масштаба, хотя мысли у них довольно блеклые и банальные: Эйзенштейны,
Пудовкины и Довженко рождаются так же редко, как Пушкины и Булгаковы. Во
всяком случае, фильмов, которые потрясают зрителя и побуждают его всерьез
задуматься, у нас до обидного мало.
Между тем любительская киностудия пользовалась в городе доброй славой,
желающих заниматься в ней было столько, что Сергей мог дозволить себе
производить строгий конкурсный отбор; художественных фильмов любители не
снимали -- павильонов у них не было, хорошей пленки и искусственного
освещения тоже, и занимались они главным образом кинохроникой на улицах и в
солнечные дни. Потом отснятый материал в студии просматривался, Сергей на
месте решал, гениально отснято или просто талантливо, и все расходились,
довольные друг другом. Настоящими профессионалами были сам Сергей и его
ассистент Валерий, у них было несколько фильмов, которые прошли не только по
местному, но и по Центральному телевидению. Как вы уже знаете, в тот дедь
Сергей подбирал типажи для короткометражки о забавных проделках детей
(кстати говоря, через полгода она была закончена и имела успех).
Да, чтобы не забыть: в помещениях правого крыла, которые у киностудии
отобрали, разместилось городское управление культуры. Но служащие, как
известно, народ дисциплинированный, к окончанию рабочего дня всех вымело,
как метлой. Так что, кроме одиннадцати человек в киностудии, в правам крыле
десятого этажа никого не было. Со мной их стало двенадцать, но это уже было
потом.
О Бублике и себе я вам рассказала, о том, как спасся Валерий, -- тоже;
еще, если вы помните, двух человек подняли наверх, на крышу.
Чтобы у вас не создалось впечатления, что я слишком пристрастна к
Валерию и Сергею, -- несколько слов в их защиту.
После рассказа Даши я думала, что Валерий просто бежал, бросив
товарищей на произвол судьбы, но опрос свидетелей внес в эту версию
существенные коррективы. Оказалось, что Валерий долго и настойчиво
уговаривал товарищей спуститься на связанных им шторах, и лишь после того,
как они решительно отказались -- страшно! -- спустился сам. Так что на
совести у него только история с Дашей. Тоже немало, но согласитесь, что
нужно иметь незаурядное мужество, чтобы избрать для спасения такой
рискованный путь. Как и Костя, Валерий потом прибегал к моему
посредничеству, уверял, что в самом деле не видел Дашу и не слышал ее, но в
это я не поверила.
Теперь о Сергее. Еще в больнице, придя в себя, я написала заявление о
разводе; Сергей, к его чести, передо мною не оправдывался, вину свою признал
безоговорочно, однако просил учесть одно обстоятельство: Бублика он потерял
в дыму, долго искал его и убежал в просмотровый зал только тогда, когда
понял, что вот-вот потеряет сознание. Скажу сразу, что это объяснение
нисколько меня не убедило, но речь о другом: оказавшись в просмотровом зале,
Сергей от начала до конца вел себя безупречно. На меня произвело
впечатление, что он, отказался от шанса спастись -- в пользу двух женщин,
которых Вася и Леша подняли на крышу. Сергей уговаривал их не бояться,
помогал обвязывать веревкой. В обстановке, когда в зал уже врывался огонь,
этот поступок снимает с Сергея половину грехов.
Ну а дальше как в случае с "Несмеяной", когда счет шел на секунды:
Чепурин прорвался через зону огня и чрезвычайно высокой температуры,
созданной горением фильмотеки, и с двумя ствольщиками проник в просмотровый
зал. Из семи оставшихся здесь мужчин шестерых удалось сласти: седьмой,
лаборант, погиб из-за того, что не догадался вовремя сбросить халат,
пропитанный химикалиями, а когда халат загорелся, было поздно... Остальные
шестеро после длительного и удачного лечения в Ожоговом центре нынче
живы-здоровы и -- фанатики все-таки! -- продолжают отдаваться любимому делу.
А почему бы и нет? Ведь остались на боевой работе, несмотря на ожоги легких
и сетчатки глаз, и Чепурин, и Кожухов, и Вася, и очень многие другие.
Вновь прочитала я все, что написала, и поразилась одному
обстоятельству: ведь от начала пожара до спасения шестерых из киностудии
прошел какой-то час! Сколько труда и мужества, сколько трагедий вместилось в
эти три с половиной тысячи секунд, из которых иные стоили неизмеримо дорого
-- быстротечные секунды нашего бытия.
Даже в голове не укладывается: в те минуты, когда я стояла у окна с
Бубликом на руках, погибли Вета Юрочкина и Зубов, отчаянно боролись за жизнь
в "Несмеяне", Суходольский спасал шахматистов, Говорухин -- музыкальный
ансамбль... А сколько всего было до этого и после!
В эти минуты была задумана и завершающая операция: штурм высотной части
Дворца.
Но сначала о событиях в шахматном клубе.
ШАХМАТНЫЙ КЛУБ. (Рассказывает Нестеров-младший)
Ольга на глазах становится крупнейшим знатоком пожарного дела! Сам
Кожухов, прочитав расшифрованные и перепечатанные стенограммы, заявил, что
отныне будет привлекать ее на разборы в качестве эксперта; Правда, полковник
тут же уточнил: "эксперта по вопросам художественной литературы", но все
равно это был комплимент, от которого Ольга еще больше задрала свой короткий
нос. А Дед -- тот вообще пылинки с нее сдувает, готовит завтраки, освободил
от магазинов и дубиной загоняет на опросы необходимых его Леле свидетелей.
Сегодня с утра он занялся пельменями: в гости приходит не кто-нибудь, а
старый друг-однополчанин Сергей Антоныч Попрядухин, или просто дядя Сергей
(я до сих пор так его называю -- он знает меня с колыбели).
Убегая на работу, Ольга дала мне ЦУ -- вместо предисловия к рассказу
дяди Сергея покритиковать Гулина, "сам Кожухов потребовал ему всыпать,
считай, что приказ!".
Всыпать Гулину мне не очень-то хотелось, приятель все-таки, а
приятельские отношения в нашей жизни бывают куда важнее деловых. В данном
случае, однако, всыпать нужно -- в интересах дела.
Когда Гулин, наш первый РТП, прибыл к Дворцу, он с помощью милиционеров
тут же разогнал зевак. Наверное, многие на его месте поступили бы точно так
же! своими выкриками и подсказками зеваки раздражают, сбивают с толку, да и
времени нет с ними беседовать -- нужно действовать, тушить, спасать! Все это
верно, но только наполовину: будь Гулин неопытней и порасторопней, он
непременно изыскал бы время людей опросить, отсеять пустых трепачей и
получить ценную информацию от тех немногих, кто сохранил присутствие духа. И
тогда в ходе спасательных операций вам, быть может, не пришлось бы
импровизировать, мы бы имели лучшее представление, где, в каких помещениях
находится больше всего дюдей. А в результате мы часто узнавали об этом
случайно, особенно после того, как телефонная связь с Дворцом прервалась и
Нина Ивановна перестала получать заявки. Так, лишь со слов Никулина мы
узнали о заседании в литобъединеиии, ощупью набрели на студию народного
творчества, от Кости получили сведения о "Несмеяне" и прочее.
И только тогда, когда мы эвакуировали литераторов, кто-то из них
вспомнил, что за час до пожара в шахматном клубе начался полуфинальный
турнир на первенство области!
-- Лично я доволен, что узнал об этом не сразу, -- честно признался
Суходольский, -- а те уж очень цифра гипнотизирующая, почти сорок человек...
Ребята у меня отчаянные, рванули бы туда, не протушив как следует коридора,
а хорошо получилось бы или плохо -- большой вопрос.
К счастью, если можно употребить здесь это слово, получилось почти что
хорошо, но не только потому, что Суходольский действовал по всем правилам,
но и потому, что среди шахматистов тоже нашелся свой лидер. Ирония судьбы!
Лидером стал человек, которого председатель шахматного клуба Капустин велел
близко к клубу не подпускать и который оказался там по чистой случайности.
Дядя Сергей два года, начиная с Курской дуги и кончая Эльбой, провоевал
с Дедом в одном батальоне, после войны они остались большими друзьями и,
хотя пути их сильно разошлись, сохранили друг к другу братские чувства: все
праздники 9 Мая проводят вместе, рыбачат, воспитывают Бублика и даже вместе
реставрируют мебель (для Деда -- заработок, для дяди Сергея -- хобби).
Колоритнейшая фигура! Доктор технических наук, профессор и автор многих
изобретений, другими словами, очень даже солидный человек, Попрядухин
прославился в городе эксцентрическими выходками, которые бы вряд ли сошли с
рук кому-либо другому. Жарким летом он ходит на работу в свой НИИ водного
транспорта в шортах и безрукавке -- это в его-то шестьдесят дет, а если ему
делают замечавие, может достать из портфеля и нацепить на шею до
невозможности мятый и засаленный галстук; однажды, когда в НИИ приехал
заместитель министра, директор потребовал, чтобы Попрядухин надел свой
лучший костюм -- и профессор явился на службу в многократно стиранной и
штопанной солдатской форме. Он играл во дворе в городки с мальчишками, гонял
с ними голубей, лихо освистывал мазил на футболе -- и в то же время
почитался как непререкаемый научный авторитет, руководитель и консультант
многих проектов.
Что же касается шахмат, то к ним Сергей Антоныч относился со
свойственной ему оригинальностью. Играл он очень даже прилично, лучше,
пожалуй, самого Капустина, однако никогда не принимал участия в турнирах,
считая их пустой тратой времени и сил; шахматы он признавал как развлечение,
играл только легкие партии и высмеивал тех, кто относился к сему развлечению
слишком серьезно. Капустин и другие наши корифеи, ставшие объектом насмешек,
терпеть его не могли и никогда не приглашали на турниры даже в качестве
зрителя, а после одной выходки на чествовании приехавшего в город с лекцией
знаменитого гроссмейстера вообще исключили из членов шахматного клуба. Этот
скандал стоит того, чтобы о нем рассказать. Поздравив гостя с блестящими,
феерическими успехами в турнирах, Сергей Антоныч своим известным всему
городу громовым голосом вдруг выразил глубочайшее сожаление по поводу того,
что ради шахмат гроссмейстер забросил куда более нужную людям специальность
инженера, и ласково, по-отечески, как учитель несмышленышу, посоветовал
кончать с этим пустым занятием, ибо, как сказал Монтень: "...недостойно
порядочного человека иметь редкие, выдающиеся над средним уровнем
способности в таком ничтожном деле". Избалованный прессой и болельщиками
гроссмейстер был совершенно шокирован и до того растерялся, что в
последовавшем сеансе одновременной игры позорно проиграл половину партий и
поклялся никогда не приезжать в город, где из него сделали мартышку.
Но Попрядухина проклинали не только шахматисты. Несколько месяцев назад
на городском активе он выступил со сногсшибательным предложением: запретить
какие бы то ни было собрания -- не деловые совещания, а именно собрания -- в
рабочее время; обком инициативу поддержал, она была записана в решение, и
количество собраний быстро и резко сократилось: одно дело -- переливать из
пустого в порожнее в рабочее время, и совсем иное -- оставаться для этого
после работы. И неистребимое племя бездельников, привыкшее по нескольку
часов в день изображать кипучую деятельность на разного рода собраниях,
вынуждено было осесть на рабочих местах.
-- Первое время, -- весело рассказывал дядя Сергей, выступальщики из
нашего НИИ просто не знали, куда себя деть: работать отвыкли, сотрясать
воздух вроде бы запрещено, пришлось мучительно перестраиваться. Зато
директор, который вечно клянчил у министерства дополнительные ставки, пришел
