- Где? В Турции? Франции? Бразилии? Ладно, бог с ними, они меня
интересуют меньше всего. Меня интересую я. И нацисты. С этим я к вам
пришел.
- Кстати, по поводу вашего сценария с Джо Гриссаром... Кто вам
рассказал, что Лаки Луччиано во время войны был заброшен на Сицилию?
- Я готовил ему легенду, если бы он нарвался на немцев, Фрэнк. Но я
умею хранить тайны, я знаю, что вы дружны с Лаки.
- Причем здесь Лаки и я? - Синатра пожал плечами. - Он сам по себе, я
сам по себе.
- Фрэнк, я пришел говорить в открытую, и меня очень устраивает, что
вы дружите как с Зигелем, так и с Лаки. Мне нужна ваша помощь... Скажем,
их помощь.
- Сначала давайте ваши триста миллионов, а потом станем обсуждать,
чем вам можно помочь. Последовательность и еще раз последовательность...
- Когда я работал в ОСС...
Синатра мягко перебил:
- Предысторию я знаю, Пол.
- А то, что случилось в Мадриде?
- Нет.
- Там похитили мою жену... В похищении участвовал мистер Гуарази...
Или Пепе... Как это ни странно, мистер Гуарази подписал контракт с
немцами... С теми, кто работал на Гитлера... Меня это очень удивило,
Фрэнк, люди мистера Луччиано неплохо дрались с нацистами... Да... А потом,
когда я нашел нацистскую цепь, которая реанимирует партию Гитлера в
Голливуде, похитили мальчиков Грегори Спарка, вы его, возможно, встречали,
он был резидентом ОСС в Португалии. И меня понудили прекратить мое дело, -
я не мог ставить на карту жизнь детей друга... Мистер Гуарази - еще в
Мадриде - заметил, что его контракт стоил сто тысяч баков... Сейчас мне
представилась возможность получить значительную часть нацистского золота,
это действительно сотни миллионов... Я готов отдать его мистеру Гуарази,
его боссам, кому угодно, только пусть мне позволят доделать мое дело...
- Пол, про мафию много чего говорят, возводят дикие обвинения, часть
из них, видимо, справедлива, мы страдаем от организованной преступности,
но порою нападки носят расистский характер, не находите? Я не очень верю,
что люди мафии мешали вам покарать гитлеровских бандитов.
- Моего честного слова недостаточно?
- Вы мне симпатичны, право... Но одного честного слова
недостаточно... Мне нужны факты... Взвешенные предложения... Имена...
- А мне нужна гарантия, что взвешенные предложения, имена и факты не
будут обернуты против меня.
- Моего честного слова недостаточно?
- У меня нет иного выхода, Фрэнк... Достаточно... Только хочу
предупредить, что мистер Гуарази, этот самый Пепе, скорее всего связан с
нашей секретной службой... Он осуществляет - так мне кажется - оперативный
контакт между Центральной разведывательной группой и немецкими генералами,
которых спасли от Нюрнбергского процесса.
- Этого не может быть, Пол. Я не верю в то, что американская
секретная служба поддерживает генералов Гитлера.
- Хотите посмотреть кое-какие материалы?
- Хочу.
Роумэн достал из кармана аккуратно сложенные странички и протянул их
Синатре. Тот положил бумагу на краешек стола - антиквариат, начало
прошлого века, сплошная г н у т о с т ь.
- Нет, Фрэнк, пожалуйста, поглядите это при мне, - попросил Роумэн.
- Не можете оставить до завтра?
- Не могу. Я не убежден, что завтра буду жив.
- Как у вас с нервами?
- Другой бы на моем месте запсиховал, а я верчусь, думаю, как
построить комбинацию... Если вы прочитаете этот о г р ы з о к материалов,
- подлинники документов, диктофонные ленты, расписки и собственноручные
показания нацистов лежат в сейфе банка - я внесу предложение. Абсолютно
взвешенное. С именем.
Синатра читал очень цепко, никакой актерской легкости, глаза вбирали
текст, какие-то места он просматривал дважды; ему не больше тридцати,
подумал Роумэн, певец в зените славы, но какая дисциплина, цепкость,
въедливость; я правильно сделал, что пришел к нему. Даже если его друзья
решат вывести меня в расход, я гарантирован каким-то люфтом во времени.
Неловко гробить меня при выходе из его отеля. Пару месяцев они мне теперь
дадут.
- Страшный документ, - заметил Синатра, возвращая Роумэну аккуратно
сколотые листочки рисовой, прозрачной бумаги. - Вы один проводили эту
работу?
- Нет, не под силу.
- Почему вы не заставили Гриссара сесть за фильм? Это, - он ткнул
пальцем в то место стола, где только что лежали документы, - может
послужить основой боевика, какого Голливуд еще не знал.
- Комиссия по расследованию требует создания антибольшевистских
фильмов, мой сейчас не пройдет.
- Как сказать, - задумчиво заметил Синатра. - Думаю, можно найти
людей, которые профинансируют предприятие... Дайте мне подумать. Пол...
Повторяю, я не считаю т а к о е дело безнадежным...
- Спасибо. Сделав такое кино, мы бы очень помогли Америке... Все же
мы кое-что сделали, чтобы сломить нацистам шею... Так вот, Фрэнк, я иду по
следу начальника гестапо, группенфюрера СС Мюллера... Его люди перевели в
швейцарские и аргентинские банки сотни миллионов долларов...
- Аргентина не отдаст его золота.
- Отдаст Швейцария.
- Допустим. Но при чем здесь я?
- Чтобы я смог выйти на Мюллера, мне нужна лишь одна гарантия: моей
жене, семье Спарка, ну и желательно мне не должны угрожать со спины...
Синдикат должен дать фору. Мне нужен только Мюллер, это улика, от которой
не отвертеться... Деньги меня не интересуют... Я отдам его деньги людям
синдиката. Если вы поможете мне увидаться с мистером Гуарази и его
руководителями, я буду считать вас настоящим солдатом, Фрэнк.
- Вы и вправду считаете меня связанным с мафией, Пол?
- Я читал в газете, что вы летали на Кубу для встречи с Лаки
Луччиано, лишенным гражданства США.
- Верите писакам?
- Но это же самая правдивая пресса... Как ей не поверить?
- Зря. Верьте себе, не ошибетесь. Знаете, сколько у меня врагов?
Знаете, как действуют нынешние сальери? Их оружие осталось прежним -
клевета, но они научились ею пользоваться с индустриальным размахом.
- Я верю себе, Фрэнк, и поэтому разбил термос, в котором Гриссар
принес мне целебный чай. И вот что я нашел в этом термосе, - Роумэн достал
из кармана ж у ч к а - крошечный передатчик, последнюю модель секретной
аппаратуры ИТТ. - Либо Гриссар работает на лягавых, либо именно синдикат
интересовался, о чем я говорю с друзьями в палате больницы...
- Почему вы оказались в госпитале? Что с вами было?
- Ничего. Я симулировал инфаркт...
- Слушайте, это же настоящая детективная история, Пол! Я слушаю вас и
ощущаю себя секретным агентом, втянутым в кровавую интригу...
- Поможет петь, - усмехнулся Роумэн. - Говорят, нервные нагрузки
помогают людям творчества...
- Я перестал им быть. Творчество сопутствует человеку, когда ему нет
тридцати и он рвется к успеху. Если он смог состояться, все последующие
годы подчинены только одному: сохранить наработанное, закрепить успех,
найти точные модификации того, что нравится публике... Я ничего не обещаю
вам, Пол... Где вас можно найти?
- Гринвидж-Виллэдж, седьмая улица, пансионат "Саншайн". Этот адрес
знаете вы. И больше никто. Грегори Спарк вылетает в Гавану, остановится в
"Гранд-отеле".
- Завидую Спарку, - сказал Синатра, поднимаясь. - Сейчас, говорят, на
Кубе самый сказочный сезон, прекрасные купания. Если у вас возникнет ко
мне какое-то срочное предложение - валяйте, моя дверь для вас открыта,
желаю удачи.
Роумэн позвонил в Голливуд, заказав номер Спарков из бара; сказал
всего несколько фраз, закрыв мембрану носовым платком, что сильно меняет
голос:
- В "Гранде" хорошо кормят, а сестра пусть берет ребят и жарит на
морскую прогулку...
Это значило, что Элизабет должна вылететь в Осло, взяв с собою детей;
Криста ждет ее на яхте, сразу же уходят в море; через неделю могут
появиться в Гамбурге, каждое утро их будет ждать в порту Джек Эр, с девяти
до десяти тридцати; Спарк обязан завтра же быть на Кубе.
Все, комбинация вступила в заключительную фазу.
Вечером того же дня радиостанция Эн-би-си дважды передала
сенсационное сообщение: "Офицер американской разведки открыл тайну
гигантских запасов нацистского золота. В ближайшее время он представит
доказательства своей многотрудной работы, постоянно связанной со
смертельным риском".
Вот как они разыгрывают партию, подумал Пол, лежа у себя в мансарде
на Гринвидж-Виллэдже, смотри-ка, настоящая режиссура; этим американцы
заинтересуются; соберись-ка, Роумэн, игра близится к эндшпилю...
Через два дня в восемь часов вечера в дверь Роумэна постучали.
- Кто? - спросил он, не достав даже пистолета из кармана; если пришли
т е и пришли с плохими вестями, отстреливаться бесполезно, ребята знают
свою работу.
- Мистер Роумэн, мы от мистера Гуарази... Если не раздумали с ним
повидаться, мы отвезем вас на встречу.
- Дверь не заперта. Входите. Я оденусь.
- Зачем? Мы не станем мешать вам. Одевайтесь и валите вниз, мы ждем в
машине.
ДЖЕК ЭР, ГЕЛЕН, МАКАЙР (Мюнхен, сорок седьмой)
__________________________________________________________________________
С Майклом Мессерброком, начальником специального архива, Джек Эр
встретился в Нюрнберге, когда тот после ужина заглянул в бар, чтобы выпить
один хайбол - больше себе не позволял, - жесткое правило, дед умер от
алкоголизма, в семье боялись спиртного как огня; тот день, когда в Штатах
провозгласили сухой закон, был самым, пожалуй, счастливым для
Мессерброков.
Впрочем, по прошествии года, когда развернулась мафия, отец, Герберт,
возглавивший фирму после самоубийства деда (тот покончил с собою во время
белой горячки), переменил свое отношение к этому декрету: "Пить начали еще
больше... Начинать, видимо, надо с другого... С экономики... Если удастся
вовлечь максимум людей в бизнес, если дать им хотя бы иллюзорную надежду
разбогатеть, открыв свое дело, что-то может получиться... Впрочем, в этом
случае и сухой закон не нужен; все будут работать с утра и до ночи,
времени на алкоголь не останется". Когда, по прошествии двенадцати лет,
Рузвельт отменил закон, предложив экономические реформы и корректив
политического курса, пить действительно стали меньше...
Майкл Мессерброк многое взял от отца: независимость мышления,
несколько истерическое чувство американского патриотизма (баварцы, выходцы
из Мюнхена, они сделали в Штатах карьеру, разбогатели, поэтому служили
новой родине с некоторой долей фанатизма, истово), но при этом холодный,
точно просчитанный прагматизм.
Поэтому, когда Эр представился ему, сказав, что в работе специального
архива по нацистам заинтересован не только он, представляющий интересы
женщины, потерявшей во время войны родителей, причем ее отец - выдающийся
норвежский математик, профессор университета, но и его друзья,
кинематографисты Штатов и журналисты Великобритании, Мессерброк сразу же
просчитал возможную выгоду от беседы с симпатичным, правда, чуть
прямолинейным, видимо, не очень-то эрудированным, но зато хватким частным
детективом.
- Чего конкретно хотят ваши друзья из Голливуда? - поинтересовался
Мессерброк. - Вообще-то у меня в архиве не только нацистские
преступники... У меня там собраны дела на совершенно фантастических
людей... Например, друг отца Гитлера... Старик воспитывал молодого
Адольфа... Или тот бес, у кого фюрер списал "Майн кампф"... До сих пор
живы... Могу устроить встречу... Ваши люди намерены снимать художественный
