риться с вами о личной встрече. Есть вещи, которые я не могу объяснить
по видеофону. Ряд деталей... Новианин уже не смотрел на Джорджа.
- Индженеску! По-моему, я исполнил вашу просьбу. Право же, завтра у
меня очень напряженный день. Всего хорошего. Экран погас.
Руки Джорджа взметнулись к экрану в бессмысленной попытке вновь его
оживить.
- Он не поверил мне! Не поверил!
- Да, Джордж, не поверил. Неужели вы серьезно думали, что он пове-
рит? - сказал Индженеску. Но Джордж не слушал.
- Почему же? Ведь это правда. Это так для него выгодно. Никакого
риска. Только я и еще несколько... Обучение десятка людей в течение даже
многих лет обошлось бы дешевле, чем один готовый специалист... Он был
пьян! Пьян! Он не был способен понять. Задыхаясь, Джордж оглянулся.
- Как мне с ним увидеться? Это необходимо. Все получилось не так,
как нужно. Я не должен был говорить с ним по видеофону. Мне нужно время.
И чтобы лично. Как мне...
- Он откажется принять вас, Джордж, - сказал Индженеску. - А если и
согласится, то все равно вам не поверит.
- Нет, поверит, уверяю вас. Когда он будет трезв, он... - Джордж по-
вернулся к историку, и глаза его широко раскрылись. - Почему вы называе-
те меня Джорджем?
- А разве это не ваше имя? Джордж Плейтен?
- Вы знаете, кто я?
- Я знаю о вас все. Джордж замер, и только его грудь тяжело вздыма-
лась.
- Я хочу помочь вам, Джордж, - сказал Индженеску. - Я уже говорил
вам об этом. Я давно изучаю вас и хочу вам помочь.
- Мне не нужна помощь! - крикнул Джордж. - Я не слабоумный! Весь мир
выжил из ума, но не я! Он стремительно повернулся и бросился к двери. За
ней стояли два полицейских, которые его немедленно схватили. Как Джордж
ни вырывался, шприц коснулся его шеи под подбородком. И все кончилось.
Последнее, что осталось в его памяти, было лицо Индженеску, который с
легкой тревогой наблюдал за происходящим.
Когда Джордж открыл глаза, он увидел белый потолок. Он помнил, что
произошло. Но помнил, как сквозь туман, словно это произошло с кемто
другим. Он смотрел на потолок до тех пор, пока не наполнился его белиз-
ной, казалось, освобождавшей его мозг для новых идей, для иных путей
мышления.
Он не знал, как долго лежал так, прислушиваясь к течению своих мыс-
лей.
- Ты проснулся? - раздался чей-то голос. И Джордж впервые услышал
свой собственный стон. Неужели он стонал? Он попытался повернуть голову.
- Тебе больно, Джордж? - спросил голос.
- Смешно, - прошептал Джордж. - Я так хотел покинуть Землю. Я же ни-
чего не понимал.
- Ты знаешь, где ты?
- Снова в... в приюте. - Джорджу удалось повернуться. Голос принад-
лежал Омани.
- Смешно, как я ничего не понимал, - сказал Джордж. Омани ласково
улыбнулся.
- Поспи еще... Джордж заснул.
И снова проснулся. Сознание его прояснилось. У кровати сидел Омани и
читал, но, как только Джордж открыл глаза, он отложил книгу. Джордж с
трудом сел.
- Привет, - сказал он.
- Хочешь есть?
- Еще бы! - Джордж с любопытством посмотрел на Омани. - За мной сле-
дили, когда я ушел отсюда, так? Омани кивнул.
- Ты все время был под наблюдением. Мы считали, что тебе следует по-
бывать у Антонелли, чтобы ты мог дать выход своим агрессивным потребнос-
тям. Нам казалось, что другого способа нет. Эмоции тормозили твое разви-
тие.
- Я был к нему очень несправедлив, - с легким смущением произнес
Джордж.
- Теперь это не имеет значения. Когда в аэропорту ты остановился у
стенда металлургов, один из наших агентов сообщил нам список участников.
Мы с тобой говорили о твоем прошлом достаточно, для того чтобы я мог по-
нять, как подействует на тебя фамилия Тревельяна. Ты спросил, как по-
пасть на эту Олимпиаду. Это могло привести к кризису, на который мы на-
деялись, и мы послали в зал Ладисласа Индженеску, чтобы он занялся тобой
сам.
- Он ведь занимает важный пост в правительстве?
- Да.
- И вы послали его ко мне. Выходит, что я сам много значу.
- Ты действительно много значишь, Джордж. Принесли дымящееся аромат-
ное жаркое. Джордж улыбнулся и откинул простыню, чтобы освободить руки.
Смани помог ему поставить поднос на тумбочку. Некоторое время Джордж
молча ел.
- Я уже один раз ненадолго просыпался, - заметил он.
- Знаю, - сказал Смани. - Я был здесь.
- Да, я помню. Ты знаешь, все изменилось. Как будто я так устал, что
уже не мог больше чувствовать. Я больше не злился. Я мог только думать.
Как будто мне дали наркотик, чтобы уничтожить эмоции.
- Нет, - сказал Омами. - Это было просто успокоительное. И ты хорошо
отдохнул.
- Ну, во всяком случае, мне все стало ясно, словно я всегда знал
это, но не хотел прислушаться к внутреннему голосу. "Чего я ждал от Па-
вий?" - подумал я. Я хотел отправиться на Новию, чтобы собрать группу
юношей, не получивших образования, и учить их по книгам. Я хотел открыть
там приют для слабоумных... вроде этого... а на Земле уже есть такие
приюты... и много. Смани улыбнулся, сверкнув зубами.
- Институт высшего образования - вот как точно называются эти заве-
дения.
- Теперь-то я это понимаю, - сказал Джордж, - до того ясно, что
только удивляюсь, каким я был слепым. В конце концов, кто изобретает но-
вые модели механизмов, для которых нужны новые модели специалистов? Кто,
например, изобрел спектрограф Бимена? По-видимому, человек по имени Би-
мен. Но он не мог получить образование через зарядку, иначе ему не уда-
лось бы продвинуться вперед.
- Совершенно верно.
- А кто создает образовательные ленты? Специалисты по производству
лент? А кто же тогда создает ленты для их обучения? Специалисты более
высокой квалификации? А кто создает ленты... Ты понимаешь, что я хочу
сказать. Где-то должен быть конец. Где-то должны быть мужчины и женщины,
способные к самостоятельному мышлению.
- Ты прав, Джордж.
Джордж откинулся на подушки и устремил взгляд в пространство. На ка-
кой-то миг в его глазах мелькнула тень былого беспокойства.
- Почему мне не сказали об этом с самого начала?
- К сожалению, это невозможно, - ответил Смани. - А так мы были бы
избавлены от множества хлопот. Мы умеем анализировать интеллект, Джордж,
и определять, что вот этот человек может стать приличным архитектором, а
тот - хорошим плотником. Но мы не умеем определять, способен ли человек
к творческому мышлению. Это слишком тонкая вещь. У нас есть несколько
простейших способов, позволяющих распознавать тех, кто, быть может, об-
ладает такого рода талантом. Об этих индивидах сообщают сразу после Дня
чтения, как, например, сообщили о тебе. Их приходится примерно один на
десять тысяч. В День образования этих людей проверяют снова, и в девяти
случаях из десяти оказывается, что произошла ошибка. Тех, кто остается,
посылают в такие заведения, как это.
- Но почему нельзя сказать людям, что один из... из ста тысяч попа-
дает в такое заведение? - спросил Джордж. - Тогда тем, с кем это случа-
ется, было бы легче.
- А как же остальные? Те девяносто девять тысяч девятьсот девяносто
девять человек, которые никогда не попадут сюда? Нельзя, чтобы все эти
люди чувствовали себя неудачниками. Они стремятся получить профессии и
получают их. Каждый может прибавить к своему имени слова "дипломирован-
ный специалист по тому-то или тому-то". Так или иначе каждый индивид на-
ходит свое место в обществе. Это необходимо.
- А мы? - спросил Джордж. - Мы, исключения? Один на десять тысяч?
- Вам ничего нельзя объяснить. В том-то и дело. Ведь в этом заключа-
ется последнее испытание. Даже после отсева в День образования девять
человек из десяти, попавших сюда, оказываются не совсем подходящими для
творчества, и нет такого прибора, который помог бы нам выделить из этой
десятки того единственного, кто нам нужен. Десятый должен доказать это
сам.
- Каким образом?
- Мы помещаем вас сюда, в приют для слабоумных, и тот, кто не желает
смириться с этим, и есть человек, которого мы ищем. Быть может, это жес-
токий метод, но он себя оправдывает. Нельзя же сказать человеку: "Ты мо-
жешь творить. Так давай, твори". Гораздо вернее подождать, пока он сам
не скажет: "Я могу творить, и я буду творить, хотите вы этого или нет".
Есть около десяти тысяч людей, подобных тебе, Джордж, и от них зависит
технический прогресс полутора тысяч миров. Мы не можем позволить себе
потерять хотя бы одного из них или тратить усилия на того, кто не вполне
отвечает необходимым требованиям. Джордж отодвинул пустую тарелку и под-
нес к губам чашку с кофе.
- А как же с теми, которые... не вполне отвечают требованиям?
- В конце концов они проходят зарядку и становятся социологами. Инд-
женеску - один из них. Сам я - дипломированный психолог. Мы, так ска-
зать, составляем второй эшелон. Джордж допил кофе.
- Мне все еще непонятно одно, - сказал он.
- Что же? Джордж сбросил простыню и встал.
- Почему состязания называются Олимпиадой?
