- Подняв руку, Тревельян небрежно провел пальцем по еще не существующим
усам.
Джордж знал про дедушку Тревельяна, и, памятуя, что его собственные
предки тоже работали на Земле, не стал ехидничать, а, наоборот, диплома-
тично согласился:
- В этом, безусловно, нет ничего позорного. Конечно, нет. Однако по-
пасть на планету класса А - это вещь, скажешь нет? Теперь возьмем прог-
раммиста. Только на планетах класса А есть такие вычислительные машины,
для которых действительно нужны высококвалифицированные программисты, и
поэтому только эти планеты и берут их. К тому же ленты по программирова-
нию очень сложны и для них годится далеко не всякий. Планетам класса А
нужно больше программистов, чем может дать их собственное население. Это
же чистая статистика. На миллион человек приходится в среднем, скажем,
один первоклассный программист. И если на планете живет десять миллио-
нов, а им там требуется двадцать программистов, они вынуждены обращаться
к Земле, чтобы получить еще пять, а то и пятнадцать специалистов. Верно?
А знаешь, сколько дипломированных программистов отправилось в прошлом
году на планеты класса А? Не знаешь? Могу тебе сказать. Все до единого!
Если ты программист, можешь считать, что ты уже там. Так-то! Тревельян
нахмурился.
- Если только один человек из миллиона годится в программисты, поче-
му ты думаешь, что у тебя это выйдет?
- Выйдет, можешь быть спокоен, - сдержанно ответил Джордж. Он никог-
да не осмелился бы рассказать ни Тревельяну, ни даже своим родителям,
чти именно он делает и почему так уверен в себе. Он был абсолютно споко-
ен за свое будущее. (Впоследствии, в дни безнадежности и отчаяния, имен-
но это воспоминание стало самым мучительным.) Он был так же непоколебимо
уверен в себе, как любой восьмилетний ребенок накануне Дня чтения, этого
преддверия следующего за ним через десять лет Дня образования.
Ну, конечно. День чтения во многом отличался от Дня образования.
Во-первых, следует учитывать особенности детской психологии. Ведь вось-
милетний ребенок легко воспринимает многие самые необычные явления. И
то, что вчера он не умел читать, а сегодня уже умеет, кажется ему само
собой разумеющимся. Как солнечный свет, например.
А во-вторых, от этого дня зависело не так уж много. После него толпы
вербовщиков не теснились перед списками, с нетерпением ожидая, когда бу-
дут объявлены результаты ближайшей Олимпиады. День чтения практически
ничего не менял в жизни детей, и они еще десять лет оставались под роди-
тельской кровлей, как и все их сверстники. Просто после этого дня они
уже умели читать.
И Джордж, готовясь к Дню образования, почти не помнил подробностей
того, что произошло с ним в День чтения, десять лет назад.
Он, правда, не забыл, что день выдался пасмурный и моросил сен-
тябрьский дождь. (День чтения - в сентябре. День образования - в ноябре,
Олимпиада - в мае. На эту тему сочиняли даже детские стишки.) Было еще
темно, и Джордж одевался при стенном свете. Родители его волновались го-
раздо больше, чем он сам. Отец Джорджа был дипломированным трубопроклад-
чиком и работал на Земле, чего втайне стыдился, хотя все понимали, что
большая часть каждого поколения неизбежно должна остаться на Земле.
Сама Земля нуждалась в фермерах, шахтерах и даже в инженерах. Для
работы на других планетах требовались только самые последние модели вы-
сококвалифицированных специалистов, и из восьми миллиардов земного насе-
ления туда ежегодно отправлялось всего лишь несколько миллионов человек.
Естественно, не каждый житель Земли мог попасть в их число.
Но каждый мог надеяться, что по крайней мере кому-нибудь из его де-
тей доведется работать на другой планете, и Плейтен старший, конечно, не
был исключением. Он видел (как, впрочем, видели и совершенно посторонние
люди), что Джордж отличается незаурядными способностями и большой сооб-
разительностью. Значит, его ждет блестящая будущность, тем более, что он
единственный ребенок в семье. Если Джордж не попадет на другую планету,
то его родителям придется возложить все надежды на внуков, а когда-то
еще у них появятся внуки!
Сам по себе День чтения, конечно, мало что значил, но в то же время
только он мог показать хоть что-нибудь до наступления того, другого,
знаменательного дня. Когда дети возвращались домой, все родители Земли
внимательно слушали, как они читают, стараясь уловить особенную бег-
лость, чтобы истолковать ее как счастливое предзнаменование. Почти в лю-
бой семье подрастал такой многообещающий ребенок, на которого со Дня
чтения возлагались огромные надежды только потому, что он легко справ-
лялся с трехсложными словами.
Джордж смутно сознавал, отчего так волнуются его родители, и в то
дождливое утро его безмятежный детский покой смущал только страх, что
радостное выражение на лице отца может угаснуть, когда он вернется домой
и покажет, как он научился читать.
Детей собрали в просторном зале городского Дома образования. В этот
месяц во всех уголках Земли в миллионах местных Домов образования соби-
рались такие же группы детей. Серые стены и напряженность, с которой
держались дети, стеснявшиеся непривычной нарядной одежды, нагнали на
Джорджа тоску.
Он инстинктивно поступил так же, как другие: отыскав кучку ребят,
живших с ним на одном этаже, он присоединился к ним.
Тревельян, мальчик из соседней квартиры, все еще разгуливал в длин-
ных локонах, а от маленьких бачков и жидких рыжеватых усов, которые ему
предстояло отрастить, едва он станет к этому физиологически способен,
его отделяли еще многие годы.
Тревельян (для которого Джордж тогда был еще Джорджи) воскликнул:
- Ага! Струсил, струсил!
- Вот и нет! - возразил Джордж и затем доверительно сообщил: - А па-
па с мамой положили печатный лист на мою тумбочку и, когда я вернусь до-
мой, я прочту им все до последнего словечка. Вот! (В тот момент наиболь-
шее мучение Джорджу причиняли его собственные руки, которые он не знал
куда девать. Ему строго-настрого приказали не чесать голову, не тереть
уши, не ковырять в носу и не засовывать руки в карманы. Так что же ему
было с ними делать?)
Зато Тревельян как ни в чем не бывало сунул руки в карманы и заявил:
- А вот мой папа ничуточки не беспокоится.
Тревельян старший почти семь лет работал металлургом на Динарии, и,
хотя теперь он вышел на пенсию и жил опять на Земле, соседи смотрели на
него снизу вверх.
Возвращение на Землю не очень поощрялось из-за проблемы перенаселен-
ности, но все же кое-кому удавалось вернуться. Прежде всего, жизнь на
Земле была дешевле, и пенсия, мизерная в условиях Дипории, на Земле выг-
лядела весьма солидно. Кроме того, некоторым людям особенно приятно де-
монстрировать свои успехи именно перед друзьями детства и знакомыми, а
не перед всей остальной Вселенной.
Свое возвращение Тревельян старший объяснил еще и тем, что, останься
он на Дипории, там пришлось бы остаться и его детям, а Дипория имела со-
общение только с Землей. Живя же на Земле, его дети смогут в будущем по-
пасть на любой из миров, даже на Новию.
Коротышка Тревельян рано усвоил эту истину. Еще до Дня чтения он
беззаботно верил, что в конце концов будет жить на Новия, и говорил об
этом как о деле решенном.
Джордж, подавленный мыслью о будущем величии Тревельяна и сознанием
собственного ничтожества, немедленно в целях самозащиты перешел в нас-
тупление.
- Мой папа тоже не беспокоится. Ему просто хочется послушать, как я
читаю! Ведь он знает, что читать я буду очень хорошо. А твой отец просто
не хочет тебя слушать: он знает, что у тебя ничего не выйдет.
- Нет, выйдет! А чтение - это ерунда. Когда я буду жить на Новик, я
найму людей, чтобы они мне читали.
- Потому что сам ты читать не научишься! Потому что ты дурак!
- А как же я тогда попаду на Новик)? И Джордж, окончательно выведен-
ный из себя, посягнул на основу основ:
- А кто это тебе сказал, что ты попадешь на Новик)? Никуда ты не по-
падешь. Вот! Коротышка Тревельян покраснел.
- Ну, уж трубопрокладчиком, как твой папаша, я не буду!
- Возьми назад, что сказал, дурак)
- Сам возьми!
Они были готовы броситься друг на друга. Драться им, правда, совсем
не хотелось, но возможность заняться чем-то привычным в этом чужом месте
сама по себе была уже облегчением. А к тому же Джордж сжал кулаки и
встал в боксерскую стойку, так что мучительная проблема - куда девать
руки - временно разрешилась. Остальные дети возбужденно обступили их.
Но тут же все кончилось: по залу внезапно разнесся усиленный громко-
говорителями женский голос - и сразу наступила тишина. Джордж разжал ку-
лаки и забыл о Тревельяне.
- Дети, - произнес голос, - сейчас мы будем называть ваши фамилии.
Тот, кто услышит свою фамилию, должен тут же подойти к одному из служи-
телей, которые стоят у стен. Вы видите их? Они одеты в красную форму, и
вы легко их заметите. Девочки пойдут направо, мальчики - налево. А те-
перь посмотрите, какой человек в красном стоит к вам ближе всего...
Джордж сразу же увидел своего служителя и стал ждать, когда его вы-
зовут. Он еще побыл посвящен в тайну алфавита, и к тому времени, когда
дошла очередь до его фамилии, уже начал волноваться. Толпа детей редела,
ручейками растекаясь к красным фигурам.
Когда наконец было произнесено имя "Джордж Плейтен", он испытал не-
выразимое облегчение и упоительную радость: его уже вызвали, а Коротишку
- нет! Уходя, Джордж бросил ему через плечо:
- Ага, Коротышка! А может, ты им вовсе и не нужен? Но его приподня-
тое настроение быстро улетучилось. Его поставили рядом с незнакомыми
детьми и всех повели по коридорам. Они испуганно переглядывались, но за-
говорить никто не осмеливался, и слышалось только сопение да иногда
сдавленный шепот; "Не толкайся!" и "Эй, ты, поосторожней! "
Им раздали картонные карточки и велели их не терять. Джордж стал с
любопытством рассматривать свою карточку. Он увидел маленькие черные
значки разной формы. Он знал, что это называется печатными буквами, но
был не в состоянии представить себе, как из них получаются слова.
Его и еще четверых мальчиков отвели в отдельную комнату и велели им
раздеться. Они быстро сбросили свою новую одежду и стояли теперь голые и
маленькие, дрожа скорее от волнения, чем от холода. Лаборанты быстро, по
очереди ощупывали и исследовали их с помощью каких-то странных инстру-
ментов, кололи им пальцы, чтобы взять кровь для анализа, а потом каждый
брал карточки и черной палочкой торопливо выводил на них аккуратные ряды
каких-то значков. Джордж Пристально вглядывался в эти новые значки, но
они оставались такими же непонятными, как и старые. Затем детям велели
одеться.
Они сели на маленькие стулья и снова стали ждать. Их опять начали
вызывать по фамилиям, и Джорджа Плейтена вызвали третьим.
Он вошел в большую комнату, заполненную страшными аппаратами с мно-
жеством кнопок и прозрачных панелей. В самом Центре комнаты стоял пись-
менный стол, за которым, устремив взгляд на кипу лежавших перед ним бу-
маг, сидел какой-то мужчина.
- Джордж Плейтен? - спросил он.
- Да, сэр, - дрожащим шепотом ответил Джордж, который в результате
длительного ожидания и бесконечных переходов из комнаты в комнату начал
волноваться. Он уже мечтал о том, чтобы все это поскорее кончилось. Че-
ловек за письменным столом сказал:
- Меня зовут доктор Ллойд. Как ты себя чувствуешь, Джордж? Произнося
эту фразу, доктор не поднял головы. Казалось, он повторял эти слова так
часто, что ему уже не нужно было смотреть на того, к кому он обращался.
- Хорошо.
- Ты боишься, Джордж?
- Н-нет, сэр, - ответил Джордж, и даже от него самого не укрылось,
как испуганно прозвучал его голос.
- Вот и прекрасно, - произнес доктор, - Ты же знаешь, что бояться
