получилось: стены в синтетических финских обоях, потолки подвесные
декоративные -- из пластика, полы лаком покрыты, дорожками -- тоже хорошо
горит вся эта дрянь, и дым от нее не такой, как от дерева, а ядовитый, без
КИПа в таком дыму три вдоха сделаешь -- и отключился... Вот палас у тебя под
ногами... Знаешь, сколько ядовитых газов он дает при сгорании? Около сотни,
и от каждого можно запросто убраться из этого мира. Ну, думаю, берегись
четвертый этаж, на пятый я водички жалеть не буду...
Теперь тебе важно понять, почему я из всех своих сорвиголов больше
всего лелею и холю именно газодымозащитников. Не один я -- все мы, кто на
боевой работе. Вот поинтересуйся у Деда, кого он брал в свое отделение:
сказать смелых -- мало, смекалистых -- не только, сильных -- недостаточно!
Все эти качества, да еще вдвойне -- это и будет газодымозащитник. Полковник
своих дежурных по городу гвардией называет, да я теперь и сам дежурный, но
лучше бы он гвардией называл не нас, а газодымозащитников. Они -- разведка,
они всегда первыми в огонь лезут и последними из него выходят... если их не
выносят. Ты Деда про подвалы расспроси, про пожар на Демьяновских складах;
таких, как Дед, нынче днем с фонарем не найдешь, хотя из молодых хорош этот
прохвост Уленшпигель. Шкуру ему спущу! Вчера только сел за обед, звонок,
жена трубку снимает, в лице меняется: Никулькин звонит, горит!", я за трубку
-- что горит? "Душа горит, товарищ капитан, по пятому номеру! Сын родился,
обмыть надо, сами приедете или выслать за вами автолестницу?" Так я о
газодымозащитниках. Дед в маске работать не любил, только с загубником,
чтобы лицо было открыто, потому что у него была феноменальная способность
определять очаг пожара щекой: какая щека больше нагревается, с той стороны и
огонь. Мы многие так делаем, но, бывает, ошибаемся, а Дед на моей памяти --
ни разу. А как в дыму ориентировался! Васька тоже хороший пожарный, но до
Деда он еще не дотянул, у Деда талант был. Ладно, о нем пока хватит. Стали
мы проходить коридор... Температура -- уши в трубочку сворачиваются, на
боевках капрон закипает, работать можно исключительно ползком. Зачернили
вокруг себя и внизу, легли на пол с Витькой Коротковым, водим стволами, а
сзади двое нас поливают -- без этого и полминуты не выдержали бы, да так
поливают, что от нас пар столбом. Проходим несколько метров -- и в
помещения, есть ли кто живой: дверь открыта -- значит, вряд ли, задохнутся в
дыму, а ежели закрыта -- стучим, не открывают -- вышибаем. Одних выносим,
других выводим на лестничную клетку, а там уже врачи из "Скорой"...
По-настоящему, Ольга, в том коридоре запомнился такой случай. Вышибли одну
дверь -- она уже занялась, прогорала, вот-вот дым ворвется через прогар в
помещение, а там зал большой, студия народного творчества с выставкой, и
людей в этом зале человек пятнадцать, а то и больше. Дверь за собой
прикрыли, но знаем, что не надолго это прикрытие, следует спешить. Дыму там
уже было порядочно, хотя окна они выбили и все у окон столпились -- дышать.
Скажу тебе, Ольга, как много от человека зависит: никакой паники, хотя
большинство -- женщины. И женщина же руководит: твоя, знаю, приятельница --
Лидия Никитична Горенко. Докладывает, так, мол, и так, здесь сотрудники и
посетители, подскажите, как быть дальше. Я -- в окно: вижу, силы подходят,
разворачиваются, а автолестницы пока нет, не прибыла. Потапенко с другой
стороны работает, да и у него, наверное, своих дел по горло. Словом, решаю
людей выводить через коридор на лестничную клетку, но одно дело одного-двоих
вывести, и совсем другое -- такую массу. Ладно, рискую, а что еще делать? И
тут Лидия Никитична ко мне бросается: резьбу, говорит, спасите, резьба,
говорит, семнадцатого века, цены ей нет, потомки не простят и прочее. Я ей
-- в окно сбрасывайте, она -- нет, разобьется, а без резьбы, говорит, никуда
не пойду. Посмотрел я ей в глаза и понял -- не пойдет, сгорит вместе с этой
резьбой. Ладно. Хватайте, кричу, кто что может, только в одну руку, второй
будете прижимать ко рту и носу мокрый платок, или рукав оторвите -- вот вода
из ствола, смачивайте быстро! Выстроил я их гуськом, сам взял какого-то
деревянного старика под мышку и дал ЦУ: как выйдем в коридор, вдохнуть
предварительно поглубже и бежать со всех ног направо к холлу. Впереди Гриша,
я -- замыкающий. Вывели, только одна женщина споткнулась, расшиблась обо
что-то, ее я на плечах...
А попутно был такой важный эпизод, он в описание пожара вошел, но как
причина пожара, двумя строчками, а тебе нужно знать подробнее. Вышибаем мы
одну дверь, а оттуда орут: "Закрывайте за собой, дьяволы!" Вбегаем и видим
такую картину: за столом сидит мужик, наливает в стакан чай из термоса, а в
углу, прикрытый тряпьем, кто-то лежит -- нехорошо лежит, глаз у нас
наметанный; окно, как почти везде, выбито, задувает ветерок со снегом, но
мужик -- это вахтер оказался, по фамилии Петров, предусмотрительно укутался
в драный дворницкий тулуп. Я велел доложить, кто есть кто. Докладывает: вот
этот самый бедолага, кто в углу лежит, пол в коридоре циклевал, в порядке
отдыха перекурил, а окурок выбросил, и попал, видать, тот окорок в нишу,
куда уборщицы прячут всякое вредное барахло, вроде тряпок и бутылок с
химикатами. Вот и заполыхало, а он вместо того, чтобы "караул" кричать, сам
стал тушить, пока его по прихватило; на крик люди выбежали, похватали
огнетушители, только огнетушители для такого пламени -- слону дробинка,
момент загорания-то упустили... А пока сообразили и догадались в 01
позвонить, прошло но его, Петрова, словам минут десять, а то и пятнадцать,
вот и убежал огонь на верхние этажи... А ты знаешь, как огонь по этой
чертовой химии бежит? Со скоростью пятьсемь метров в секунду, догони его!
-- Ну а потом, -- закончил Гулин, -- много всего было, пусть твой Вася
излагает, ему виднее, он после меня РТП стал. Да и про моих ребят он все
знает, мы ведь рядышком три недели в госпитале валялись, о чем только ни
вспоминали...
КТО ВИНОВАТ ?
(Рассказывает Ольга)
Мои пожарные редко бывают единодушны -- не упускают повода поспорить,
но на сей раз сошлись в одном: честь и хвала Гулину, который без колебаний и
сомнений объявил пожару номер пять! Вообще-то начальники караулов редко
берут на себя такую ответственность: объявишь, как говорят ребята, с
перепугу повышенный номер, сорвешь со всего города силы и начальство, а
пожар окажется пустяковый, трех-четырех стволов на него более чем
достаточно; начальство особенно ругать не станет, разве что не слишком
ласково посмотрит, а вот товарищи долго будут посмеиваться и, что еще хуже,
выражать сомнения в уровне профессионального мастерства.
Пятый номер для пожарного звучит грозно, как SOS: все, кто видит и
слышит, обязаны немедленно и безоговорочно идти на помощь. С той минуты, как
Гулин объявил пятый номер, к Дворцу искусств по тревоге выехали практически
все пожарные машины города и близлежащих районов области, все свободные в
этот день от службы офицеры и рядовые, которых удалось оповестить. Город
оказался оголенным, только часть сил осталась на особо важных объектах.
Итак, все сошлись в одном: тон задал Гулин. Если бы он сначала пошел в
разведку и лишь потом объявил пожару номер пять, было бы потеряно минут
десять, не меньше. Теперь, конечно, трудно определить, сколько жизней спас
Гулин своим решением, но все полагают, что никак не меньше
двадцати-тридцати. И это не считая того, что на те же десять минут раньше
началась операция по спасению людей, находящихся в высотной части! Так что
по самому большому счету товарищи считают Гулина одним из главных героев
Большого Пожара; даже нашумевшая история с собственными машинами -- и та
оказалась к его чести: за человеческие жизни не жаль заплатить любую цену.
-- Кстати, о героях, -- сказал Вася, когда я закончила читать рассказ
Гулина. -- За каждый пожар, на котором мы рискуем собой, кого-то надо было
бы всенародно выпороть!
-- Выпороть? -- возмутился Дима. -- Филантроп! Ремней нарезать из
филейной части!
-- С мертвых не спросишь, -- заметил Дед. -- Тот полотер за свой окурок
расплатился сполна.
-- Кто же тогда виноват? -- спросила я. -- Уборщицы с их тряпьем и
химикатами?
-- Что с них возьмешь, -- отмахнулся Слава. -- Суд правильно решил:
директор Дворца и главный инженер! И за уборщицами недосмотрели, и ремонт
внутренних лестниц затеяли, и оповещения не обеспечили... За такое я бы их
не условно, а по-настоящему наказал.
Вася покачал головой.
-- Скользишь по поверхности, капитан Нилин, а жизнь, капитан Нилин, это
не каток. Но будь ты верхоглядом, как справедливо заметил однажды полковник
Кожухов, ты бы понял, что и окурок, и уборщицы, и лестницы, и оповещение --
следствия, а не причины. Суть явления в ином, ищи ее глубже.
-- Если суть, то не надо было строить высотку, -- твердо заявил Дед. --
Ишь, размахались, вавилонские башни им нужны!
-- Будем смотреть в глаза реальности, -- сказала я, -- высотки строили
и будут строить, в наше время отказаться от них так же невозможно, как от
сверхзвуковых скоростей. Но не надо уходить в сторону, мне важно понять, где
собака зарыта. Вы как-то говорили, что в современном жилом доме при пожаре
выгорает обычно одна-две квартиры, дальше огонь упирается в капитальные
стены, и с ним удается справиться; почему же по Дворцу огонь бежал так,
будто его подгоняли плеткой? И кого, как деликатно выразился Вася, за это
нужно всенародно выпороть?
-- Ольга сегодня красноречива и торжественна, -- констатировал Дима. --
Как тогда, когда нашла неизвестный автограф Горького. Докладывай, чего
выкопала.
-- А ведь угадал! -- призналась я, раскрывая сумку. -- Две
прелюбопытнейшие бумаги! Первая -- это письмо представителей творческой
интеллигенции города на имя председателя горисполкома Агеева. Отправлено ему
восемь лет и три месяца назад, то есть ровно за полтора года до Большого
Пожара.
-- Письмо? -- Дима разочарованно пожал плечами. -- Подумаешь, сапог
Петра Великого, за нею в музее и гривенника не дадут.
-- А если к этому письму подколота резолюция Агеева на имя Савицкого?
-- Тогда другое дело, -- оживился Дима. -- Читай, мы все, как говорил
то ли Атос, то ли Арамис, обратились в слух.
Надо дружить с секретаршами! Неискушенный человек и не подозревает, что
именно секретарша, а не ее шеф, может решить любое дело. Секретарша может
доложить, а может промолчать, может подсказать, а может состроить такую
гримасу... Секретарша -- великая и еще недостаточно исследованная сила
современного общества; иной шеф бог знает что о себе думает, а на самом деле
он не более чем авторучка в руках своей секретарши. О существовании этого
письма я узнала из случайного разговора с Новиком, главным режиссером
народного театра; услышав, чем я занимаюсь, он рассказал о том, как
"выкручивали руки пожарной охране". Два дня я рылась в архиве, но концов
найти не могла, и если бы не дружески расположенная ко мне Татьяна Ивановна,
секретарь председателя горисполкома, я бы так и не напала на след этого
примечательного документа. Она быстро разыскала и письмо, и, что еще важнее,
ответ Савицкого.
И я прочитала вслух:
"Уважаемый Евгений Андреевич! Завершено строительство Дворца искусств
-- одного из крупнейших зданий подобного назначения. В десятиэтажный
основной корпус и одиннадцатиэтажную высотную часть готовы въехать новоселы
