Чисимета напоследок еще и пояс забрал. Сергей без пушки чувствует себя
неуютно, а я спокоен - убивать нас прямо тут вряд ли будут, разве что уж
очень нахамим, а если будут - так Дрон из танка поддержит.
Итак, берут нас под микитки и почти вежливо вводят в помещение.
Открывается следующая картина: каменный зальчик, в щели в стенах воткнуты
десятка два факелов, которые горят на удивление ровно и без копоти. У
каждой стены - по десятку вахлаков, и лица у них как обычно мрачные, а
волосы белые, насколько это, конечно, возможно. Синеволосые во вторых
рядах - то ли это нас так боятся тут, то ли уважение оказывают. Напротив
входа - длинная скамья и на ней трое ярко-рыжих стариков - власть местная,
видимо. Для нас тоже стоит скамья - значит, разговор ожидается более-менее
спокойный.
Один из рыжеволосых говорит на всеобщем:
- Садитесь, незванные пришельцы! - тон повелительный, но голосу
внушительности недостает по причине свистящего зуба. Но мы садимся без
улыбок, демонстрируя осознание высокой чести лицезрения. Начинается
разговор, и начинается довольно неприятно. Правый член тройки обвиняет нас
последовательно в шпионаже (неизвестно, правда, в пользу кого), в "желании
сотворить зло на земле Орогоччу", в использовании для успеха дел своих
призраков тьмы и в служении подземному врагу. Потом крайне правый
замолкает - но явно лишь потому, что устает, а не потому, что исчерпал все
обвинения. Знахарь рядом сидит весьма опечаленный: на побережье любое
такое обвинение означает лодку, кувшин воды и морское течение в сторону от
берега. По закону кто вернется, тот прощен, только вот не возвращался еще
никто. Серчо - он у меня с другой стороны сидит - напротив, спокоен и
произносит в ответ:
- И чем вы это хотите доказать? Не нам, хотя бы самим себе?
Опять правое крыло идет вперед, повторяя все то же самое, только
теперь каждое обвинение привязывается к нашему появлению из пустыни и к
нашей самоездящей коробке. Серчо к таким оборотам готов, и пускается в
разъяснения. Как просто и в то же время правдоподобно объяснить все наши
технические чудеса местному населению, у нас есть куча разработок, для
разных рас и разных ситуаций, и, надо сказать, до сих пор они действовали
неплохо. И вот толкает речь Серчо уже десятую минуту, когда один из
тройки, в середине сидящий, обрывает его на полуфразе:
- Нам понятно. Что вам нужно?
- От вас - ничего. Мы хотим пройти вдоль Орогоччу, переправиться
через озеро - оно у народов Красного хребта называется Болотистым - и
через Мелкогорье выйти в степь.
Я вздрогнул, да и не только я - все наши, такой радостный хохот
раздался. Даже синеволосые у стен и то какие-то звуки издают. Посмеялись с
минуту, и снова серьезные лица.
- Что ж, - говорит левый рыжеволосец. - Вы пройдете через Болотистое
озеро и Мелкогорье. Вы пришли без приветствия - и уйдете без прощания. Но
если вы задумаете свернуть со своего пути, то больше с вами говорить не
будут. Можете забрать у выхода свое оружие и свои железки.
Это явный намек на "позвольте вам выйти вон", но Серчо -
непробиваемый мужик - принимается выспрашивать насчет дальнейшего пути,
впрочем, недолго это длится - замолчали хозяева, как воды в рот набрали.
Пьеро встает, говорит рыжим что-то по-польски, а нам на всеобщем:
- Пойдем отсюда, спасибо за гостеприимство.
Эко он несдержан, хотя можно понять - с недосыпу и не то сотворишь.
Мы забираем у караула свои "железки", и я задумываюсь - показать бы
этим властителям, что это такое, а потом вдруг вспоминаю, что при допросе
не было даже помянуто про пушку нашу - а ведь эти рыжие наверняка
осведомлены о том, как мы ее применяли. Серчо соглашается, что это
загадка, но гадать ни о чем не хочет - и так всяких непонятностей хватает,
чтоб еще чем-то мозги забивать. Добираемся до танка - время уже позднее, а
может, даже раннее следующего дня. В коробке никого нет, и мы наконец
выпускаем Дрона из его укрытия. Он злой как черт - столько времени
просидеть в не самом удачном месте - и все зря. Завтра - нет, уже точно
сегодня, своей дорогой пойдем, все как договаривались, а сворачивать и так
не надо, ну а до утра - отбой.
Проснулся я раньше всех - девять часов времени. У борта вахлаки
черноволосые стоят, в небе орел кружит - вроде все как надо. Сел я на ЦП и
принялся маршрут до Болотистого озера прикидывать. Получилось - выйдем мы
к нему в ночь, часа так в два. Пьеро повезло - Серчо вряд ли с ходу
форсировать воду возьмется, хотя кто его знает...
Я бужу Дрона, жду, пока он очухается да помоется, потом снимаю
"звездочку" с холостого режима и трогаюсь вперед, а Дрон в башню лезет.
Едем по дороге, через каждые полсотни метров стоят воины - видимо,
надзирают за нашим поведением. Попросил я Дрона дать мне активностную
картинку, а он обрадовался и без коррекции ее выкинул. Вся полоса помехами
забита, да такими мощными, что и не просвечивает ничего, такого я не видал
еще! Источник впереди, и источник мощный, а дальность определить не
получается. Я подумал-подумал и решил пока никому не говорить, даже Дрону
- получилось, что и к лучшему, что он себе на экран ее не вытаскивал.
Попытался я с помехами сам справиться, плюнул и решил за дорогой лучше
следить. Она виляет - да и как не вилять: то справа, то слева - груды
камней, скалы обнаженные, осыпи и прочие прелести горного ландшафта. Вдоль
по-прежнему стоят вахлаки, лица у них по-прежнему спокойные и решительные.
Когда только собрать их успели, да и кто успел? Та троица в крепости?
Опять же непонятно, то ли это власть верховная была, а то ли мелкая сошка.
То ли дело Хребет - там все проще. Пяток племен, в каждом вождь и с
десяток родовых вождишек, никакой мистики. Правда, про Орогоччу там
рассказывают в стиле рассказов Робинзона с десятилетним стажем о милой
Англии.
Полдвенадцатого - просыпается народ. Знахарь с самого начала
объявляет, что туда, куда мы едем, ехать не надо, он видел дурной сон и
вообще чувствует нехорошее. Серчо, естественно, полез глядеть активность,
и полетела ко всем чертям моя конспирация, да еще и втыка получил за нее.
Поднял он Сергея - тот покопался, очистил спектр, но меня это не
успокоило. Стража вдоль дороги на орла - спутника нашего поглядывает
подозрительно, а Знахарь бурчит чего-то под нос в своем уголке -
обстановка неспокойная.
Час дня - я торможу около ручья. Вода в нем не заражена, судя по
датчику, и на камнях никакой активной гадости нет, надо запастись, пока
есть возможность. Ручей, а на той стороне деревушка, штук двадцать этих
каменных хибар. Детишки бегают - но на нас ноль внимания, парочка бабуль -
ну и страхолюдины - прошла, не остановилась. Я знаками показываю
ближайшему стражу, что, мол, хочу взять воды из ручья, он кивает - мол,
давай, только не задерживаясь. Разворачиваю шланг, ставлю фильтр-насадку,
чтобы песка не засосать, и лезу в танк. Там у меня дистанционный пульт
лежит - хорошая штука. Выставляешь, что какой кнопке соответствует, и
работай откуда угодно; правда, чтобы функции поменять, опять в танк лезть
надо.
Итак, с пультом в руках стою я у ручья. Насоса не слышно, но в
прозрачном шланге пузырьки бегут - пошла водичка. Воин-вахлак тоже глядит
на шланг - лицо каменное, но глаза обалделые. Чисимет с крыши весело
спрашивает что-то насчет "когда поедем", я тоже в ответ кричу, а третий
крик слышен из-за ближайшего каменного строения. Этакий рыдающий и
одновременно радостный вопль. Появляется из-за строения некто в
изношенном... хитоне, так, что ли, сказать - здоровый такой мужик, но весь
какой-то усохший, к нам бежит. Добежал, хватает меня за плечи, трясет,
стонет по-приозерски что-то сумбурное, только и разобрал я - "возьмите
меня с собой, не бросайте здесь". Потом, перемежая судорожными вздохами,
излагает свои передряги: был пристенником, попал в плен, долго переходил
из рук в руки, пока не очутился здесь в качестве свинопаса и прислуги за
все. Держат его здесь исключительно из благодарности - вытащил из этого
ручья совсем было потопшего дурня-вахлачонка.
Чисимет слез с крыши, подошел, подтверждает:
- Да, я тебя вроде даже знаю. Я только-только тогда у Стены служить
начал, а ты там уже пообтертый был. Амгама тебя зовут, да?
- Да, да, только я уж и имя свое забыл!
Чисимет идет консультироваться со стражником, а я - с Серчо. С нашим
шефом все нормально. Стражник тоже по важности момента снисходит до
разговора, и разговора вполне доброжелательного. Призывается хозяйка
Амгамы, короткий разговор - и все улажено. Чисимет подходит довольный:
- Она только рада была. Говорит, что Амгама ее только раздражал, а с
работой она и сама управится.
Амгама на это отвечает:
- Да если бы только раздражал! У них ведь как - не своего племени -
значит, вообще на земле не существуешь. Хоть на пороге помри - утром
только в сторонку оттащат, чтобы не вонял, и все. Если б не ребятенок, я
бы вообще здесь бродил как по пустыне, а стащил бы чего - так убили бы.
Серчо через динамики призывает нас в танк, и я предупреждаю Амгаму,
что сейчас с ним будет говорить самый главный у нас. Наш спасенный пленник
с готовностью лезет за мной. Он сейчас в таком радостном шоке, что прилети
мы за ним на вертолете - и то не удивился бы. Ему сейчас все равно -
почему голос из коробки, почему в повозку не впряжен никто - рад, что есть
с кем на родном языке перемолвиться.
Движемся дальше, я танк веду и разговор слушаю. История такая: шесть
или даже шесть с половиной лет назад в одном из походов Амгаму взяли в
плен - в капкан поймали. У хребтовских вахлаков для пленных есть два
варианта - либо почетная смерть от кинжала в бок, либо, если есть
необходимость - превращение во вьючное животное с перспективой
последующего обмена - приозерцам пленные вахлаки и вовсе ни к чему. Амгаме
повезло - необходимость в транспорте у группы, его захватившей, была, и
три года он мотался по хребтовским тропам, время от времени переходя от
одного племени к другому (кстати, Маршал именно за это и ценит
пристенников, побывавших в плену - за знание гор и вахлаковских обычаев).
Но судьба Амгамы сложилась не так, как обычно. После всяческих перетасовок
он попал в район Узкого прохода, и там его купили для Орогоччу. Кому-то
здесь загорелось иметь знатока приморского языка. Еще полтора года обучал
Амгама группу из сорока студентов всех цветов волос, а затем ему было
объявлено, что он больше не нужен здесь. Идти домой было бы дуростью - без
оружия, без дороги, спросить не у кого и не дай бог нарушить какой-нибудь
здешний закон. К счастью, случилась эта история со спасением утопающего, и
по тому же закону Амгаму взяли работать. Теперь появилась надежда -
поднакопить еды, вызнать путь и уже так пуститься в дорогу, что он и
собирался сделать этой зимой, дабы к Красному выйти в лето.
- Хотя, - добавляет он, - я бы все равно не дошел.
Серчо, не дожидаясь расспросов, рассказывает о цели нашего
путешествия, кто мы такие, и почему коробка сама едет; Амгама интерес
проявляет, но без страха и благоговения. Вот ведь интересно - межозерцы
никогда не выражали сильных эмоций по поводу нашей техники, обидно даже.
Тому же землегрызу часа три объяснять будешь, устройство покажешь, на
песке картинок с десяток нарисуешь - и все равно ветряную мельницу
колдовством считать будет. А покажи какому-нибудь рядовому пристеннику
магнитофон, обзови микрофон железным ухом, динамик - бумажным ртом,
