собности предначертаны для Работы; все наши глупости -- тоже для Работы.
Ты идешь таким путем именно из-за того, что ЭТО И ЕСТЬ тот путь, каким
ты можешь делать Работу -- и тебе не нужно пытаться делать иначе. Таково
мое заключение. "Все в порядке, как Ты хочешь, пусть исполнится Твоя во-
ля!" Нет: не "пусть исполнится", она исполняется. Это как Ты хочешь, в
точности как Ты хочешь. И в конце становится совершенно забавно! Не
всегда. Иногда ее тело кричало: Если бы меня оставили в покое хоть на
часок, без этих писем, без... о, без того, чтобы видеть всех этих людей
-- возможно, пошло бы быстрее... не знаю... Очень трудно делать одновре-
менно два дела: трансформировать тело и заботиться о людях. Но что же
делать? Я сказала Шри Ауробиндо, что буду делать Работу. Я делаю ее -- я
не могу просто все бросить.
А в другое время ее окружала кромешная темнота, которая сокрушала
ее. Потому что очень легко объявить, что ты "сдаешься" и "пусть все идет
так, как идет", и в любом случае, ты не можешь вывести птицу из репти-
лии, но в то же самое время в теле должно быть нечто положительное, не-
кий позыв, побуждение, зов, нечто, что задыхается позитивным образом,
если можно так выразиться. Жизнь в теле подразумевает тысячи встреч и
повседневных жестов; всякий раз возникает вопрос: делать или не делать,
сказать или не сказать и как сделать и как сказать? Идет ли это в нап-
равлении рептилии или в направлении птицы? Скорее всего ты не знаешь,
это движется вперед ИЗ-ЗА АГОНИИ, и это все. Ты не знаешь ничего -- ни-
чего... Есть напряжение каждое мгновение и в каждом движении, которое ты
совершаешь -- ты знаешь, делать ТОЧНО то, что должно быть сделано, ска-
зать в точности то, что должно быть сказано: точная вещь в каждом движе-
нии... Существует постоянное напряжение, постоянное. Или если ты займешь
другую позицию и доверишься божественной милости и позволишь Господу по-
заботиться обо всем, то не приведет ли это к дезинтеграции тела? Я это
знаю, но САМО ТЕЛО ДОЛЖНО ЭТО ЗНАТЬ! Когда кто-то рядом с тобой имеет
подобное переживание, то все очень просто. Прежде, если возникало хоть
малейшее затруднение, мне даже не требовалось говорить что-либо Шри Ау-
робиндо -- все само выправлялось. Теперь, когда я делаю эту Работу, мне
даже не к кому обратиться, и это тоже некое напряжение. Ты просто не мо-
жешь вообразить -- не можешь себе вообразить, какая это милость иметь
кого-либо, на кого ты можешь полностью положиться, позволить себе вести
себя без малейшей необходимости искать что-либо. У меня было это, я
очень хорошо осознавала это, когда Шри Ауробиндо был здесь, а когда он
оставил свое тело, это явилось для меня ужасным коллапсом... Ты не мо-
жешь представить. Некто, к кому бы ты мог обратиться и быть уверенным,
что все сказанное им будет истиной. Нет пути, путь должен быть проложен.
Сомнения также нападали на нее -- в течение десяти лет и прямо до
конца они не покидали ее, в наиболее грубой форме: Что же, а как насчет
Шри Ауробиндо, он не сделал этого... Так как же ты собираешься преус-
петь, если он не преуспел?! Даже в 1965 она сказала мне: Самый суровый
тест, которому я подверглась, был уход Шри Ауробиндо. Это как нечто
пришло и сказало тебе: "Посмотри, все это -- только мечта, которая сбу-
дется не раньше, чем через тысячелетия." И это приходит снова и снова...
И как раз тогда, когда ты думаешь, что вещи начинают вырисовываться (в
точности чтобы дать тебе некое доказательство, что ты делаешь прогресс),
происходит нечто, чтобы доказать тебе, что все это иллюзия. И эта ситуа-
ция становится все более и более острой, более и более острой. Всегда
есть голос, который я знаю очень хорошо, который приходит и говорит: "Ты
видишь, как ты заблуждалась, как ты одурачила себя, ты видишь, какой все
это мираж, ты видишь..." И если ты послушаешь, с тобой кончено. Очень
просто, все будет кончено. Единственный выход -- закрыть глаза, закрыть
уши и крепко уцепиться наверху. С момента ухода Шри Ауробиндо все это
повторяется и повторяется, и ты знаешь, это более жестоко, чем любая че-
ловеческая пытка и любая постижимая жестокость: "Ты заблуждаешься, это
невозможно; ты заблуждаешься, это не возможно..." Как крайняя низость. И
затем: "Ты видишь, вот доказательство истинности того, о чем я говорю:
Шри Ауробиндо, который знал, даже он ушел." И если ты прислушаешься и
поверишь, все кочено. И как раз этого они и хотят. Но они не должны
одержать верх, мы должны идти. Сколько это продолжалось? Пятнадцать лет,
мой мальчик, в течение пятнадцати лет не прошло и дня без таких атак, не
прошло и ночи без... Ты говоришь, что видел кошмары -- твои кошмары, мой
мальчик, должны быть нечто очаровательным по сравнению с тем, что я ви-
дела. Не верю, что человеческое существо смогло бы вынести то, что я ви-
дела.
Она прошла через все.
И, наконец, единственным доказательством того, что она продвига-
лась, явилось просто то, что она не умерла от отчаяния. И вся ее боль
была нацелена на то, чтобы опустить ее до точки, где больше никто не су-
ществовал: через нее существовала лишь Бесконечность. Когда больше не
оставалось ни одного "человеческого" атома, ни единого атома старой ма-
терии, который чувствовал боль, чувствовал темноту, чувствовал... все,
чем является человеческое тело, тогда появлялось нечто другое. Птица вы-
ходила из рептилии. Но прежде все это должно было умереть. Систематичес-
кое, сознательно принятое и желаемое разорение. Медленная, повседневная
смерть, в каждой функции, в каждом рефлексе, в каждом автоматизме -- по-
ка не осталось ничего, кроме... другой вещи.
О, Мать! Что ты не сделала?
Дом Шри Ауробиндо
"Другая вещь" возникла совсем внезапно -- но, кто знает, откуда и
как? -- и мимолетно, в ночь 25 июля 1959 г. Она пришла неожиданно, пос-
реди "нигде", без какой-либо видимой причины, и ушла почти так же быст-
ро, как и пришла. На самом деле мы не можем сказать, что это было "пер-
вое переживание", потому что оно шло в цепи A, B, C... (маленькая "пуль-
сация", "супраментальный корабль", "всемогущая пружина"), каждое из ко-
торых освобождало чуть более точный, более явный, более мощный квант или
модальность сверхразума. Затем эта линия скрывается под зеленой стеной
джунглей, и удушающее "нигде" возвращается повсюду, снова нет пути, есть
слепой марш; и внезапно этот путь обнаруживается снова, прямо под вашими
ногами, без какой-либо причины, как если бы "где-то" было повсюду, в
каждое мгновение, как если бы цель, другая вещь, "конец" был не где-то в
отдалении, а повсюду, только завуалированный... чем-то. Нет "расстоя-
ния", вы понимаете, нет тысячелетия или веков, чтобы пройти через это,
можно было бы даже сказать, что нет "где-то там", через что нужно прой-
ти, нет леса, через который нужно идти: все здесь, в каждой точке. Что
такое этот "лес"? Это нечто в теле, что натягивает вуаль: нечто в созна-
нии тела. "Путь" -- это найти то, что скрывает -- но это вуалирование
накладывается в каждой точке; Сверхразум всегда везде под этой зеленой
стеной, ему не требуется развиться или быть созданным. И, более того,
это не "зеленая стена", это выглядит скорее как грязевая стена. В телес-
ном сознании есть нечто мутное или грязное, что препятствует тому, чтобы
то состояние было здесь, полностью, мгновенно и ясно в каждый момент.
Хотя именно это дает нам грандиозную надежду. Чудесную надежду. Обезьяне
тоже не надо было идти "куда-то туда", к некоему удаленному Разуму, ко-
торый еще должен быть создан: обезьяна должна была разблокировать или
вычистить то, что мешало контакту -- ее "лес" располагался, главным об-
разом, в ее голове. Теперь же лес находится в нашем теле: мы должны ус-
тановить контакт с той же самой вещью, которая воспринимается больше не
только на уровне мозга, а всеми клетками тела. Путь обезьяны был долгим
и трудным, потому что форма восприятия и место восприятия было столь уз-
ким, что оно фальсифицировало все, заточило все в клетку и олицетворило
все -- должна была быть построенной клетка -- тогда как наше новое место
восприятия естественное, телесное, безличностное и не имеет ничего обще-
го с тем, что мы думаем или не думаем, хотим или не хотим. Это вопрос не
построения клетки, а разламывания ее, сохраняя в то же время все ценнос-
ти индивидуализации, обретенные обезьяной. Но клетка может быть разруше-
на в одну секунду. Кришна в золоте разметал это убежище довольно быстро.
Мы должны найти спусковой крючок, пружину -- механизм вуалирования.
Так что той ночью нечто развуалировалось. В дальнейшем мы еще будем
изучать последствия этого переживания, которое подняло почти столько же
мистерий, сколько развеяло. В действительности, у нас нет средств понять
это, пока еще нет. Но есть факт. Той ночью Мать впервые почувствовала
Сверхразум прямо в своем теле. Это больше не было нечто "позади" или в
глубинах Несознательного, больше не было нечто "где-то там" в некоем ви-
дении "будущего" (снова те нереальные "дистанции", нет "будущего"!).
Можно было бы сказать, что расстояния уменьшились или внезапно исчезли.
Это было в ее теле. Это было там и переносилось с трудом. Супраменталь-
ный свет вошел прямо в мое тело, не проходя через внутренние существа.
Такое случилось впервые. Он вошел через ступни... Действительно, очень
символическая деталь. Красный и золотой цвет -- чудесный, теплый, интен-
сивный. И он поднимался и поднимался. И по мере того, как он поднимался,
росла также лихорадка, потому что тело не было приучено к подобной ин-
тенсивности. Когда весь тот свет подошел к голове, я думала, что взор-
вусь и поэтому должна была остановить это переживание. Но затем я ясно
получила указание принести вниз Мир и Покой, чтобы расширить все созна-
ние этого тела и все клетки, так чтобы они могли выдержать супраменталь-
ный свет. Так что я расширяла его, и по мере того, как поднимался свет,
я привнесла вниз необъятность и невозмутимый покой. И внезапно, после
краткого мгновения обморока... я оказалась в другом мире, но не "отда-
ленном". Этот мир был почти также субстанционален, как физический мир...
И здесь мы уже отмечаем заметную разницу от переживаний серии A, B,
C..., переживания "супраментального корабля", например: казалось, что
тот "другой мир" становился более субстанциональным с тех пор, более
близким к нам, как если бы восстанавливалось "пропущенное звено"! И за-
тем Мать внезапно обнаружила Шри Ауробиндо, живущим -- как если бы ис-
чезла вуаль смерти. Как если бы то, что составляет смерть, также затем-
няло материю и материальное восприятие. В том свете -- том свете в мате-
рии, в теле Матери (этот свет даже вызвал лихорадку) -- смерть была от-
менена или же была устранена вуаль смерти, было восприятие без смерти.
Смерть составляет вуаль, и "другая сторона" смерти не где-то, в некой
"нематерии", а в материи -- истинной материи. Материи, которая освещает,
настоящей материи.
Мир, почти столь же субстанциональный, как физический мир. Там были
комнаты -- комната Шри Ауробиндо с кроватью, на которой он отдыхал -- и
он жил там, он был там ВСЕ ВРЕМЯ: это был его дом. Там была даже моя
комната, с большим зеркалом наподобие того, какое есть у меня здесь,
расческами и всем прочим. И субстанция тех предметов была почти столь же
плотной, как в физическом мире, но они имели свой собственный свет:
предметы были не просвечивающими, не прозрачными, а само-светящимися.
Предметы и субстанция комнат не имели непрозрачности физических объек-
тов: они не были тяжелыми и сухими, как в физическом мире. И Шри Ауро-
биндо был там, в своей величественности и изумительной красоте. У него
были те же великолепные волосы, что и прежде. Это было так конкретно,
