назвать ее клешней) на мое мощное плечо.
- Мы друг друга поняли!- говорит он.- Итак?
- Итак, я совершу поездку в Шотландию,- отвечаю.- Вы этого хотите?
- Да, мой дорогой друг. Но я вам рекомендую действовать с крайней
осторожностью. Вы будете там находиться неофициально, совершенно
неофициально.
Старик всегда боится скандала. Он любит, чтобы мы совершали наши подвиги
тихо и с достоинством.
- Эта необычная контрабанда начинается с завода, где производят это
виски, поскольку бутылки, содержащие героин, имеют ненарушенную оригинальную
пробку.
- Возможно...
- Съездите туда Разоблачите преступников, раскройте все ходы и сообщите
мне. Наши коллеги с того берега Ла-Манша слишком часто насмехаются над нами.
- Я сделаю все возможное и невозможное.
- Я знаю...
Он придвигает к себе бутылку виски и внимательно всматривается в
маленькую белую этикетку, приклеенную с обратной стороны.
- "Мак-Геррел" производит дама,- говорит он.- Некая Хелен-Дафна
Мак-Геррел, проживающая в Майбексайд-Ишикен возле ГлазгоЯ записываю имя дамы
в записную книжку. Босс уже листает расписание авиарейсов.
- Есть самолет компании "Эр Франс" на Глазго в семь двадцать две. Я велю
забронировать вам место.
- Два места,- поправляю я,
Он хмурится, что составляет его единственное физическое упражнение за
день.
- Вы собираетесь взять с собой помощника?
- Поскольку я не могу рассчитывать на помощь британской полиции в моем
неофициальном задании, а помощь мне может понадобиться, мне нужен напарник.
- Вы правы. Кого вы возьмете? Мои раздумья длятся недолго.
- Берюрье.
Старик кивает, потом спрашивает с легкой двусмысленной улыбкой:
- Скажите, мой милый, почему вы все время берете себе в помощники
инспектора Берюрье? Слава богу, в нашей Службе хватает людей.
Месье Голова-как-задница впервые задает мне этот вопрос, и я смущен.
- Ну,- бормочу,- это трудно объяснить. Видите ли, босс, Берю не особо
умен. Он грубиян, выпивоха, драчун, но вместе с тем имеет качества, которые
делают из него самого ценного помощника. Во-первых, он предан мне как
собака; во-вторых, он добрый, смелый, упрямый. А иногда его хитроватый
здравый смысл не хуже гениальности. Кроме того, он мне нравится. Я его
поддразниваю, и это успокаивает мои нервы...
Старик поднимает руку:
- О господи, да остановите вы ваш панегирик! Берите с собой Берюрье. Я
велю забронировать два места.
- Мне бы хотелось иметь машину по прибытии в Глазго,- говорю.
- Я это улажу. Билеты и валюту вам доставят в аэропорт.
- Хорошо.
Пожав друг другу руки, мы расстаемся.
Заря начинает разбрасывать искры солнца, когда я покидаю контору. Смотрю
на часы. Мне осталось три часа, чтобы съездить собрать чемодан и заехать за
Берю.
Доезжаю до Сен-Клу. Дверь дома открыта, что внезапно напоминает мне, что
я приютил у себя киску. Черт возьми! Хорош я хозяин. Привожу девицу домой,
бросаю в тот момент, когда уже собрался сыграть с ней в почтальона и прачку,
и в четыре утра собираюсь вытащить ее из постели и выбросить на мокрую
парижскую мостовую...
Так не делают.
Поднимаюсь в спальню. Ирэн, ровно дыша, спит блаженным сном, натянув
одеяло до подбородка.
У меня не хватает мужества ее разбудить. Я вынимаю из шкафа два костюма и
смокинг, опустошаю ящик комода, чтобы взять самое лучшее белье. Прежде чем
убежать, пишу записку для провинциалочки:
Дорогая Ирэн,
Уехал в деловую поездку. Очень сожалею. Оставляю Вам ключ в почтовом
ящике в саду.
Кратко, сильно, красноречиво, и сказано все, что хотел сказать. Это
первый раз, когда Сан-Антонио, приведя к себе бабу, сматывается, не
организовав ей космическое путешествие на борту его корабля с
твердотопливным двигателем. Не надо об этом думать, иначе...
Я уезжаю. Курс - дом Берю.
Когда я останавливаюсь возле дома Толстяка, консьержка в бумазейном
халате и с волосами, обвязанными платком, волочит по тротуару мусорный
контейнер.
Заметив меня, она чешет пониже спины. Это зрелая дама, но ее явно никто
не хочет срывать.
Я на всякий случай заглядываю внутрь контейнера- вдруг там Толстяк. Но
его нет, и я направляюсь в подъезд, весело бросив церберше: "Что, дышите
свежим воздухом?"
- Вы к Берюрье?- окликает она меня.
- Да.
- Я вас знаю,- уверяет она.- Вы его начальник?
- Точно.
- Их здесь нет!
Я останавливаюсь в подъезда.
- А где они?
- Летом они живут за городом у свояченицы.
- Где?
- В Нантерре. Желаете адрес?
- Еще бы!
Она закрывает глаза и декламирует:
- Авеню Женераль Коломбей, дом двести двадцать восемь.
- Тысяча благодарностей.
У меня остался час на то, чтобы смотаться в Нантерр, схватить Толстяка и
доехать с ним до Орли. Это вполне осуществимо.
Пятнадцать минут спустя я оказываюсь перед домом, находящимся недалеко от
старого завода "Симка". Вот, оказывается, что в семье Берюрье называется
"жить за городом". Впрочем, воздух здесь действительно отличается от
парижского, потому что с другой стороны дома находится химический завод.
Сад в девяносто квадратных сантиметров, полностью заросший резедой,
отделяет авеню от двери (или, если находишься в доме, дверь от авеню). Стучу
в дверь.
Поначалу никакого движения, затем слышатся ворчание, плевки, чихи, зевки,
почесывания спины и пониже. Какой-то мужчина примешивает имя господне к
некоему органу дамы, который уже закрыт, видимо по причине возраста. Наконец
дверь отворяется. Передо мной оказываются глаза, похожие на пуговицы от
ширинки. Смотрю ниже пуговиц и вижу пупок в прекрасном состоянии, а над ним
густой волосяной покров, который вяло почесывает рука. Голос спрашивает:
- Какого хрена вам тут нужно в такое время?
Природное любопытство подталкивает меня посмотреть на рот, произнесший
эту приветливую фразу, и я замечаю маленькую морду ящерицы.
- Я хочу поговорить с Александром-Бенуа,- говорю.- Я его начальник,
комиссар Сан-Антонио.
- О!- отвечает Гигантская Ящерица.- Я слышал о вас от этого придурка.
Входите!
Я захожу в комнату, которая поначалу кажется мне кухней, потому что в ней
красуются плита, буфет и часы с кукушкой. Но посередине стоит огромный
катафалк. Что это такое? Загадка.
- Сандр!- вопит Динозавр.
- Что это за бардак?-спрашивает катафалк голосом, очевидно принадлежащим
женщине.
Я подхожу ближе и констатирую, что указанный катафалк в действительности
является ортопедическим креслом, которое может принимать горизонтальное
положение. На нем лежит нечто огромное, жирное, потное и отвратительное. Это
нечто- женщина, завернутая в одеяло величиной с взлетную полосу авианосца
"Беарн".
- Доброе утро, мадам,- вежливо здороваюсь с Катафалком.
Тот (никак не могу называть в женском роде столь отвратительное существо)
бурчит что-то, что может сойти за ответное приветствие после дезинфекции
девяностоградусным спиртом, и добавляет:
- Феликс, подними меня, я хочу видеть! Гигант с головой микроба нажимает
на рычаг, кресло принимает полувертикальное положение, и китообразное в нем
оказывается сидящим.
В соседней комнате начинается движение, потом дверь открывается и
возникает Берта Берюрье. Удивительное зрелище- ББ в ночной рубашке. Одна из
ее недисциплинированных грудей вываливается в вырез.
-О!- восклицает Толстякова корова.- Да это же комиссар! По какому случаю?
- Мне нужен Бенуа,- объясняю я с максимумом сдержанности в словах и
жестах.
- Сандр!- снова вопит Ящерица.
- Н-ну!- мычит сонный Берю. Толстуха указывает мне на катафалк.
- Представляю вам мою сестру Женевьев.
Из-под грязного одеяла высовывается рука. Она толстая, как перина, а
пальцы, слипшиеся от пота, уже не помнят времени, когда были автономными.
Я беру клешню и отпускаю, уверяя, что счастлив познакомиться.
Волосы Берты накручены на бигуди. Она поправляет их полным женственности
движением, потом поднимает рубашку и чешет свой зад.
Из соседней комнаты выходит парикмахер Альфред в обалденной синей
шелковой пижаме. Этот малый элегантен даже в постели. За ним следуют его
жена, потом толстый пацан, близорукая девочка и старик, забывший в стакане
свою вставную челюсть.
Откуда вылезли все эти люди? Мне становится страшно.
Когда проведешь бессонную ночь, такая галерея монстров производит особо
сильное впечатление.
- Эй, Берю,- кричу я,- ты идешь или нет? Недисциплинированный отвечает
вопросом, в котором идет речь о самой мясистой части его тела. Наконец он
выходит.
- Зачем ты приперся в этот бордель?- удивляется Жирдяй.
Я восхищаюсь бесконечным богатством французского языка, позволяющего с
максимальной точностью давать определения людям и вещам.
- Я приехал забрать тебя для срочного расследования. Через три четверти
часа мы вылетаем. Одевайся быстрее.
Он исчезает.
- А куда именно вы его везете?- спрашивает Толстуха.
- В Глазго,- отвечаю я.
- Черт! В Японию!
К счастью, здесь есть Феликс-ящерица, готовый исправлять географические
ошибки свояченицы.
- Ты чё, тронулась, Берта? Это в Дании.
- А что дальше?- беспокоится коровища.
- Дания, разумеется,- просвещает ее образованный родственник.- Если бы ты
хоть раз видела карту мира, то знала бы.
Из комнаты галопом выбегает Берю.
Он в спешке задевает рычаг ортопедического кресла, то резко возвращается
в первоначальное положение. Раздается жуткий грохот, будто взорвался весь
квартал. Сестра ББ громко жалеет Берту, которой достался такой муж, уверяет,
что такой идиот не имеет права жить и на месте сестры она давно бы выгнала
его.
- Сматываемся,- говорит Толстяк, когда Женевьев уже начинает хрипеть.
- Твой свояк микроцефал?
- Ничего подобного,- говорит Берю.- Он слесарь-сантехник.
Глава 4
Наш самолет летит высоко, его турбины работают нормально, горючего
достаточно, чтобы долететь до Шотландии, а стюардесса такая хорошенькая, что
от ее вида зачесались бы ладони даже у безрукого.
Я смотрю на ее великолепные формы периодически, потому что, следуя
примеру Берю, задаю храпака. Этот трехчасовой сон немного приводит меня в
форму. Наконец динамик начинает трещать и советует господам пассажирам
пристегнуть ремни, потому что скоро Глазго. Я бужу Берю, и это кладет конец
сомнениям командира экипажа относительно режима работы его моторов. Жирдяй
так храпел, что одна глуховатая американка спросила над Па-де-Кале, все ли
нормально с турбинами.
- Опусти воротник пиджака!-говорю я ему.-Ты похож на замерзшего клошара.
Мастодонт подчиняется.
- А теперь?- спрашивает он, сняв шляпу, грязную, как помойное ведро,
чтобы привести в порядок свои волосы.
- Теперь ты похож просто на клошара.- Я замолкаю, окаменев.- Эй,
приятель, ты ж забыл надеть рубашку!
- Опять ты хреноту порешь?- ворчит Толстяк. Говоря это, он проводит рукой
по груди и отдает себе отчет в очевидности.
- Черт, в спешке сборов...
Под пиджаком у него только галстук на поросячьей шее, правда хорошо
завязанный.
- Это заметно?- беспокоится мой напарник.
- Не особо,- говорю,- потому что благодаря твоему густому волосяному
покрову кажется, что на тебе мохеровый свитер. Придется тебе покупать
рубашку, Толстяк.
Он обещает это сделать, и мы приземляемся.
Пройдя через таможню, мы замечаем высокого типа в одежде шофера из
богатого дома, расхаживающего по залу. В тот самый момент, когда я заметил
типа, громкоговоритель сообщает, что шофер фирмы "Херст" ждет мистера
Сан-Антонио в большом зале, чтобы предоставить в его распоряжение машину.
Я подхожу к дылде, называюсь, и он почтительно приветствует меня.
