согреться. Не двигаясь, прислушиваясь к малейшему звуку, который мог бы
означать опасность, он всматривался в сцену перед собой.
Похоже было, что опасность миновала. Люди, выполнившие эту работу,
ушли.
Далеко где-то вскрикнул дрозд, выше по холму с шорохом пробежала по
опавшей листве белка. Больше ничего не шевелилось. Не слышно было никаких
других звуков.
Хол дюйм за дюймом осматривал местность в поисках чего-либо
неожиданного. Ничего не было. Единственное необычное - это угли на месте
гостиницы и конюшни.
Хол осторожно вышел из рощи и пошел по холму вверх. Остановившись за
огромным дубом, он выглянул из-за ствола. Отсюда, с более высокого места,
виден был ранее скрытый холм за гостиницей. Там происходило что-то
необычайное. Огромный серый волк яростно рыл землю, а еще два волка сидели
невдалеке, глядя, как он роет. Волк рылся на участке сырой земли, слегка
возвышающейся.
Хол инстинктивно потянулся за стрелой, но потом опустил руку и
продолжал наблюдать. Не было смысла убивать волков, и без них хватало
убитых. К тому же волки, занимались вполне приличным для них делом. Под
землей лежало мясо, и они добирались до него.
Хол пересчитал могилы. Их было пять, а может шесть - он не был
уверен.
"Трое в конюшне, - подумал он. - А может четверо? Значит мои стрелы
поразили от одного до трех. Борьба же была односторонней", - решил он про
себя.
Им просто повезло. Если бы они не нападали, удалось ли им выбраться
из конюшни без сражения? Но все уже было в прошлом и ничего нельзя было
вернуть.
Жребий был брошен, когда Енот орлом набросился на голову человека,
поднимавшегося по лестнице. Обдумывая случившееся, можно было прийти к
выводу, что они вышли из этой переделки гораздо благополучнее, чем могли.
Пострадал лишь Марк: удар копытом в живот и царапина на плече, по которому
его плашмя ударили мечом.
Хол сидел за деревом и смотрел на волков. Их поведение
свидетельствовало, что поблизости никого нет. Хол встал и зашуршал
листвой. Волки повернули к нему головы и вскочили. Он снова зашуршал, и
волки, как серые тени, исчезли в лесу.
Хол спустился по холму, огибая две группы углей. Они все еще излучали
жар, такой приятный в это холодное утро. Он постоял немного, впитывая
тепло.
Хол отыскал на влажной земле следы лошадей и людей, и подумал о
судьбе хозяина и его жены. Он вспомнил слова девушки о том, что хозяйка
пряталась в погребе от своего пьяного мужа. Была ли она там, когда
гостиница запылала? Если так, то ее сгоревшее тело должно было находиться
там, среди углей: деревянная гостиница вспыхнула как спичка, а выбраться
оттуда было невозможно.
Хол прошел по следу до дороги и обнаружил, что отряд ушел на
северо-запад. Он снова поднялся по холму, постоял у могил, раздумывая, что
за люди могли так поступить.
В нерешительности и беспокойстве Хол остановился, потом повернулся и
пошел по следу, держась в стороне от дороги, прислушиваясь к малейшим
звукам, осматривая каждый участок земли, прежде чем ступить на него.
Через несколько миль он нашел хозяина гостиницы, человека, которого
мельком видел в окне гостиницы предыдущей ночью. Тот висел на короткой
веревке, привязанной к ветке огромного дуба, руки его были связаны сзади,
голова свисала под небольшим углом. Он слегка раскачивался на ветру. На
плече у него сидела синица, крошечная невинная серо-белая птичка, и
подбирала кровь и слизь, тянувшуюся из уголка рта.
Хол знал, что позднее появятся и другие птицы. Он стоял, смотрел на
повешенного и чувствовал, как в душе у него поднимается чувство ужаса.
Осмотрев следы, он понял, что отряд заспешил. Следы копыт стали
глубже, лошади пошли галопом. Хол оставил след и напрямик вернулся к
холму, изучая по дороге местность.
Наконец, скользя меж деревьями и кустов, он вернулся к тому месту под
скалой, где после долгого ночного пути, промокшие и уставшие, они
остановились на отдых за несколько часов до рассвета.
Оливер и Енот спали в расщелине, прижавшись друг к другу, чтобы
сберечь тепло. Остальные трое сидели в расщелине, прижавшись и
завернувшись в одеяла. Хол почти наткнулся на них, прежде чем они его
заметили.
- Ты вернулся, - заметил Джиб. - А мы гадали, что случилось. Теперь
можно разжечь костер.
Хол покачал головой.
- Нужно немедленно уходить, - сказал он. - Немедленно и побыстрее.
Нужно убраться отсюда.
- Но я набрал сухих дров, - возразил Джиб. - Они дадут мало дыма. Мы
промокли и проголодались.
- Нет. Вся местность вскоре поднимется. Гостиница и конюшня сожжены.
Ни следа хозяйки, притаившейся в погребе, а хозяин висит на дереве. Вскоре
все узнают об этом, а до этого мы должны быть далеко отсюда.
- Сейчас я разбужу гоблина и Енота, - сказал Джиб.
14
День был мучительный. Они почти не останавливались и шли, как могли
быстро. На пути встретился лишь дом дровосека. Они обошли его. Они не
останавливались для еды и отдыха. Корнуэлл беспокоился о девушке, но она
держалась наравне с остальными, без усилий и жалоб.
- Вы можете пожалеть, что пошли с нами, Мери, - сказал он.
Она молчала.
Наконец с наступлением темноты они остановились на отдых. На этот раз
не в убежище, а в сухом русле маленького ручья, где весенние водопады
вырыли углубление, защищенное с обоих сторон крутыми берегами. Оставалась
открытой только та сторона, где ручей выбегал из омута. Но вокруг был
сухой песок. За столетия вода смыла всю почву и мягкую породу, так что
обнажилась твердая порода. В центре углубления был небольшой бассейн с
водой, вокруг было сухо.
Под невысокой стеной развели костер. До еды разговоров было мало. Но,
поев, они сели вокруг костра и разговорились.
- Вы уверены, что это был отряд Беккета? - спросил Корнуэлл у Хола.
- А кто еще мог быть? Лошади подкованы, а торговцы своих лошадей не
подковывают, да и используют они преимущественно мулов. А в том отряде
совсем нет мулов, только лошади. Да кто еще мог так ужасно отомстить
невинным?
- Они знали, что хозяева не виноваты, - заметил Корнуэлл.
- Конечно, но не наверняка, - сказал Хол. - Но они и не доказывали их
вину. Они, вероятно, пытали хозяина, а когда он ничего не смог им сказать,
они повесили его. Хозяйка погибла в погребе.
Он взглянул на Мери.
- Простите, мисс.
Она провела пальцами по волосам.
- Ничего, я жалею их, как жалела бы любого человека. Плохо умирать
так. Но они значили для меня меньше, чем ничего. Если бы это не было так
жестоко, я бы сказала даже, что они заслужили такую участь. Хозяина я
боялась. Все время, пока я жила в гостинице, я боялась его. А хозяйка была
не лучше. Без всякой причины, только из-за дурного характера, она швыряла
в меня поленом. Я могу показать синяки.
- Почему же вы оставались там? - спросил Джиб.
- Потому что мне не было куда идти. Мне повезло, что встретила вас.
- Вы говорите, что Беккет направился на северо-запад, - сказал
Корнуэлл, обращаясь к Холу. - Что, если мы доберемся до Епископа Башни и
найдем там людей Беккета? Даже если он оттуда уйдет, то предупредит
Епископа, и мы встретим дурной прием, если вообще не закуют в железо.
- Марк, - сказал Хол, - я думаю, этого не стоит опасаться. В
нескольких милях от того места, где повешен хозяин гостиницы, дорога
разветвляется. Левое ответвление ведет к Башне, правое в Дикие Земли. Я
уверен, что Беккет направился по правому. Я мог бы пойти проверить, но мне
казалось, что важнее как можно быстрее уйти отсюда.
- Дикие Земли? - спросила Мери. - Он направился в Дикие Земли?
Хол кивнул.
Она обвела всех взглядом.
- А вы тоже идете в Дикие Земли?
- А почему вы спрашиваете? - спросил Оливер.
- Потому что я сама в детстве пришла из Диких Земель.
- Вы?
- Я точно не знаю. Я была маленькой и почти ничего не помню. Правда,
у меня сохранились кое-какие воспоминания детства. Большой дом на вершине
холма. Люди, возможно, мои родители. Странные товарищи по игре. Но было ли
это в Диких Землях, я не знаю. Родители - ну, не родители, а та пара,
которая подобрала меня и вырастила - рассказывали, что нашли меня, когда я
брела по тропе, ведущей из Диких Земель. Они жили рядом с Дикими Землями,
эти бездетные старики. Я любила их, как своих родителей.
Все сидели молча, глядя на нее. Наконец она снова заговорила.
- Они много работали, но у них почти ничего не было. Соседи
поблизости отсутствовали - слишком близко от Диких Земель. Но нас это не
смущало. Никто нас не беспокоил. Мы выращивали рожь и пшеницу. У нас был
домик и огород. В лесу было много дров.
Была и корова, но однажды зимой она сдохла, а получить другую было
невозможно. Были у нас и свиньи. Отец - я всегда звала его отцом - убивал
медведей, оленей и других животных из-за шкур. Шкуры мы обменивали на
поросят. Такие хорошенькие поросята. Мы держали их в доме, чтобы их не
унесли волки. Я помню, как отец входил в дом, держа под мышкой маленьких
поросят. Он нес их много миль.
- Но вы не остались с ними, хотя и были счастливы, - сказал Корнуэлл.
- Прошлая зима была очень суровая. Выпал глубокий снег и стояли
сильные холода, а они были старые и слабые. Они простудились и умерли. Я
делала все, что могла. Но вначале умерла она, потом он. Я развела костер,
чтобы оттаяла земля, и выкопала могилу, одну на двоих. Боюсь, что могила
получилась мелкая - слишком промерзла земля. После этого я не могла там
оставаться. Понимаете, почему не могла?
Корнуэлл кивнул.
- И вы пошли в гостиницу?
- Верно. Хозяева обрадовались мне, хотя это и не улучшило их
отношений. Я молода и вынослива, и охотно работала. Но все равно они меня
били.
- Когда мы доберемся до Башни, вы сможете отдохнуть, - сказал
Корнуэлл, - и спокойно решить, что делать дальше. Кто-нибудь знает, что
такое Башня?
- Я немного знаю, - ответил Хол. - Это старый защитный пост против
Диких Земель, теперь покинутый. Когда-то был военный пост, но теперь на
нем не осталось военных. Там живет только Епископ, хотя никто не знает,
зачем он там и что там делает. С ним живут несколько слуг, а в
окрестностях Башни есть одна или две фермы. И все.
- Вы мне не ответили, - сказала Мери. - Вы идете в Дикие Земли?
- Некоторые из нас, - сказал Корнуэлл. - Я иду. И Оливер тоже. Его не
удержишь. Я бы удержал, если бы мог.
- Я в этом деле с самого начала, - сказал Оливер, - и буду в нем до
конца.
- Долго ли идти до Башни? - спросил Джиб.
- Три дня, - сказал Хол. - Мы будем там через три дня.
15
Епископ Башни был стар. "Не так, как отшельник, - подумал Джиб, - но
все же стар".
Одежда, когда-то богатая, расшитая золотом, после длительного ношения
износилась. Но глядя на него, вы забывали об изношенной одежде. В нем было
не только глубокое сочувствие, но и большая внутренняя сила, какое-то
беспокойство за всех. Это был епископ-воин, состарившийся в этом мире.
Лицо у него было плоское, с выделяющимся носом, с жесткими чертами лица.
Его голову покрывали седые волосы, такие редкие, что казалось, ветер,
дувший в щели Башни, поднимет и унесет их.
Огонь, горевший в очаге, почти не разгонял холода. Комната была
обставлена по-нищенски: грубый стол, за которым на шатавшемся стуле сидел
Епископ. На холодном каменном полу никаких ковриков. На импровизированной
полке несколько десятков книг и свитков, изъеденных мышами.
