русским православием - а в прошлом веке именно православие считалось
выразителем русского духа - с религией Зороастра, с азиатской религией,
поскольку дьявол якобы исследуется русским человеком с интересом и
непредвзятостью. Ну ладно, с дьяволом это смешно, но ведь тенденция
очевидна - сапогом оттеснить нас за Урал, поддержать наши доморощенные
теории об <отличности> от остальных европейцев! А <мужиковствующих свора>
- так вроде по Маяковскому - на деле подпевает этим самым французским
шовинистам: <Мы - особые, мы - ни на кого не похожие, нечего нам якшаться
с прогнившей Европой, это лишь разлагает национальный дух!> Каково?! До
чего договаривались: мол, Петр Великий отдал Россию под германское иго!
Это про Петра, который открыл дорогу Ломоносову, который призвал Пушкина,
раскачал спячку, вывел Россию к д е л у, заставил Европу з а у в а ж а т ь
державу, а там только разум и силу уважают, впрочем, сначала силу, а уж
потом дух, это - прилагаемое у них, прагматики, ничего не попишешь...
Иногда мне книги попадаются - диву даюсь некомпетентности, причем
воинствующей! Несут черт-те что, замахиваются на то, что свято нам... Фиги
в кармане, параллели, намеки... Как Ивана Грозного трактуют?! Ну да, ну
антипод Петра, ну да, хотел истребить память о Новгороде - то есть о
Европейской Руси, утвердить церковь как политическую, а не духовную силу,
все верно, но как можно при этом забывать, что в те же годы, когда Иван
головы рубил, в Париже гугенотов топили в Сене, последователи Торквемады
держали в испанских темницах, подвергая дьявольским пыткам, <неверных>, а
герцог Альба залил кровью Брабант и Роттердам! Чтобы выдвигать концепции
прошлого, которое пытаются обернуть программой на будущее, надо з н а т ь!
Надо знать! - повторил сердито Трифон Кириллович. - Точнее всех величие
русской культуры понял Тургенев и высказал это странно - в отношении к
Гёте. Он же западник, Тургенев, какой еще западник, у него европейцы
учились е в р о п е й с к о с т и! А ведь именно он писал, что для Гёте
последним словом всего земного было <я>. Для его Фауста не существовало ни
общества, ни человеческого рода. Он погружен в себя, он от себя лишь
одного и ждет спасения... Каково? Западник Тургенев этой своей критикой
о т ч е р к н у л нашу самость, но заметьте, как он это тактично сделал,
как тонко поставил все на свои места! А каково нашему товарищу из
Башкирии, Таджикистана или Литвы слышать, когда мой единоплеменец бьет
себя в грудь и кричит: <Наша культура - самая великая!> Нескромно это и
недостойно по отношению к тем народам, которые именно русская культура
вывела в мир, дала - революцией нашей - не только права, не только азбуку,
не только библиотеки, но гарантировала им с а м о с т ь! Как же можно
делить?! Да, мы - Европа, да, мы при этом и Азия - в этом и лишь в этом
наша самость, и она определяется не чем-нибудь, а прекрасным словом
с о в е т с к а я...
Трифон Кириллович говорил жарко, привстал даже на локтях, подавшись
вперед, к майору.
Тадава чувствовал себя неловко, он боялся за старика, но не знал, как
ему следует поступить; взглянул ищуще на Серафиму Николаевну.
- У товарища Тадавы наверняка возникнут к вам вопросы, - сказала та.
- Я его буду к вам привозить - хорошо?
Трифон Кириллович обрушился на подушки, поцеловал женщине руку,
положил ее ладонь себе на лоб, шепнул:
- Скоро с Пашкой встречусь.
- Фи, - сказала Серафима Николаевна. - Не узнаю! Стыдно!
В коридоре села на скамейку, лицо закрыла руками, но плача Тадава не
слышал.
<Как же счастлив был тот человек, которого она дарила своей дружбой,
- подумал он. - Какие же прекрасные годы прожил Павел Владимирович... А
Игорек его не понимал... Как же сердце у старика разрывалось, а?!>
РАБОТА-VII (Кавказское побережье Всесоюзной черноморской здравницы)
__________________________________________________________________________
1
В холодной чебуречной, напившись горячего чая, - здесь в горах было
студено, не то что в Сухуми, - Костенко надел очки и начал медленно, чуть
не по буквам, читать предварительное заключение экспертов и первые
допросы, проведенные следователями угро и прокуратуры.
Люди входили и выходили из дощатой, насквозь продуваемой ветром
чебуречной; тягуче-медленно визжала дверь, не смазанная ни прошлой осенью,
ни нынешней весною; инструкцию, видать, не успели с п у с т и т ь.
Костенко хмыкнул: по отношению к Рице надо говорить - <не успели поднять>,
здесь же горы, а начальство сидит внизу, в Сухуми, па побережье. Смешно:
<Сначала п о д н и м и т е нам инструкцию, а потом мы двери смажем>. Как
такое перевести на иностранный язык? Не поймут ведь. Даже
Салтыкова-Щедрина понять не могут, самого великого нашего писателя, если
отсчет начинать с Пушкина, понятное дело. Радищев писал о деле, которое
справедливо и вседоступно, Толстой постигал таинство мира, Достоевский
конструировал личность, отталкиваясь от общечеловеческих проблем, а
Салтыков и Лесков писали о России, потому-то и не знают их на Западе.
...Костенко долго читал описи обнаруженных вещей, первые допросы
свидетелей, предварительные заключения экспертов, а потом - каким-то
неуловимо-брезгливым жестом - отодвинул от себя папки, поднялся и сказал:
- Это все поверхностно. Тут не за что зацепиться, Серго, пошли еще
раз место посмотрим.
...Заинтересовали его лишь две вещи: полусапожки, в которые была
обута неизвестная женщина, и кофточка.
Он долго рассматривал этикетку - немецкая фирма, прочесть толком
невозможно.
А вот в полусапожках, подняв сгнившую стельку, он увидел следы
фабричного клейма: <И р-у-с-а бу-на фа-к>.
Костенко обернулся к одному из сыщиков, приехавших вместе с
Сухишвили:
- Составьте, пожалуйста, такую телеграмму: <Иркутская обувная
фабрика. Срочно сообщите УГРО МВД СССР полковнику Костенко, когда ваше
предприятие начало изготавливать зимние полусапожки, черные, на меху
белого цвета, с простроченным рантом и узором типа <снежинки>. Прошу
сообщить также, в какие области страны ваша продукция этого типа была
отправлена летом - осенью прошлого года, до середины октября включительно.
В связи с тем, что речь идет об особо опасном преступлении, ответа жду
немедленно. Костенко>.
- Когда отправлять? - спросил помощник Сухишвили, молоденький,
чересчур расторопный лейтенант. - Если срочно, мне надо ехать вниз; здесь
отделение связи еще не работает.
- Тогда заодно проявите фотографии сапожек и немедленно отправьте с
пилотами в Кокандский угро капитану Урузбаеву для предъявления тетушке
Петровой...
- Так и написать - <тетушке Петровой>?
Костенко усмехнулся, покачал головой:
- Молодец...
Он достал записную книжку, заведенную специально для этого дола,
пролистал страницы и продиктовал:
- Для предъявления Клавдии Евгеньевне Еремовой, единственной
установленной родственнице Анны Кузьминичны Петровой. Пусть Урузбаев
спросит: в сапожках ли ее навещала племянница прошлой осенью? Если Клавдия
Евгеньевна ответит положительно - можно предъявить фото. В противном
случае - не надо, пусть тогда о кофточке поговорит. Кстати, у вас пленка
цветная или на черно-белой работаете?
- Пленка цветная, товарищ полковник, но печатаем черно-белые,
аппаратура еще не подошла, ждем...
- Эхе-хе, - вздохнул Костенко. - Нет на нас розг. Или кнута...
Впрочем, если появится, будем стенать по тому времени, когда пытались
уговором, добром и ласкою... Я ведь полгода как завизировал приказ о
передаче вам цветной аппаратуры - неужели нельзя быть порасторопнее?
- Можно, товарищ полковник, - ответил лейтенант. - Мы приезжали в
Москву, но ваши хозяйственники сказали, что такого рода аппаратуру надо
отправлять по-особому, с сопровождением; мы согласились, выделили
человека, тот прибыл, но они сказали, что на складе нет материально
ответственного - в отпуску. Приехали через месяц, тот человек появился, но
ушел в отпуск бухгалтер склада, а без его закорючки тоже ничего не
получишь. Мы через месяц снова приехали, но тогда начальник склада ушел на
пенсию, нового назначили, а заместитель отказался подписать накладную без
того, чтоб вы вторично завизировали, а вы были в командировке, так мы ни с
чем и уехали...
- Но ведь заместитель мой был?!
- Он-то подписал, но складской ответил, что для него действительна
только ваша подпись.
- Значит, так, - жестко сказал Костенко. - Напишите на мое имя
рапорт, приложите билеты, подсчитайте, сколько денег прожили по
командировочным в Москве, и передайте полковнику Сухишвили. Он знает, как
переслать мне - по служебным каналам, официально. Я взыщу деньги с наших
волокитчиков, удержу из их зарплаты и переведу на счет грузинского
угрозыска. Но сейчас - не знаю как, любым путем - сделайте, пожалуйста,
цветное фото кофточки, она запоминается только в цвете; предлагать для
опознания в черно-белом варианте нет смысла.
...Ночью, вернувшись в Сухуми, Костенко прочитал Сухишвили набросок
оперативно-розыскного плана.
- Только не перебивай, Серго. Дослушай, а потом вноси предложения, а
то я злой, как черт, могу рявкнуть, а ты обидишься и будешь прав, и нам за
замирение придется водку пить, а сейчас не до водки.
- Я весь внимание, не пророню ни слова, клянусь матерью.
- Браво, - сказал Костенко, откинулся на спинку кресла, прислушался к
шуму моря за окном, смеху курортников и далекой музыке. - Итак, убитой
является женщина примерно
двадцати восьми - тридцати двух лет. На обнаруженных частях тела
следов от ран нет - следовательно, убили ударом в голову...
- Или выстрелом, - не удержался Сухишвили.
- Исключено. Остались бы следы пороха на шее, - сказал Костенко. -
Следов изнасилования не обнаружено, девственность нарушена давно.
Экспертами изучается возможность пятинедельной беременности. Расчленена
острым топором...
- Или кинжалом...
Костенко задумчиво пожевал кончик ручки, неохотно откликнулся:
- Версию мою ломаешь. Впрочем, ладно, давай я добавлю: <или остро
наточенным тяжелым кинжалом, типа штык>. Ничего?
- Стихи в прозе, - вздохнул Сухишвили.
- По приблизительным прикидкам экспертов, рост покойной мог
составлять сто пятьдесят пять, сто шестьдесят сантиметров. На трупе, -
точнее, на том, что от него осталось, - была шерстяная импортная кофточка,
черного цвета с красными продольными линиями, черное платье: этикетка
сгнила, установить фабрику невозможно, и черные полусапожки. Так?
- Так.
- Преступник отчленил голову и руки, чтобы мы ни по внешнему
портрету, ни по зубам, ни по возможным отпечаткам пальцев не могли
установить личность убитой. Опираясь на показания пасечника Шуравия, мы
вправе полагать, что убийство совершено в конце ноября или в начале
декабря, перед самым закрытием сезона, когда снег отрезает Рицу от
побережья. Так?
- Так.
- Выдвигаю версии. Первая: убийство могли совершить люди, проживающие
в районе Рицы.
- Исключено.
- Ты же обещал не перебивать меня?
- Хорошо, оставь, мы отработаем твою версию, но это - пустая трата
времени.
- Второе: женщину могли убить приезжие или приезжий, с которым
покойная познакомилась по дороге на Рицу. Третье: убийство могли совершить
преступники-гастролеры. Четвертое: убийство мог совершить любовник,
желавший избавиться от случайной связи, узнав, что женщина беременна. И
