яблок.
Каждый раз, когда дедушка Сема меня целовал, я явственно
ощущала запах псины из его рта, и у меня делалась гусиная
кожа. Я - очень впечатлительный ребенок.
Я думала-думала и придумала. Сделала открытие. В России
самые любимые и распространенные песни - воровские, блатные.
Часто с непристойнейшими словами. И меня вдруг осенило. Я
догадалась почему.
Потому что в Советской России - куют и куют счастье для
трудящихся и все никак не выкуют. Почти каждый второй взрослый
человек или сидел в тюрьме, или сидит. Как поется в блатной
лагерной песне:
Кто там не был, тот будет.
А кто был, тот хрен забудет.
Сталин загнал миллионы за решетку как политических.
Просто за неосторожное слово. И без слова тоже. А как
уголовников можно сажать любого. Потому что: не украдешь- не
проживешь. Не подмажешь - не поедешь. (Это о взятке.) Эти
поговорки, а также песенку я знаю от дедушки Семы, который
позор семьи и расхититель социалистической собственности.
Люди возвращаются из лагеря не только с испорченным
здоровьем и без зубов от цинги. Но и с запасом воровских
песен. А так как в России таких людей большинство, поэтому и
песни воровские - самые распространенные. От родителей песни
переходят к детям и внукам.
Я однажды крепко подвела дедушку Сему. Был мой день
рождения. Кажется, пять лет исполнилось. Круглая дата. Мама с
папой пригласили гостей полный дом. И детей, и взрослых. Все
мои предки во главе с прадедушкой Лапидусом, который был лично
знаком с Лениным, были представлены в полном составе.
Когда я обожралась сладостями и мои щеки совсем взмокли
от слюнявых поцелуев, наступил, как обычно, самый
торжественный момент. Именинница должна блеснуть своими
талантами. Прочесть стихотворение наизусть, станцевать русский
народный танец или что-нибудь спеть.
Моя родня удивилась. В прежние дни рождения я лопотала
стишки, но даже и не делала попытки запеть. Мама даже
сокрушалась, что у меня нет музыкальных способностей и я не
смогу учиться игре на пианино. Как подобает хорошей девочке из
интеллигентной семьи. Дедушки с бабушками тоже переживали.
Кроме прадедушки Лапидуса. Он высказался в том смысле, что не
всем же играть на фортепиано, кому-то надо и хлеб выращивать.
На него посмотрели, как на ожившую за окном прошлогоднюю муху:
старикан, мол, совсем спятил, несет ахинею. Конечно,
выращивать хлеб тоже надо. Но почему обязательно наша
единственная ненаглядная внучка Олечка должна этим заниматься?
Когда я, стоя посреди комнаты с большим бантом в волосах,
сказала, что хочу спеть песенку, наступило ликование. В
прошлые дни рождения я декламировала стишки, и вся моя родня
дружно шевелила губами, беззвучно выговаривая слова, которые
они знали наизусть. Вроде бы как помогая мне, поддерживая.
Теперь же они не знали, какую песенку я собираюсь спеть, и не
могли шевелить губами. Поэтому ограничились тем, что как по
команде разинули рты. От любопытства и ожидания. У меня
зарябило в глазах - в этих ртах было полно вставных
металлических зубов, и в каждом зубе отражалась наша люстра.
Я запела. Отставив ножку и заложив ручки за спину. И по
мере того, как я пела, рты захлопывались один за другим, и мне
не нужно было больше жмуриться.
Я пела:
Катя, Катерина,
Воровская до-о-чь.
С кем ты прогуляла
Всю прошлую ночь?
Как все возмутились! Какими взглядами стали
переглядываться! Моя мама подбежала ко мне и зажала мне рот
ладонью, чтоб оттуда не вырвалось еще какой-нибудь гадости.
- Уму непостижимо! - чуть не зарыдала от стыда моя мама.
- Где она могла такое услышать?
И выразительно посмотрела на дедушку Сему, который сидел
в углу и единственный из всех шевелил губами, когда я пела.
Вся родня повернулась к нему, устремив на несчастного
уничтожающие взгляды. Дедушка Сема на нервной почве засвистел.
А я воспользовалась тем, что мама сняла ладонь с моего
рта, и невинно предложила слушателям другую песенку, если эта
им не нравится.
- Вот хорошо, деточка! Давай другую! - дружно загалдела
вся родня. - А эту гадость выбрось из головы.
Я согласно кивнула, доставив этим им большое облегчение.
И запела:
Понапрасну ломал я решеточку,
Понапрасну бежал из тюрьмы.
Моя милая, родная женушка
У другого лежит на груди.
Мама снова запечатала мой рот намордником. Дедушку Сему,
который снова неосторожно зашевелил губами, когда я пела,
вытащили из угла и поволокли на кухню. На расправу.
Они не ошиблись, научил меня этим песням дедушка Сема -
позор семьи, жулик, вор и спекулянт, расхититель народного
добра.
Незадолго до моего дня рождения я заболела свинкой. Так
как мои мама с папой работают, а бабушка Сима сидит дома, в
большой трехкомнатной квартире, где много воздуха и света, а
она, бабушка, к тому еще врач с большим стажем, меня перевезли
туда. У меня долго держалась высокая температура. Я
капризничала. Плохо ела. Никак не засыпала. И дедушка Сема,
который очень добрый, хотя все его ругают, сидел ночами возле
моей кроватки, потому что у бабушки Симы не хватало нервов
выносить мои капризы.
Чтоб ребенок уснул, ему поют колыбельные песни. Дедушка
Сема знал это и тоже пел мне, раскачивая кроватку. Каждый
поет, что знает. А что знает дедушка Сема, у которого вся
жизнь - ожидание ареста, и отдыхал он только тогда, когда его,
наконец, арестовывали, а потом, за большую взятку, отпускали
на свободу? На моем дне рождения я попробовала повторить
кое-что из его репертуара. И испортила праздник. А дедушку
Сему подвела под большую неприятность. Мама пригрозила, что
его ноги больше не будет в нашем доме, чтоб избавить ребенка
от его тлетворного влияния.
А песни хорошие. Честное ленинское! Куда лучше тех, что
мы разучиваем в школе. Там мне продолбили голову песней про
пограничников, в которой слова не петь надо, а кричать, как
военные команды:
Стой! Кто идет?
Стой! Кто идет?
Никто не проскочит!
Никто не пройдет!
Дедушка Лева, который строил московский метрополитен и
поэтому имеет бесплатный пожизненный билет, самый мягкий и
вежливый из всех моих дедушек, услышав, как я напеваю это, не
выдержал и, покраснев, как будто у него случился инсульт,
завопил на всю квартиру:
- Чему вас в школе учат? Такими песнями из вас воспитают
тюремных надзирателей и лагерных охранников!
Воровские песни знают еще два человека в нашей семье.
Прадедушка Лапидус - старый большевик, который сидел до
революции и после, и дедушка Степан, по кличке "Душегуб". Он
всю жизнь работал при лагерях. Но не за колючей проволокой, а
снаружи. Он охранял и допрашивал заключенных. А как
допрашивают в КГБ, лучше всех знал прадедушка Лапидус,
которому там выбили все зубы и поломали несколько костей. Они
оба знали одни и те же песни.
"Душегубом" дедушку Степана моя родня называет за глаза.
Если бы сказать ему в глаза, он бы смертельно обиделся. А
зачем обижать старого человека, хоть и бывшего палача, у
которого повышенное кровяное давление и пониженная
кислотность?
Но однажды в присутствии всей родни прадедушка Лапидус
сказал ему это. Не прямо, конечно. А косвенно. И без всякой
злости. Так что все поняли, а один лишь дедушка Степан ничего
не заподозрил. И даже поддержал прадедушку.
Получилось очень тонко. Абсолютный цирк! Не зря я так
обожаю моего старенького прадедушку Лапидуса. Конечно, с таким
человеком и самому Ленину было не зазорно поддерживать близкое
знакомство.
Оба старика заядлые шахматисты. Мы дома специально для
них держим шахматную доску, чтоб им было чем заняться, когда
заглянут к нам в гости. И как засядут! Клещами не оторвать! Не
поднимутся, пока все не разойдутся по домам. Мама иногда
прячет от них доску, чтоб они хоть как-то поддержали общий
разговор.
Однажды они так увлеклись игрой в шахматы, что в глубокой
задумчивости запели. И не какую-нибудь революционную песню. А
- воровскую. Лагерную. Я бы даже сказала, хулиганскую. Запели
дуэтом. Вполголоса. Не для публики. А для себя. Слишком
углубились в игру. Пели палач и жертва. Майор КГБ в отставке и
бывший узник концлагеря, старый большевик. Запели лагерный
фольклор. Да такой, что всем вокруг чуть уши не заложило.
Спасло лишь то, что все, за исключением "Душегуба"-Степана,
поняли, какой тонкий намек вложил в эту песню прадедушка
Лапидус, и как попался на крючок бесхитростный дедушка Степан.
Лапидус держал над доской шахматную фигуру, раздумывая,
куда бы ее поставить, и пока думал, затянул тоненьким
дребезжащим голоском:
В этом доме не больница -
Настоящая тюрьма.
И умолк, сделав ход. Тогда дедушка Степан поднял свою фи-
гуру и, тоже задумавшись, продолжил песню:
И сидит в ней мальчишка -
Лет пятнадцати дитя.
Вот тогда-то прадедушка Лапидус и ввел жало. Да так
неожиданно, что у всех дух захватило:
Ты скажи, скажи, мальчишка,-
невинно продолжал песню мой прадедушка, не отрываясь от игры:
Сколько душ ты погубил?
"Душегуб"-Степан даже ухом не повел. Сделал очередной ход
и продолжил песню, не видя в ней никакого подвоха:
Я - двенадцать православных,
Двести двадцать пять жидов.
Все чуть не лопнули, стараясь сдержать хохот. А бабушка
Соня, его жена, обиделась на всех. И чуть не заплакала.
Вот так отличился воровской песней перед дружным
коллективом еврейской родни член нашей семьи дедушка Степан,
по кличке "Душегуб", майор КГБ в отставке. Вроде дал отчет в
содеянных им преступлениях.
Вот как поют нынче на Руси! Заслушаешься!
В нашей семье все имеют клички. Почти все. Меня,
например, зовут "Кнопкой". Это потому что я курносая. И как
говорит мама, на мой нос хочется надавить пальцем, как на
кнопку.
Дедушку Степана за глаза называют "Душегубом". Это
понятно. Он служил в КГБ. А дедушку Сему "Мао", за то, что он
похож на китайца. Кличка дедушки Левы - "Крот". Ребенок
догадается почему. Он рыл под землей туннели для московского
метро. Его профессия такая - рыть туннели. Его жена, бабушка
Люба, называет это по-другому - рыть носом землю.
Я жалею дедушку Леву. Он такой тихий, такой честный, что
даже противно становится - так говорит его жена. Подумать
только: выстроил под землей целые дворцы из мрамора, а сам,
как подкидыш, живет с бабушкой Любой в одной комнатке в
старом-старом доме, который вот-вот рухнет, да все никак не
упадет. Тогда бы их переселили куда-нибудь, где поприличней.
- Слепой, как крот, - кричит бабушка Люба. - Он не видит,
что творится кругом.
- И не хочу видеть, - тихо отвечает Крот и даже глазки
закрывает.
Кличка имеется даже у нашего прадедушки Лапидуса, который
был лично знаком с Лениным, и когда был голод во время
гражданской войны, вез в Москву эшелон с хлебом и не позволил
себе лишней крошки откусить и поэтому чуть не умер от
истощения.
У него самая странная кличка. "Кочующий миномет". Знаете,
что такое кочующий миномет? Мне дедушка Лева объяснил, он на
войне был артиллерийским офицером. И остался без левой руки.
Кочующим минометом называется такой миномет, который не
стоит на одном месте, а сделав выстрел-другой, быстренько
меняет позицию. Чтоб противник не запомнил, с какого места он
стрелял. А то откроет ответный огонь и уничтожит его. Поэтому
миномет передвигается с места на место. Кочует. Вот почему
