задрожал смех.
- Тебя устраивает любая девушка, братец Кей? Любая
девушка в любом городе?
- Любая девушка, лишь бы она была теплой и податливой, -
наш счастливчик повернулся ко мне. - Что скажешь, Артос?
- Как скоро мы сможем выступить?
- Через три дня, - ответили они хором, а Кей добавил:
- Это относится к Товарищам; а люди Гидария - кто может
сказать?
Я смотрел на Бедуира. Его пальцы все еще лежали на струнах
арфы, но она молчала. Он поднял глаза, и его взгляд встретился
с моим, серьезный и задумчивый под этими странно сочетающимися
бровями.
- Кто может сказать? Гидарий, полагаю. Но в душе я
спрашиваю себя, а можем ли мы вообще рассчитывать на людей из
Линдума.
Я тоже спрашивал себя об этом. Все последние годы на
побережье мы сражались бок о бок; разношерстные отряды Гидария
действовали как копейщики и конные лучники - их крепкие
надежные лошадки хорошо подходили для этой цели и для разведки,
хотя в атаке им не хватало веса; и мы знали друг друга
настолько хорошо, насколько это вообще возможно для людей,
которые вместе провели в сражениях более семи лет. Я сомневался
не в них, а в самом Гидарии.
- Тут уж будь что будет, - сказал я. - Дай знать
остальным, и принимайтесь за дело, Бедуир. Теперь мне нужно
пойти поговорить с Гидарием, но через час я вернусь.
- А я? - спросил Кей; его большие пальцы были, как и
обычно, засунуты за пояс.
- Иди попрощайся с Лалагой. Утром можешь взять на себя
двойную долю работы, чтобы уравнять счет.
Я вышел через главные ворота лагеря, слыша, как он уже
начинает шевелиться и гудеть за моей спиной, и пересек улицу по
направлению к старому дворцу коменданта, стоящему рядом с
форумом. От реки, с прибрежных болот, на нижнюю часть города
наползал горьковатый сентябрьский туман, и фонарь, который
висел у входа в парадный вход Гидария, проливал желтую лужицу
света на пожелтевшие тополиные листья, нанесенные ветром через
порог. Было действительно опасно поздно выступать в новый
поход.
Я разбудил привратника, мирно дремавшего рядом с пустым
кувшином из-под пива, и сказал ему, что мне необходимо
переговорить с герцогом Гидарием.
Гидарий проводил вечер в своих личных покоях вместе с
женой и дочерьми. Когда после сводящей с ума задержки меня
ввели в комнату, она показалась мне очень светлой от свечей,
очень теплой от жаровни, стоящей в самом центре и окруженной
ясным алым сиянием, и очень тесной от множества девушек.
Гидарий, который возлежал на обеденном ложе с изголовьем в
форме волчьей головы и у ног которого подобающим образом сидела
его жена, внешне очень походил на римлянина: его одутловатое
лицо было тщательно выбрито, немногие сохранившиеся на голове
волосы коротко подстрижены, маленькое тельце с заметным брюшком
облачено в римскую тунику из тонкой белой шерсти; а платье его
жены было перепоясано крест-накрест в классической манере, как
уже почти не носили женщины, даже когда я был ребенком. Когда я
видел Гидария, меня всегда удивляло, что он - после того, как
несколько поколений его предков были магистратами или даже
губернаторами провинций, - вернулся к титулу герцога,
принадлежавшему им до прихода Орлов. Да, это случалось с
другими людьми в разных частях Британии по мере того, как наши
изначальные государства просыпались от спячки после многих лет,
проведенных под властью Рима; но не с теми, кто все еще носил
римские туники, клялся римскими богами и ужинал, украсив лысую
голову венком из розмарина и осенних фиалок, - как это явно
делал Гидарий, потому что остатки этого венка все еще висели у
него над ушами.
При моем появлении он поднял глаза и любезно кивнул.
- А, милорд Арториус. Мне очень жаль, что тебя заставили
ждать, но ты же знаешь, как это бывает, - нам необходимо время
от времени сбросить с плеч ярмо государственных забот; ко мне
всегда трудно пробиться, когда я провожу тихий часок в кругу
семьи.
- Я знаю, как это бывает, - согласился я. - Но у меня
срочное дело. Иначе бы я не нарушил твой покой.
Он какое-то мгновение пристально смотрел на меня, потом
сделал несколько прогоняющих движений в сторону своих женщин,
которые уже неуверенно поднялись на ноги; и они заторопились
прочь, оставив за собой недоигранную партию в шашки, лоскут
какой-то мягкой вышитой ткани, в котором сверкала иголка, -
весь этот милый хлам, который собирается там, где побывали
женщины.
Когда они вышли и тяжелый занавес закрыл дверной проем у
них за спиной, Гидарий спустил ноги на пол и сел прямо.
- Ну? Ну-ну? Что такое?
Я подошел к нему.
- Герцог Гидарий, менее часа назад я получил сообщение,
что граф Хенгест прибыл на север на помощь своим родичам; он
высадился за Абусом и направляется к Эбуракуму.
Он потрясенно взглянул на меня, а потом к его покрытым
пятнами щекам прихлынула кровь.
- Ты получил? Почему это сообщение не принесли первым
делом ко мне?
- Это происходит за пределами твоих границ, - сказал я
ему. - Но я - граф Британский, и потому мои границы шире
твоих.
Это было глупо, потому что мне следовало попытаться
расположить его к себе, но в этом человеке было нечто такое,
что всегда, с самого первого дня, как я вошел в Линдум,
заставляло меня ощетиниваться; и годы, в течение которых я
пытался действовать с ним заодно, ничего не исправили. Но,
честно говоря, не думаю, чтобы что-нибудь изменилось, даже если
бы я ползал перед ним на брюхе.
Он издал горлом какие-то звуки, но потом, видимо, решил
пропустить все мимо ушей и только брюзгливо сказал:
- Ну-ну, говорят, молодые псы лают громче всех. Да будь
ты хоть самим Александром, но только пододвинь сюда этот
табурет и сядь. У меня начинает болеть шея, когда я пытаюсь
говорить с тобой, а ты возвышаешься надо мной, точно сосна.
Я сделал, как он просил, а потом продолжил то, что хотел
сказать.
- Я пришел, чтобы сообщить тебе об этом и о том, что
через три дня я выступаю на север.
Тут уж он уставился на меня всерьез, и его лоб прорезали
морщины.
- Этим летом уже слишком поздно начинать новую кампанию,
- сказал он точно так же, как Бедуир.
- Почти, но не совсем.
Он пожал плечами.
- Тебе лучше знать; как ты и говорил, - ты - граф
Британский. Что ж, думаю, если ты сможешь покончить со всем
этим одной короткой доброй стычкой, то успеешь вернуться и
уютно устроиться на зимних квартирах прежде, чем установится
плохая погода.
- Герцог Гидарий, мы не вернемся ни до того, как начнется
зима, ни после, - сказал я.
Он посмотрел на меня; его челюсть отвисла.
- Не... вернетесь?
- Не вернемся.
Он постарел на глазах, словно под его кожей стало меньше
плоти. Я нагнулся к нему, стараясь говорить убедительно.
- Ты же знаешь, что в любом случае мы собирались уйти
весной; а зимой у тебя не будет никаких беспокойств с Морскими
Волками. Чем же тогда хуже то, что мы уходим сейчас?
- Следующая весна будет еще только через полгода, - он
едва заметно, беспомощно развел руками. - Наверно, я надеялся,
что ты передумаешь прежде, чем подойдет время.
Я покачал головой.
- У тебя есть два хороших военачальника, в Крэдоке и
Гераникусе, и я обучил твоих людей. Когда я пришел сюда, они
были отважны, но это была отважная толпа; теперь они стали
опытным - даже в чем-то дисциплинированным - войском и быстро
соберутся к тебе в случае необходимости. Сейчас вы должны быть
в состоянии сами сдерживать натиск варваров; а во мне остро
нуждаются в другом месте.
На один долгий, напряженный миг между нами повисла тишина,
потом он слегка дернул своими пухлыми плечами, словно хотел их
расправить, и мне показалось, что я вижу за обмякшими чертами
его лица нечто от воина, которым он был в юности. Мне не нужно
будет бояться за земли между рекой Абус и Метарисом, когда я
уйду отсюда.
- Что ж, тогда, похоже, говорить больше не о чем.
- Есть еще кое-что - я хочу, чтобы четыре сотни твоих
людей выступили со мной на север.
Мне показалось, что его глаза сейчас вылезут из орбит.
- Римские боги! Дорогой ты мой, да в этот самый момент
чуть ли не сотня моих лучших воинов ошивается в рядах твоих
Товарищей! И примерно столько же перешло к тебе за эти годы!
Чего тебе еще нужно?
- Четыре сотни, по их желанию и по моему выбору, которые
пойдут со мной в этот поход как вспомогательный отряд,
копейщики и лучники. Как я уже сказал, по меньшей мере на этот
год у тебя не будет никакого беспокойства с Морскими Волками; а
когда осенняя кампания закончится и мы благополучно выгоним
графа Хенгеста из Эбуракума, я пришлю их тебе обратно.
- Тех, кто останется.
- Тех, кто останется.
- А тем временем никто, даже ты, мой самый премудрый в
военных делах граф Британский, не может сказать наверняка, что
именно будут делать Морские Волки, ибо они так же
непредсказуемы, как те ветра, что пригоняют их к нашим берегам;
а моя боевая мощь не вынесет потери четырех сотен людей.
Я перебил его:
- Никто, даже ты, мой самый премудрый герцог Коританский,
не знает более точно, чем я, какова твоя боевая мощь и какие
потери она может вынести.
Новая сила, появившаяся в его лице, теперь обращалась
против меня.
- Для нас достаточно отгонять Морских Волков от наших
собственных пастбищ; почему я должен посылать своих парней
сражаться в краю бригантов?
На этот раз уже я внезапно почувствовал себя старым,
усталым и беспомощным.
- Потому что если мы будем стоять поодиночке,
королевство, герцогство, племя, каждое внутри своих собственных
границ, - то все мы, и королевство, и герцогство, и племя,
падем, одно за другим, каждое внутри своих собственных границ.
Только тогда, когда мы сможем держаться вместе, мы загоним
саксов обратно в море.
Не знаю, сколько мы спорили, но мне это время показалось
очень долгим. Думаю, один раз он чуть было не предложил мне все
четыре сотни, если я соглашусь вернуться еще на год, когда
закончится осенняя кампания; но к этому времени мы уже хорошо
знали друг друга - и он передумал делать мне это предложение
еще до того, как успел произнести его.
В конце концов все обернулось не так уж плохо для меня,
потому что я ушел, вырвав у него ворчливое обещание дать мне
две сотни, если я поклянусь на большой печати Максима, что они
действительно вернутся, когда закончится битва за Эбуракум.
Из нашей части города поднялся туман; он был пропитан
запахом горящего дерева и сырых листьев и, когда я снова вышел
на улицу, окружал фонарь на дворе кольцом влажного желтого
дыма. Холод этого тумана лежал у меня на сердце. Как мы сможем
устоять против варварского Потопа? Какая может быть надежда
даже на Амброзиевы сто лет, если мы не можем научиться стоять
вместе, щит к щиту, вдоль наших собственных границ?
x x x
Два последующие дня были заполнены обычной суматохой
войска, готовящегося выступить в поход; мы получили пайки и
амуницию и упаковали их в большие корзины с кожаными крышками,
получили и проверили пучки стрел и запасное оружие, привели
лошадей с осенних пастбищ и изготовили для них новые кожаные
ногавки, в последний раз осмотрели доспехи и боевое снаряжение,
чтобы убедиться, что все находится в идеальном порядке; и день
и ночь Линдум гудел глубоким, похожим на колокольный, звоном
молотов, ударяющих по наковальне, и ржанием возбужденных
лошадей, стоящих у самодельных коновязей. И еще за эти два дня
