если язык не ворочается? Но руки-ноги в порядке, залезаю на высокий
подоконник и свечу фонарем в окно: пусть видят, что лейтенант еще жив и
держит руку на пульсе. И меня действительно увидели, но только приняли свет
фонаря за непротушенный огонь и как дали по мне из двух стволов, что я брык
на землю, в самую грязь!.. Но это что, тут только свои ребята смеялись, куда
хуже был второй пожар. Горела пятиэтажка, сил работало много, РТП был сам
Савицкий -- приехал с торжественного вечера в полной парадной форме. Я же
болтался в резерве около штаба и ждал ЦУ. Тут Савицкий сам решил посмотреть,
как наверху работают, взял чью-то боевку, сорвал с меня каску и водрузил мне
на голову свою новенькую папаху: "Побереги, лейтенант!" Я этаким павлином в
папахе прохаживаюсь, горжусь оказанной честью, и вдруг команда: "Чепурин с
отделением -- на чердак!" Поработали мы там на славу, только спустился я
вниз грязный, будто меня в болото окунали, и в такой папахе, что не только
брать в руки, смотреть было противно. Савицкий даже взвыл: "Так сберег,
сукин сын? Разжалую! Расстрелять его из трех стволов!" Но это так, для
смеху, а вот в нынешний Новый год... Один умелец с машиностроительного
завода елку своим детишкам соорудил на вертящейся подставке с подшипниками;
и вот сидит он с женой в своей комнате за телевизором, а дети у елки скачут.
И вдруг от этой самой подставки полетели искры, елка начала гореть, дети --
одна девочка повзрослее была, проявила инициативу -- набросили на елку
скатерть, та вспыхнула -- и огонь пошел гулять по комнате. На крики выбежали
родители, стали пытаться тушить, да поздновато: квартира наполнилась дымом и
заполыхала. Родители вывели на лестницу детей, вынесли что попалось под руку
-- в таких случаях обычно под руку попадается самое ненужное барахло, и
спохватились: нет Женьки, пятилетнего пострела! А ведь всех выводили,
всех!.. Бросились обратно -- огонь вовсю бушует, не пройти, но все равно
рвались, соседи силой удерживали... Через несколько минут пожарные приехали,
потушили быстро, выгорела квартира до бетонной коробки... Все обыскали, нет
и следа Женькиного, температура была высокая... Как раз в это время я
приехал, вижу -- родители с ума сходят, да и пожарные головами поникли --
ребенок! Стоим мы в квартире, слова сказать не можем, какие тут могут быть
утешения, и вдруг открывается дверь и всовывается Женька! Оказывается, он
просто убежал на девятый этаж, хвастаться, что "у нас пожар"! Ну, тут такое
началось, что даже у меня, старого волка, комок застрял в горле. Родителям
плевать, что все сгорело, с ревом обцеловывают своего мальчишку, а тот
видит, что в центре внимания, и заважничал... Все, Ольга, на сегодня хватит,
уходи, потому что я сейчас из твоего Васьки строганину делать буду. Хочешь
знать, за что? За потерю бдительности: передразниваешь начальство --
выставляй боевое охранение. А он не выставил, проявил беспечность и
ротозейство. Проходит утром Кожухов по коридору и слышит собственные слова,
которые вчера говорил на собрании: "Некоторые товарищи стали действовать по
принципу: "Ой, что-то на работу потянуло, пойду-ка посплю, авось пройдет!"
Открывает Кожухов дверь -- майор Нестеров лицедействует, а Рагозин, Нилин и
Рудаков держатся за животы. Ну, голову ему с плеч или возьмешь на поруки?
В то же самое время, когда Костя, "потеряв в дыму" Дашу, выбежал из
Дворца и опрашивался Димой как важный свидетель, Чепурин только начал
пробиваться на свой боевой участок -- восьмой этаж. Ему было придано три
отделения газодымозащитников, а в помощники он взял старших лейтенантов
Говорухина и Суходольского.
Примерно десятью минутами раньше в лифтовом холле восьмого побывали
Вася и Леша -- потушили оставленные ремонтниками материалы, выведи Никулина
и занялись спасанием людей из литобъединения.
Чепурин об этом знал -- переговоры по радио велись непрерывно; знал он
и о том, что на вверенном ему боевом участке люди находятся по меньшей мере
в четырех больших помещениях: в шахматном клубе, хореографической студии, в
зале музыкального ансамбля и в репетиционном зале народного театра; знал,
что люди из ателье перешли в парикмахерский салон "Несмеяна" и там теперь
больше двадцати человек. Единственное, чего он не знал, что из
репетиционного зала Даша вывела артистов наверх.
И всех нужно было спасать немедленно, в первую очередь!
-- Ты меня не подгоняй, пропущу важную деталь, а кто-нибудь прочитает и
обрадуется: "Верхогляд твой Чепурин!" -- говорил Андрей Иванович, -- А
наиболее важная деталь здесь такая: кровь из носу, но задействовать
внутренний водопровод. Почему? А потому, что если тянуть рукавную линию с
улицы, наращивать рукав на рукав, дать подходящий напор и следить, чтобы ту
линию не повредило, -- представляешь, сколько времени надо? А во Дворце
через каждые пятнадцать метров в коридорах -- пожарные краны и шкафчики с
рукаваии, за их состоянием наша профилактическая служба следила тщательно. И
поэтому я своих ребят сразу на четвертый, не тронутый огнем этаж разослал --
одних в левую, других в правую сторону -- забрать и подсоединить рукава. Так
что линию мы вели не с улицы, а с четвертого этажа: колоссальный выигрыш во
времени, не менее шести-семи минут, любой нормативщик подсчитает. А цена
минуты на пожаре, сама знаешь, очень велика. Вообще изобилие воды --
счастливая особенность Большого Пожара.
Вторая важная деталь: сильнейшая тяга и отсюда очень высокая
температура в лифтовых клетках и в коридорах. Особенно, конечно, в лифтовых
клетках: трудно было верить своим глазам -- металл перекрутило, как бельевые
веревки. А в коридорах с двух сторон тянуло к лифтовым холлам, да еще в
помещения через открытые двери и разбитые окна... Характерная картина:
распахивает человек двери, а в коридоре огонь, дым; не закрыв двери, человек
бежит к окну, разбивает -- "спасите!", а дверь и окно открыты, страшная
тяга, в несколько секунд помещение охватывает пламя, спасения нет...
-- Итак,-- прододжал Чепуряд,-- чрезвычайно высокая температура в
коридорах. Тебе уже, наверное, говорили, что коридор каждого крыла во всю
свою шестидесятиметровую длину представлял собой сплошное огненное кольцо,
"как в туннеле и с каким-то голубым свечением" -- эту живописную подробность
наши ребята отмечают, не сговариваясь. Синтетика плюс тяга! Поэтому другой
особенностью Большого Пожара, на сей раз куда менее счастливой, была такая
тактика; отвоевывать у огня коридоры ползком, метр за метром, ползущих
впереди ствольщиков непрерывно поливать водой и менять их каждые две-три
минуты, больше никто не выдерживал. Да и эти две-три минуты, Ольга, дорого
давались ребятам: маски резиновые в первое время как будто от температуры
защищают, а потом могут так к лицу прикипеть, что с кожей снимешь... Но ведь
все равно ползли, газодымозащитники, гвардия!
Здесь, Оля, уместно поговорить о нашей боевой одежде. Знаешь, сколько
рядовой в полном снаряжении тащит на себе? Около двух пудов, и зто с первого
на какой придется этаж, и быстро, желательно бегом! Ну, когда эти два пуда
тащит Паша Говорухин или Леша Рудаков, это еще туда-сюда, но не всем бог дал
такую силушку. Слов нет, с годами снаряжение улучшается, но все равно пока
что пожарные оценивают его на тройку, а кое-что и с двумя минусами. Ломы,
топоры, рукава тяжелые, ремни грубые, чуть не с петровских времен; боевка не
эластичная и не вентилируется -- на морозе коробится, а летом и в жару
работаешь в ней мокрый как мышь. Может быть, в отличие от старой брезентовой
сегодняшняя боевая одежда элегантна, в ней красиво выглядишь, но мы ведь в
ней не на парады едем и не с девушками знакомиться... Вот, гляди, надел я
свою куртку -- куда там брезентовой, красота! А шея незащищенная, об этом
конструкторы одежды не подумали. И каски тяжелые, неудобные, забрало
опустишь -- все перед глазами плывет, видимость не та... Словом, нашу одежду
хорошенько покритикуй. Нам бы такую, как у космонавтов, -- легкую,
эластичную, теплозащитную... Ну а теперь о ходе операции. Значит, спасать
нужно было немедленно, и всех в первую очередь...
Я перечитала стенограмму рассказов Чепурина и поймала себя на том, что
они мало чем отличаются от рассказов Гулина и других пожарных. Все у них
просто и однообразно -- туши и спасай. Пуще всего на свете опасаясь
обвинений в нескромности, они тщательно обходят стороной одну непременную
особенность своей работы -- ее смертельную опасность: недосказывают,
отшучиваются, но ни за что не признаются, что не раз и не два за время
Большого Пожара -- и только ли его! -- рисковали жизнью. В характера это у
них, что ли, в свойственной людям этой профессии скромности, в традициях?
Подумав, я пришла к выводу, что дело не в этом, а в сложившемся веками
ироническом отношении обывателя.
Возьмем других людей, которые так же, как пожарные, и мирное время
ежедневно рискуют жизнью -- милиционеров. К ним тоже относились иронически,
над ними обыватель тоже посмеивался -- до тех пор, пока о скрытой от широкой
публики героической стороне работы милиции не пошли потоком очерки, книги,
многосерийные фильмы, пока в газетах не появились указы о наградах
милиционерам за мужество и геройство. И отношение к ним изменилось.
К ним, но не к пожарным. Странное дело! Когда, работая над этими
записками, я стала рыться в художественной литературе, то убедилась в том,
что о работе городских пожарных в мирное время последним писал Гиляровский,
который сам был пожарным и знал, как пахнет дым. Я подчеркиваю -- в мирное
время, потому что в войну о них писали много и хорошо -- Тихонов, Симонов...
А что нынче?
Нынче о городских пожарных появляются публикации в десять-двадцать
строк, короткометражки о профилактической работе, безликие плакаты "При
пожаре звоните 01", и, чтобы быть справедливой, вышел хороший поэтический
сборник "Грани огня". Кажется, все. О том, что пожарные ежедневно выносят из
огня десятки людей, получая при этом тяжелые травмы и погибая, -- и одной
публикации в год не найдете; куда чаще газеты рассказывают о случайном
прохожем, который бросился в горящий дом и спас детей, старушку. Вот и
получается, что в глазах не очень любящего размышлять и не очень
осведомленного человека пожарные в городах либо спят, либо ликвидируют
ерундовые загорания, а детей из огня, старушек спасают случайные прохожие...
Отсюда и отношение.
Наверное, в этом частично виноваты и сами пожарные: почему не
рассказывают? Кожухов, к которому я обратилась когда-то с этим упреком,
отмахнулся: "Нет у вас времени саморекламой заниматься". Да какая же это
самореклама, когда юноша, выбирающий, "делать жизнь с кого", не имеет
представления о профессии пожарного? Помните, как Кожухов избавился от
корреспондента? А ведь зря, мог рассказать парню такое, что у него бы глаза
зажглись, ну, не о себе, так о Гулине и Клевцове, например, о Чепурине и
Володе Никулькине, и корреспондент, быть может, написал бы хороший очерк или
рассказ, который читателей заставил бы задуматься...
А сколько интересного можно услышать от пожарных, беседующих в своем
кругу, когда никто не обвинит в нескромности или саморекламе, когда то и
дело звучит; "А помните?.." Я горячусь: "Про это по телевидению рассказать
нужно, и газеты написать!", а они смеются: "Все равно никто не поверит!"
А когда я упрекнула Чепурина, почему он говорит о себе только забавное,
он тоже ответил: "А в остальное не поверят. Тебя жалко, скажут -- наврала".
Не на такую наивную напал! Не только его -- я всех расспросила, каждого
