уничтожить ее! Ментально мы можем сказать: мы должны очиститься, универ-
сализоваться, имперсонализоваться... все это очень хорошо, но это мен-
тальная картина. Как это сделать в теле? Как прорвать ту сеть? Как можно
воздействовать на тот черный глинистый порошок? Как только к нему при-
коснешься, он тут же взмывает завесой грязи.
Мантра
Единственным приспособлением, которое Мать использовала на непрото-
ренном пути, для которого не было никаких приспособлений, кроме как су-
ществовать определенным образом, просачивать определенным образом и идти
дальше, была мантра.
Все организованные формы, как мы видим их, являются скоплением виб-
раций (ученые скажут "скоплением атомов", потому что видят только один
слой материи и сквозь ментальные очки), выражающими какое-то особенное
качество объекта, его "стремление", как говорила Мать, и таким путем
она, например, называла цветы. Некоторым образом, это настоящее имя ве-
щей, их особенная музыка, которая становится довольно печальной на чело-
веческом уровне. Именно повторение вибраций обеспечивает стабильность
форм. Изменение вибрационной игры влечет за собой "разлад" формы (изме-
нение формы, если это переносимо, или дезинтеграцию и "смерть", если это
непереносимо). Каждая вещь обладает своим собственным "звучанием", явля-
ющимся движением сил, составляющих его. Мантра -- это чистый звук вещи,
какой бы она ни была, суть ее вибрации, которая порождает эту вещь или
проявляет ее в форме. Есть целая так называемая тантрическая наука, ко-
торая манипулирует этими звуками и кажется, что творит "чудеса", воспро-
изводя звуки вещей -- дезинтегрирует или реинтегрирует их, комбинирует
или изменяет их. Поэзия и музыка -- формы этой "магии звука", когда они
являются настоящей поэзией и настоящей музыкой, то есть, когда они на
самом деле вызывают определенные силы или стремления, определенные формы
бытия -- есть всевозможные уровни, вплоть до самых грубых. Это также на-
ша самая обычная магия -- о которой мы не знаем, что это магия, но ее
воздействие все равно есть, печальное и грязное -- когда мы ходим по
улицам, бормоча свои немые желания или бедные опасения... что естествен-
но приходит, поскольку мы сами и зовем их. Если бы люди видели чудовищно
раскрашенную слизь (и что за цвет!), в которой они живут, то им бы пока-
залась совершенно очаровательной окись углерода, которой они дышат в
своих городах. Но если некий чистый звук введен в материю, то и его эф-
фект может быть также магическим; только требуется большая настойчи-
вость, поскольку наша ложная материя толстая, липкая и повторяющаяся. То
же самое свойство материи и физического разума неустанно все повторять
как попугай, может быть использовано в другом направлении и, "чудесным
образом" материя может начать повторять настоящий звук вместо того, что-
бы тянуть свою обычную смертную рутину -- насколько она способна это де-
лать без травматических последствий или рискованного подрыва своей виб-
рационной моды. Есть тонкая разграничительная черта в переходе от старо-
го материального способа бытия к новому, новому способу бытия материи.
"Чистый звук" совсем не нужно искать в каком-то мудреном магическом
заклинании. Это ОМ, санскритский звук, настоящее чудо, но, как обычно,
настоящая магия кроется в предельной простоте, которой мы обладаем, не
зная этого, в той простоте, которая кажется пустяком, но может быть
чрезвычайно сильной в своей чистоте, в своей предельной чистоте: как
крик нашего сердца, потребность всего нашего существа собраться в ту се-
кунду, когда решается вопрос жизни или смерти. Это последнее слово, ко-
торое остается, когда все остальное ушло. Один чистый звук, непохожий на
другие, который делает нас некой индивидуальностью, а не безликой марио-
неткой, нацепившей галстук и степень доктора математики. Каждый из нас
может найти этот звук или выражение этого звука в одном или нескольких
словах, которые являются нашим собственным "паролем", так сказать, нашим
особенным "сезам, откройся": звуком, который представляет некое пережи-
вание и обладает силой вспомнить это переживание. Это может быть звук
пламени, звук уверенности или свободы, звук радости, звук чистой люб-
ви... Того, что составляет для нас весь смысл. Крик на вершине нашего
существа или в пучине нашего существа, когда все потеряно. И мы пытаемся
внедрить этот звук в повседневную материю, в каждую минуту, каждую се-
кунду, в каждый жест, каждую глупость, любую пустоту, ошибку, печаль,
радость -- во все. Это должно стать музыкой нашей материальной субстан-
ции.
Такова мантра.
Это способ обожествить эту субстанцию, - сказала Мать. Звук сам по
себе обладает силой, и заставляя тело повторить некий звук, ты тем самым
заставляешь его воспринять нужную вибрацию. Механизм воздействия такой
же, как при ежедневных занятиях за пианино, например: ты повторяешь ме-
ханически, и в конечном итоге, это наполняет твои руки сознанием -- на-
полняет тело сознанием.
Она нашла свою мантру. Это была первая вещь, необходимость в кото-
рой она почувствовала после своего первого "заболевания" в 1958: Мое те-
ло хотело бы иметь мантру, чтобы ускорить трансформацию (изменить свою
темную вибрационную моду), написала она мне тогда. Она нашла эту мантру
и повторяла ее до своего последнего дыхания, день и ночь и каждую секун-
ду, в течение пятнадцати лет, как, возможно, делал Шри Ауробиндо, когда
ходил взад-вперед по своему коридору с высоким потолком. И, возможна,
она все еще повторяет эту мантру сейчас. Ведь что же может дезинтегриро-
вать ту вибрацию?
Эта мантра обладает поразительной силой над вибрационной сетью,
темной сетью грязи, которая обволакивает нас и порождает все наши болез-
ни и старение и всевозможные несчастные случаи. Эта мантра воздействует
на мое тело, - сначала отметила она. Это странно, мантра как бы сгущает
нечто: вся клеточная жизнь становится компактной, прочной массой гранди-
озной концентрации -- и ОДНОЙ ЕДИНОЙ вибрацией. Вместо всех обычных виб-
раций тела, нет ничего, кроме единой вибрации. Единой массы. Вся дрожь,
несчетные колебания, поползновения тела внезапно сгустились в одну еди-
ную вибрационную массу. Смерть не может войти туда. Болезни и несчастные
случаи также не могут войти. Тело наполнено "неприступной" субстанцией,
так сказать. Но нужно быть способным вынести эту "субстанцию". Все же, в
самом начале, она заметила: Как только я остаюсь в покое на минуту или
концентрируюсь, всегда начинается эта мантра, и есть ответ в клетках те-
ла: они начинают вибрировать. В дугой раз, когда это пришло, оно охвати-
ло все тело, таким вот образом: все клетки затрепетали. И с какой силой!
Вибрация продолжала усиливаться и расти, тогда как сам звук становился
все громче и громче, и все клетки тела были охвачены такой интенсив-
ностью стремления, как если бы все тело начало распухать -- это станови-
лось грандиозно. Я чувствовала, что все готово было взорваться. И это
обладало такой силой трансформации! Я чувствовала, что если бы это про-
должалось, то нечто бы произошло, в том смысле, что изменилось бы некое
равновесие клеток тела... Опасная переломная точка. И мы снова сталкива-
емся с проблемой "адаптации" субстанции. С какого конца ни подходи к
проблеме, все время наталкиваешься на одну и ту же сеть, опутывающую
все: можно ли разрушить эту сеть, эту смертную вибрационную паутину, не
разрушив саму жизнь и не дезинтегрировав форму?
Это станет главной проблемой Матери на многие годы: проблемой, пе-
реживаемой из минуты в минуту, физиологически. Короче говоря, она пыта-
лась сконструировать первое "новое тело". Или, возможно, освободить
настоящее. И это означает... рискованный переход.
В мантре Матери было семь слогов:
OM NAMO BHAGAVATEH
Мать дала ее миру.
Окружающие мысли
Лес Матери был не только в ее теле, но и в тех 1300 маленьких об-
разчиков (в 1960), каждый из которых представлял свой особый способ
смерти, определенный способ бытия в сети и культивирования этой сети.
Поскольку она прекратила свою внешнюю деятельность, то проблема заостри-
лась, вместо того, чтобы ослабиться: теперь они больше не могли осаждать
ее на Плэйграунде или теннисном корте или где-то, куда она приходила;
вместо этого они сами наводняли коридоры, подходили к двери ее ванной
комнаты или к двери холодильной установки, где она держала свои цветы,
поджидали ее за каждой дверью и в любую секунду. Это было непрекращающе-
еся вторжение. И если она позволяла кому-то войти хотя бы раз, чтобы
дать цветок или свой взгляд, то это становилось законным правом на всю
вечность -- и, естественно, "почему не я?". Каждый был я, я, я. Не было
недостатка в маленьких я, утаскивающих свои цветы от Матери и продолжаю-
щих культивировать свою сеть. И если Мать не делала в точности того, что
они хотели, тогда темная и неистовая сеть выбрасывала массу грязных ма-
леньких вибраций, которые Мать все поглощала и поглощала. Она никогда не
говорила "нет" никому. Мать никогда не говорила "нет", люди сами должны
были открыть удушение собственной сети. Она просто накладывала свой спо-
койный свет на сеть... и она еще больше перекручивалась и переворачива-
лась под ее давлением. И письма тоже: Они убивают меня своими письмами.
О, если бы ты только знал, какие письма они мне пишут... прежде всего,
тошнотворное количество глупостей, которые никогда не следовало бы пи-
сать; затем, вдобавок к этому, такая демонстрация неведения, эгоизма,
злой воли, полного непонимания и беспримерной неблагодарности, и затем
все это... столь прямо, мой мальчик! Они сбрасывают на меня это ежеднев-
но, ты понимаешь, и это исходит из самых неожиданных мест. И она отвеча-
ла, отвечала. И иногда у нее вырывался крик: Шри Ауробиндо ослеп, я не
хочу ослепнуть!... Она садилась в свое большое кресло с резной спинкой,
на мгновение закрывала глаза, а руки ее покоились на подлокотнике, такие
бледные: Труден контакт с людьми Ашрама. Будь это только постоянная
ходьба, чтобы дать им цветок... И они так несознательно эгоистичны! Если
я не делаю обычной концентрации на каждом, они возмущаются: что не так,
я сделал что-то не то? И разворачивается все зрелище. Ее ноги, столь
тщательно укрытые японскими табами, опухли от филаризиса, как железные
палки. И она продолжала свои ежедневные хождения, переходя туда-сюда,
все время повторяя мантру. Но все равно проблема оставалась той же са-
мой: каждый человек, каждое письмо вносит свою степень беспорядка, дис-
гармонии и дезинтеграции. Как если бы все выливалось на твою голову из
помойного ведра. И ты должен все это поглощать... Каждая вещь, поглощен-
ная снаружи, порождает беспорядок [в теле], раскалывает все и порождает
неправильные связи, нарушает организацию; и иногда требуются часы, чтобы
навести порядок. Что означает, что если бы я действительно хотела ис-
пользовать это тело как инструмент, не меняя его из-за того, что он не
может следовать движению, то я должна была бы остановить, насколько это
возможно, материальное поглощение всех вещей, которые отбрасывают меня
на годы назад.
Она продолжала "поглощать" до самого конца, и все больше и больше
-- чем ближе она подходила к цели, тем неумолимей становилась окружающая
сеть, отбрасывая к смерти. Это была не "ее" сеть: это поистине была сеть
мира. И проблема все более запутывалась, поскольку это было не просто
физическое присутствие 1000 или 1300 образчиков, танцующих свой неисто-
вый танец в ее теле, а это была вся невидимая толпа. И для начала мысли.
Пока нам уютно и тепло в сети, мы не понимаем, но как только сеть рас-
пускается, это полное вторжение. Мысли -- это не нечто безвредное; мысли
