проектов по приобретению запрещенных предметов экспорта, в которых
заинтересованы дочерние предприятия концерна, в том числе и заводы
"Фокке-Вульф". Однако для обеих сторон представляется целесообразным
оформлять эти деловые контакты не как встречи, связанные с бизнесом, но
как обмен политической информацией секретного характера".
Доктор Вестрик записал шифрованное послание, пообещал позвонить
завтра вечером, поехал с текстом в штаб люфтваффе, был принят Герингом и
получил от него санкцию на действия.
Через двенадцать часов он позвонил Грюну и, используя тот же шифр,
сообщил, что отправится в Швейцарию на следующей неделе; было бы идеально
встретиться там с полковником или его наиболее доверенным представителем
накануне беседы с мистером Алленом Даллесом. "Лучшее место встречи - отель
"Гельвеция". Мои друзья сожалеют, что информация о выходе британских судов
со стратегическими товарами стала поступать в Берлин нерегулярно;
активизация этой работы поможет мне заручиться еще большей поддержкой у
тех, кто питает традиционные чувства уважения к полковнику и тому делу,
которому он служит".
Когда Грюн позвонил в концерн, ему передали, чтобы он вылетал не в
Нью-Йорк, а в Вашингтон, полковник ждет его незамедлительно.
Назавтра Грюн - злой, помятый и невыспавшийся (плохо переносил
полеты) - был в Вашингтоне. Вечером генерал Стонер поздравил Грюна с
присвоением звания майора вооруженных сил США и определил его на работу в
военно-воздушную разведку Пентагона.
Через семь дней Аллен Даллес сообщил в штаб-квартиру ОСС, что им
"привлечен доктор Вестрик, понявший неизбежность краха Гитлера". Даллес
подчеркивал, что доктор Вестрик принял на себя обязательство охранять -
используя свои связи в нацистском партийном и дипломатическом мире -
интересы ведущих концернов США не только во время войны, но и после ее
окончания. О том, что Вестрик возвращался в Берлин с контрактом,
подписанным для него представителем ИТТ, на поставку заводам
бомбардировщиков "Фокке-Вульф" радиоаппаратуры и механизмов слежения за
караванами союзников, он, естественно, в Вашингтон не сообщил, там далеко
не все понимали, что политика - это политика, она меняется, а вот бизнес
неизменен и сиюминутным интересам не подчинен.
...Когда доклад Алана Сэйлера был, наконец, отправлен в
государственный департамент и ФБР, верхние этажи Пентагона и ОСС встали на
защиту человека, который "так много делал и делает для американской армии
и разведки; лишь понятная некомпетентность А. Сэйлера, который не допущен
к высшим секретам, позволила ему поставить под сомнение искренность
выдающегося патриота, каким по праву считается полковник американской
армии С. Бэн".
...Когда первые американские части 25 августа 1944 года вошли в
Париж, Бэн вместе с сыном Вильямом въехал в город в военной форме; джип
был набит ящиками с шампанским; он сразу же направился в здание, где
помещался французский филиал ИТТ.
- Граждане, друзья, братья! - сказал он собравшимся там работникам. -
Поздравляю вас с освобождением от мерзкой нацистской тирании! Американцы
всегда были, есть и будут самым надежным гарантом вашей свободы! Да
здравствует Республика!
Через пять дней Бэн воссоздал форпосты своей империи во Франции.
Затем он ринулся в направлении Брюсселя и Антверпена, захватил и там
плацдармы. Как только войска союзников вступили в рейх, Бэн встретился в
Берне с доктором Вестриком, однако после с и г н а л а, который получил от
своих друзей из разведки Пентагона, контакты с ним временно прервал,
поручив текущую работу по Германии своим вице-президентам Гордону Керну и
Кеннету Стоктону; этому было легче работать, потому что Бэн добился - с
помощью руководства Пентагона - присвоения Стоктону звания бригадного
генерала. Люди Бэна захватили громадные заводы "Лоренц", выпускавшие
телефонное оборудование, сообщив прессе, что это сделано в интересах
американской армии, поскольку оккупационным властям необходима надежная
связь для "продолжения борьбы с нацистами и их последышами, а никто не
сможет помочь армии в этом деле, кроме ИТТ, традиционно сотрудничающей с
Пентагоном". С п о д а ч и Вестрика люди ИТТ наложили руку на филиалы
концерна "Сименс" и на предприятия авиационного гиганта "Фокке-Вульф". Это
и переполнило чашу терпения конкурентов, которых Бэн обошел на две головы;
"обиженные" банки и концерны имели своих людей в министерстве юстиции;
удар против Бэна был нанесен сложный, обходный: от Белого дома потребовали
- уже заранее, до победы, - продумать поэтапную декартелизацию и
денацификацию германской промышленности, чтобы она никогда впредь не стала
орудием в руках маньяков типа Гитлера. Замах был хорош, только удара не
получилось: конкурентам удалось договориться лишь о декартелизации "И. Г.
Фарбениндустри", было решено разделить гигант на семь фирм; ни "Лоренц",
ни "Сименс", ни "Фокке-Вульф", готовившие Гитлеру базы для производства
самолетов, фау, радиостанций и средств связи, не подпадали под проект
закона о декартелизации и денацификации. Тем не менее "драка под одеялом"
продолжалась: генеральный прокурор Том Кларк незадолго перед окончанием
войны подготовил заявление:
""Интернэшнл стандард электрик компани" (ИСЭК), являющаяся
европейским филиалом ИТТ, поддерживала постоянные контакты с нацистским
агентом доктором Герхардом А. Вестриком. Это позволило ИТТ передать
нацистам огромное количество стратегических материалов и лицензий, что
нанесло существенный урон не только престижу Соединенных Штатов, но и
частям нашей армии, сражавшимся в Европе против гитлеровской тирании. Все
это происходило по прямому указанию президента ИТТ Состенса Бэна". Джон
Фостер Даллес позвонил Бэну и, по своей привычке посмеиваясь, сказал:
- Полковник, надо продержаться пару месяцев, это последние
всплески... Деловую сторону вопроса я беру на себя, а вы придумайте
какой-нибудь спектакль для публики; хлеб у вас есть, устройте зрелище.
И через три дня после обеда Состенса Бэна с генералом Стонером и
Форрестолом, обеда, который перешел в ужин, Пентагон объявил о награждении
Бэна высшей наградой Соединенных Штатов "за заслуги перед армией".
...А после этого он срочно вылетел в Швейцарию, на встречу с Алленом
Даллесом.
...Поскольку провинциализм въедлив и трудно изживаем, Бэн, конечно
же, устроил прием в роскошном "Паласе"; закрыл ресторан для посетителей,
откупив его на ночь только для себя; отправил за Даллесом два роскошных
"Паккарда", хотя тот предпочитал ездить в неприметном "Фордике" (бензин в
Швейцарии нормировался, жестокая к а р т о ч н а я система была введена
еще после того, как немцы оккупировали вишистскую Францию, - последняя
артерия подвоза топлива из Марселя была прервана, английская блокада
давала себя знать); зачем-то повелел остаться музыкантам, и поэтому помимо
двадцати официантов на гостя полковника таращились скрипачи, трубач,
пианист, ударник и тромбонист, игравшие арии из оперетт вперемежку со
старомодными фокстротами конца двадцатых годов.
Конечно же, на столе стояла серебряная ваза с икрой (не менее двух
фунтов), омары; вместо горячей закуски принесли лобстеров', огромных, как
ботинки; на хрустальных подносах (совершенно диковинной работы) высились
тропические фрукты, даже плоды авокадо, которые и в Штатах-то стали
роскошью в дни войны.
_______________
' Л о б с т е р - средиземноморский рак.
Бэн произнес тост; поначалу он был витиеватым, затем, однако, обрел
форму п о в е с т к и д н я, ибо он умудрился заложить туда все пункты,
которые намеревался обсудить с "личным представителем президента
Соединенных Штатов", с тем, кто бесстрашно направляет борьбу народа на той
линии огня, которая выдвинута далеко вперед, ибо будущее Америки немыслимо
без Европы, которая восстанет из пепла, превратившись в бастион демократии
и прогресса, старая вражда уступит место новой дружбе, поскольку,
воистину, существует время бросать камни и время собирать их, есть время
уклоняться от объятий и время заключать в них тех, кто помнит заповедь,
гласящую: "Род приходит и род уходит, но земля пребывает вовеки".
Даллес ответил экспромтом на отвлеченную тему, спросил, какой
чудесник доставил сюда лобстеров, поинтересовался, сколько времени
потребовалось Бэну на то, чтобы организовать такую сказку Шехерезады в
Берне, выслушал ответ ("Всего два дня, пока еще есть деньги на то, чтобы
оплатить самолет в Касабланку и Танжер"), понял, что за это время стол мог
вполне быть оборудован звукозаписывающей аппаратурой, - кому не хочется
узнать, о чем говорит ИТТ с разведкой, - и поэтому за все время приема ни
на один з а х о д Бэна прямо не ответил, много шутил, а когда полковник,
не выдержав размытых дипломатических штучек, прямо поставил вопрос, какой
Даллес видит послевоенную Европу и что он, Бэн, может сделать для того,
чтобы не повторилась трагедия Версаля, Даллес, мягко улыбнувшись, спросил
разрешения прочесть стихи любимых им китайцев, и, естественно, получив это
разрешение, продекламировал:
- Милее нет осенних хризантем,
Весной сплету венок из орхидей...
Но с этим после. Надо между тем
Предвидеть все. Нигде не проглядеть.
А император? Если против он?
И вот стою, в раздумье погружен.
Бэн слушал Даллеса несколько по-детски, чуть приоткрыв рот от
восхищения ("Не любит читать, - сразу же отметил Даллес, - видимо,
относится к числу тех, кто предпочитает слушать или смотреть, для таких
людей кинематограф сделался главным источником информации; довольно
опасно, если они сделаются неуправляемыми, слишком сильными, но в то же
время крайне удобно, если удается взять верх над такого рода
характерами"); когда тот закончил стихотворение, полковник искренне и
громко - по-детски - захлопал в ладоши.
- Кто ж это такое сочинил, а?!
- Синь Цицзи, воин и поэт, романтик, мечтатель и стратег, совершенно
поразительная фигура в гирлянде китайских талантов. Заметили, как тонко и
точно он проводит свою линию, обращаясь к императору? Весь смысл этого
стихотворения в том, чтобы император впредь не допускал несправедливости;
неужели ему. Синю, придется прожить жизнь в стороне от политической
борьбы? Он оставил это стихотворение в императорском дворце, на том столе,
который обычно готовили к чайной церемонии самые доверенные слуги монарха,
поэтому был убежден, что стихи будут доложены н а в е р х... Как и всякий
истинный поэт, он был наивен, полагая, что слуги императора имели
непосредственный выход на верховную власть... Нет, главный соглядатай
точно дозировал ту информацию, которая обязана появляться на столе живого
бога; радостные новости легко шли в спальню, а грустные предавались
уничтожению, как и те, кто пытался отправить их наверх...
- Ну и что случилось с этим поэтом? Посадили?
Даллес рассмеялся своим заразительным смехом:
- Полковник, в Китае арест никогда не считался наказанием. Это у них
форма продолжения университетского образования, так сказать,
докторантура...
Все попытки Бэна р а з г о в о р и т ь Даллеса наталкивались на
шутки, они сыпались, как из рога изобилия.
Когда Бэн, не вытерпев, открыто спросил, что Даллес думает по поводу
того, что ищейки министра финансов Моргентау накладывают аресты на
