и тот внятно
понял: еще одно движение, и ему настанет конец. Причем конец этот,
вероятно, будет ужасен. Отрок торопливо толкнул коня пятками и поскакал
следом за своими.
Убедившись, что возвращаться никто не собирался. Волкодав поднял
старуху:
- Не ушиблась, бабушка?
Та только плакала, закрыв руками лицо. Плакала так, словно у нее на
глазах убивали родню. Волкодав поправил повой, стыдно сползший с
ощипанной седой головы. Женщина, похоже, была из восточных вельхов, но
слишком много времени провела на чужбине: от прежнего только всего и
осталось, что замысловатая, тонкая вязь зеленой татуировки на коричневой
высохшей кисти. Да вместо сольвеннской поневы - плащ на плечах, сколотый
дешевой булавкой. Линялая старухина рубаха, явно перешитая с чужого
плеча, была опрятно заштопана, а на локтях виднелись тщательно
притачанные заплаты. Служанка, рассудил Волкодав. А то и вовсе рабыня.
-Успокойся, вамо, - сказал Волкодав на языке ее родины. - Кто тебя
обидел?
Услышав вельхскую речь, старуха подняла голову, посмотрела ему в лицо
темными опухшими глазами и попыталась что-то сказать, но слезы лишили ее
голоса.
- Над... мой Над... Сколько зим... - только и разобрал Волкодав.
Он огляделся по сторонам. Люди шли мимо, и те, кто не видел
случившегося, с любопытством оглядывались на старую женщину, рыдающую в
объятиях вооруженного мужчины. Мать встретила сына. А может быть,
провожает? Хотя нет, скорее, все-таки встретила.
Праздные взгляды не особенно понравились Волкодаву, и он повел бабку
в сторону, - туда, где виднелась приветливо распахнутая дверь корчмы.
Это был тот самый "Бараний Бок", чью вывеску он разбирал утром. Волкодав
перешагнул высокий порог и почти перенес через него старуху: та не
отнимала рук от лица и покорно плелась, куда он ее вел. Вряд ли у нее
были причины особо доверять похожему на разбойника венну, но Волкодав
понимал, что она его толком и не разглядела. Ей было просто все равно:
так ведут себя на последней ступени отчаяния, когда кажется, что дальше
незачем жить. Он знал, как это бывает.
Корчма оказалась на удивление обширной. Вот чему Волкодав поначалу
дивился в больших городах: дома здесь лепились вплотную друг к дружке,
чуть не лезли один на другой, чтобы хоть бочком, хоть вполглаза, а
высунуться, показаться на улицу. Входишь вовнутрь, думая: на одной ноге
придется стоять, - глядишь, ан от двери до стойки добрых двадцать
шагов...
Народу внутри хватало. Час был самый что ни на есть подходящий для
ужина, то есть дневной еды, когда солнце стоит на юге. Все, кто не имел
в городе своего очага, стремились в харчевни перекусить. Сюда же спешила
и добрая половина тех, кто вполне мог поесть дома. Харчевня - это ведь
не просто щи, каша да пиво. Это и старые друзья, и новые знакомства,
