охрану императора, - сказал он и посмотрел на меня, чтобы
проверить, как я к этому отнесусь.
- Думаю, ты надеешься, что я не поверю тебе, - отозвался
я, - но, как ни странно, я верю.
Я сидел, как и он, наклонившись вперед и положив руки
поперек колен, и мы говорили друг с другом сквозь дым так,
словно вокруг костра больше никого не было.
- Интересно, почему?
- Прежде всего потому, что если бы ты по какой-то причине
стал лгать, то выбрал бы более правдоподобную ложь.
- Ха! Я запомню это на будущее; если хочешь соврать так,
чтобы тебе поверили, всегда нужно делать ложь достаточно
грандиозной. А что, мой ответ кажется таким уж
неправдоподобным? Говорят, что в наши дни, когда остготы
наседают вдоль всех границ, император согласен доверить меч
любому подвернувшемуся иноземцу, лишь бы он был хорошим воином.
И мне интересно будет увидеть Константинополь и великолепие, не
лежащее в руинах; и приятно взять в руки меч и знать, что мне
есть за что его поднять.
На какой-то миг мужское достоинство и насмешливая
сдержанность слетели с него, и я увидел сквозь дым мальчика,
глядящего на меня полными надежды глазами.
- Странным это кажется только из-за длины дороги. Я
слышал, что теперь, когда старых почтовых служб уже не
существует, путник, не имеющий достаточных запасов золота,
может затратить на нее добрых два года.
- Это так - но я уже прошел довольно большой путь, а что
касается золота, то арфа и случайная работа, вроде той, что я
делал сегодня, позаботятся о том, чтобы я не умер с голоду, -
Бедуир потянулся еще за одной оливкой и сидел, бездумно
перебрасывая ее с ладони на ладонь, и мальчик снова был
мужчиной, и тема исчерпана. - Без сомнения, я путешествовал бы
быстрее, если бы подо мной была лошадка из Лузитании. Но в
таком случае я почти не разглядел бы саму дорогу, а поскольку я
пройду по ней всего один раз, то предпочитаю смотреть на нее, а
не на облако поднимаемой пыли.
- А что, они такие резвые, эти лошади из Лузитании?
Он взглянул на меня, все еще перебрасывая оливку с руки на
руку.
- Я слышал, что кобыл покрывает западный ветер и что
жеребята рождаются такими же быстроногими, как и их родители,
но живут всего три года. Тебе следовало бы заключить сделку с
западным ветром, господин, - в конечном итоге это обошлось бы
тебе дешевле, чем покупка септиманских жеребцов.
- Я вполне могу поверить в то, что твоя бабка была родом
из Поуиса; у тебя язык, как у настоящего кимрийца... Но что
касается меня, то в боевых конях мне нужны размеры и сила -
ударная мощь молний Камулуса, а не быстрота западного ветра.
- В боевых конях? - переспросил он.
- А ты думал, я покупаю их для ипподрома? Нам в Британии
нужны боевые кони. Здесь, у вас, были готы, но у нас это
по-прежнему саксы, а гот по сравнению с саксом - прямо-таки
образец кротости. Галлии не были знакомы терзающие нас клыки
Морских Волков, и у нее по большей части хватало здравого
смысла тихо лежать в пыли, пока завоеватели топтали ее
копытами. Но мы в Британии избрали себе другой путь, и нам
нужны боевые кони.
Он откинулся на пятки и смерил меня ровным взглядом.
- Кто ты, господин, что говоришь о Британии, как
военачальник говорит о своем отряде?
- На девятый день после рождения меня нарекли Арториусом,
но большинство людей называет меня Артос Медведь, - ответил я,
думая, что мое имя будет для него пустым звуком.
- Так. Мы слышали это имя - изредка - даже в Арморике,
куда не забегают Морские Волки, - сказал он, а потом добавил:
- Поистине моему господину следовало бы купить Ворона, ибо они
достойны один другого.
И внезапно мы все расхохотались, подхваченные вихрем
удушливого веселья, вызванного его настойчивостью; и Бедуир
рассмеялся вместе с нами поверх края поднятого кувшина с вином;
но мне показалось, что смех лишь скользнул по нему, как порыв
ветра скользит по темной поверхности пруда.
x x x
В этот вечер, когда мы, вытянув ноги к костру, улеглись
спать, я готов был посмеяться над своими идиотскими фантазиями
предыдущей ночи, потому что день прошел, и, если не считать
свежеприобретенных лошадей у коновязей, то, в конечном итоге,
он ничего мне не принес. И, однако, я думал потом о Бедуире
почти так же часто, как о вороном жеребце, и весь следующий
день постоянно ловил себя на том, что высматриваю их среди
потных, топочущих, скрытых облаками пыли конских загонов.
Жеребца я мельком увидел дважды, хотя и не подходил к нему
снова; и догадался, что другие покупатели тоже, должно быть,
распознали в его глазах убийцу, раз он так долго оставался
непроданным. Бедуира я около загонов вообще не видел; но
вечером мимоходом заметил его в толпе у одной из дешевых винных
лавок. Судя по пылающим скулам и лихорадочно блестящим глазам,
он был пьян; за одним ухом у него торчала маленькая
темно-красная роза, и, когда я проходил мимо, он махнул в мою
сторону винным кувшином и прокричал что-то о том, чтобы смочить
пыль на дороге в Константинополь.
Вечером четвертого дня, внезапно устав от Нарбо Мартиуса и
от его гомона, который был куда более резким и неопределенным,
чем гомон военного лагеря, я не вернулся в город сразу же после
того, как торговые площадки начали пустеть, но пропустил свой
отряд вперед, а сам неторопливо прошел сквозь неухоженные
оливковые сады, окаймляющие открытый участок, и присел на
каменный колодезный сруб, глядя поверх белесых террас на море,
которое, по мере того, как солнце клонилось к западу, начинало
отливать перламутром. Было так хорошо побыть немного одному, в
тишине, чтобы мои измученные уши могли услышать, как в
оливковых деревьях у меня за спиной слабо посвистывает
поднимающийся каждый вечер легкий ветерок, как глухо падают в
колодец капли воды и тихо позвякивают козьи колокольчики;
посмотреть на то, как вдалеке рыбаки вытаскивают из моря свои
сети. Это должна была быть наша последняя ночь в Нарбо
Мартиусе, и я знал, что когда я вернусь к вечернему костру, все
мои Товарищи будут уже там. В предыдущие ночи многие из них
торопливо проглатывали свой ужин и отправлялись искать
удовольствий; винные лавки были полны смеха и грубых шуток, а
местные женщины были ласковы и брали недорого. Но я не мог
позволить, чтобы утром, когда придет время сворачивать лагерь,
у кого-нибудь раскалывалась с похмелья голова, а мы, возможно,
рыскали бы по всему Нарбо Мартиусу в поисках какого-нибудь
остолопа, пока он, все еще мертвецки пьяный, отлеживался бы
где-нибудь в постели у потаскушки. Так что я отдал приказ и
постарался, чтобы все его поняли; но я знал, что не могу долго
засиживаться в этом тихом местечке под оливковыми садами, в
одиночку наслаждаясь свободой, в которой отказал Фульвию,
Мальку и остальным. Думаю, не многие из них осудили бы меня,
если бы я поступил так; но это не входило в условия игры.
"Только до тех пор, пока эта тень от низко свисающих веток
оливы не доползет вон до той трещины в камнях сруба", - сказал
я самому себе. Ей оставалось еще продвинуться на ширину
ладони...
На этот раз я не услышал шагов в высокой траве под
оливковыми деревьями, но поперек сруба упала тень,
фантастически длинная в лучах клонящегося к западу солнца, и
когда я поднял глаза, Бедуир стоял в длине копья от меня, и его
силуэт выделялся темным пятном на фоне заката.
- Как дела с покупкой лошадей? - спросил он без всякого
другого приветствия.
- Неплохо, - ответил я. - Я уже выбрал всех жеребцов и
всех племенных кобыл, кроме одной. Теперь у нас все готово к
тому, чтобы свернуть лагерь, а завтра я куплю первую же
подходящую лошадь, какую смогу, и, если нам повезет, то к
полудню мы уже будем держать путь на север.
Он подошел и опустился на землю у моих ног, прислонившись
головой к теплому камню колодезного сруба.
- Ярмарка будет идти еще три дня. Почему же ты спешишь,
милорд Артос?
- Дорога на север долгая, и в конце ее нас ждет переправа
через море. Даже при хорошей погоде нам понадобится давать
лошадям отдых - по меньшей мере, один день из четырех. И в
лучшем случае мы достигнем побережья за месяц до начала осенних
штормов.
Он кивнул.
- У тебя будет какой-нибудь транспорт?
- Если Кадору из Думнонии все удалось - два торговых
судна со снятой палубой, чтобы можно было загрузить лошадей в
трюмы.
- И сколько лошадей ты собираешься перевозить за один
раз?
- По две на каждое из этих корыт. Брать больше значило бы
самому напрашиваться на неприятности.
- Так. Я вижу, ты мудро поступаешь, не задерживаясь среди
винных лавок Нарбо Мартиуса.
- Ты снимаешь камень с моей души, - с серьезным видом
объявил я, и он рассмеялся, а потом резким движением
повернулся, чтобы взглянуть на меня снизу вверх.
- Ворон все еще выставлен на продажу.
- Я уже купил всех жеребцов.
- Продай одного из них. Или, может, купишь еще одного
жеребца вместо последней кобылы?
- Да, в хладнокровной дерзости тебе не откажешь.
- Ты ведь хочешь, чтобы он был твоим, правда?
Я заколебался, но потом, в первый раз, открыто признался в
этом самому себе.
- Да, хочу, но не настолько, чтобы заплатить за него -
как, я уверен, мне придется - жизнью человека или другой
лошади.
Какое-то мгновение он молчал, потом сказал до странного
ровным тоном:
- Тогда я попрошу тебя о другом. Возьми с собой меня,
милорд Медведь.
- В качестве кого? - спросил я - без удивления, потому
что словно уже знал, что должно произойти.
- В качестве певца, или поводыря лошадей, или воина - у
меня есть кинжал, и ты можешь дать мне меч. Или, - на его
странном неправильном лице промелькнула ухмылка, и эта одна
бесшабашная бровь взлетела, как знамя, - или в качестве шута
на случай, если вам придет охота посмеяться.
Но хотя я, в некотором роде, знал, что должно было
произойти, я не был уверен в своем ответе. Обычно я довольно
безошибочно оцениваю людей при первой же встрече, но я знал,
что этого человека мне не удастся разгадать. Он был темной
водой, в которую я не мог заглянуть. Тайники его души были в
своем роде такими же глубокими, как у аквилы, но в то время,
как Аквила, чье прошлое было горьким, создавал их в течение
многих лет подобно тому, как старая рана покрывается грубой
защитной кожей, у этого человека они были частью его самого,
они были рождены в этот мир вместе с ним, как сопровождающая
его тень.
- А что насчет Константинополя и императорской охраны? -
спросил я, отчасти, думаю, затем, чтобы выиграть время.
- Что насчет них?
- И великолепия, которое не лежит в руинах, и
замечательных приключений, и ожидающей тебя службы?
- А разве ты не можешь предложить мне службу? О, не
обманывайся на этот счет, милорд Артос, я хотел того, другого.
Именно поэтому я напился вчера; только все бесполезно. Я твой,
если ты возьмешь меня.
- Нам нужна каждая рука, способная держать меч, - сказал
я наконец, - и иногда бывает неплохо посмеяться - и
почувствовать, как твое сердце рвется из груди вслед за песней.
Но...
- Но? - сказал он.
- Но я не беру сокола, не испытав его сначала. Так же,
как не беру непроверенного человека в ряды своих Товарищей.
После этого он довольно долго молчал. Солнце уже скрылось
за горами, и в оливковой роще просыпались вечерние звуки - на
ветках стрекотали существа, которых здесь называют цикадами, а
