За исключением собак и прикрикнувшего на них человека место было
точь-в-точь как вчерашнее. "И это, - отметил я про себя, - находилось за
пределами понимания".
Но потом я углядел-таки одно отличие, и мне стало значительно лучше,
хотя и непонятно, почему. Старый автомобиль по-прежнему стоял подле
поленницы, но задняя его часть не была поднята на козлы. Машина стояла на
четырех колесах, хотя рядом я заметил и козлы, и доску, прислоненную к
поленнице, - словно автомобиль недавно поднимали для починки, а теперь,
закончив ремонт, сняли с козел.
Я уже почти миновал ферму, когда машина моя снова чуть не заехала в
кювет, но вовремя среагировал. Повернув голову, чтобы еще раз бросить
взгляд на дом, я заметил на столбе у ворот почтовый ящик.
Неровными буквами, написанными брызгавшей по сторонам кистью, на нем
значилось:
Т.УИЛЬЯМС
3
Джордж Дункан постарел, однако я узнал его сразу же, как вошел в
магазин. Он совсем поседел, лицо исхудало и сморщилось, но это был тот
самый человек, что нередко давал мне пакетик мятных леденцов, когда отец
покупал у него бакалею или мешок отрубей, которые Дункан приносил из
задней комнаты, где держал корм для скота.
Владелец магазина стоял за прилавком, разговаривая с женщиной,
которую я мог видеть лишь со спины; его низкий голос был хорошо слышен
даже в другом конце зала.
- Эти парни Уильямса всегда доставляли массу беспокойств - говорил
он. - С того момента, как Том Уильямс появился в наших краях, вся община
не видела ни от него самого, ни от его семьи ничего, кроме неприятностей.
Говорю вам, мисс Адамс, это совершенно неисправимые люди, и на вашем месте
я не стал бы о них беспокоиться. Проучил бы их как следует и показал, как
хулиганить. Я положил бы этому конец.
- Но, мистер Дункан, - произнесла женщина, - они вовсе не так уж
безнадежны. Конечно, манеры у них ужасные, но, в сущности, они не порочны.
Они всю жизнь находятся под прессом. Вы представить себе не можете, что
такое социальное давление, которое они испытывают...
Дункан улыбнулся ей, но в этой улыбке мрачности было куда больше, чем
веселья.
- Знаю, - сказал он. - Знаю. Вы говорили мне это и раньше, когда они
украли в прошлый раз. Они отверженные. По-моему, так вы говорили.
- Верно, - согласилась она. - Отвергнутые остальными детьми и
отвергнутые городом. Их чувство собственного достоинства уязвлено. Когда
они появятся здесь, пожалуйста, присмотрите за ними.
- Вы правы, я так и сделаю. А они обкрадут меня начисто.
- Почему вы так решили?
- Я их на этом ловил.
- Это все обида, - проговорила она, - их ответный удар.
- Но не по отношению ко мне. Я никогда не делал им ничего плохого.
- Может быть, - согласилась она. - Не вы лично. Но все и каждый. Они
чувствуют, что всякая рука поднята на них. Знают, что все их терпеть не
могут. Им нет места в этой общине не потому, что они в чем-то провинились,
а просто община решила, что у них нехорошая семья. Думаю, вы это именно
так формулируете: нехорошая семья.
Я заметил, что магазин лишь чуть-чуть изменился. На полках лежали
новые товары, а многие старые отсутствовали, но сами полки остались
прежними. Старая круглая стеклянная витрина, где лежала некогда головка
сыра, исчезла, однако древний станок для резки жевательного табака - им
пользовались, чтобы отрезать порции от целой плиты, - все еще был
привинчен к прилавку. В дальнем углу стоял холодильник, используемый для
молочных продуктов, - что, кстати, объясняло и отсутствие сыра в витрине,
но он служил единственным знаком перемен во всем магазине. В центре зала
все так же стояла в яме с песком пузатая печка, окруженная все теми же
старыми, отполированными долгим употреблением стульями. У противоположной
стены высилась старая перегородка с дверцами абонементных ящиков, почтовым
окошком в центре и открытой дверью, ведущей в заднее помещение, откуда
доносился запах корма для скота, сложенного в дерюжных и бумажных мешках.
Все было так, словно я видел это место лишь вчера, а придя нынче
утром, слегка удивился происшедшей за ночь перемене.
Я отвернулся к окну и сквозь грязное, потрескавшееся стекло посмотрел
на улицу. Там тоже были видны кое-какие изменения. На углу, напротив
банка, участок, который я помнил пустовавшим, оказался теперь занят
сложенным из бетонных плит зданием авторемонтной мастерской, перед которой
возвышалась единственная облупившаяся бензоколонка. Дальше находилась
парикмахерская - крошечный домик, вообще не изменившийся, а только
потускневший и нуждавшийся в покраске еще больше, чем в мои времена.
Располагавшаяся по соседству с парикмахерской скобяная лавка, насколько я
мог судить, не изменилась совсем.
Разговор за моей спиной, очевидно, подошел к концу, и я повернулся.
Беседовавшая с Дунканом женщина направлялась к двери. Она оказалась
моложе, чем я решил по голосу. На ней были серые юбка и жакет, а
угольно-черные волосы были собраны тугим узлом на затылке. Она носила очки
в оправе из светлого пластика, а на лице читались гнев и тревога. Женщина
шла быстрой, воинственной походкой и напоминала секретаршу Высокого
Начальства - деловитость, краткость и готовность мгновенно пресечь всякие
глупости.
У дверей она обернулась и спросила Дункана:
- Вы придете вечером на праздник, не правда ли?
Дункан улыбнулся, демонстрируя кривые зубы:
- Еще ни одного не пропустил. За много лет. И вряд ли начну теперь...
Она распахнула дверь и быстро вышла. Краешком глаза я заметил, как
она целеустремленно зашагала по улице.
Дункан вышел из-за прилавка и направился ко мне.
- Чем могу быть полезен? - поинтересовался он.
- Меня зовут Хортон Смит. Я договаривался...
- Минутку, - быстро сказал Дункан, пристально рассматривая меня. -
Когда начала поступать ваша корреспонденция, я сразу узнал ваше имя, но
сказал себе, что тут может быть какая-нибудь ошибка. Возможно, подумал
я...
- Никакой ошибки, - перебил я, протягивая руку. - Здравствуйте,
мистер Дункан.
Он стиснул мою ладонь мощной хваткой и задержал в своей.
- Маленький Хортон Смит, - проговорил он. - Вы часто приходили с
папой...
- А вы угощали меня мятными леденцами...
Глаза его сверкнули из-под нависающих бровей, и он еще раз тряхнул
мою руку.
"Все в порядке, - сказал я себе. - Старый Пайлот-Ноб действительно
существует, и я здесь не чужак. Я вернулся домой."
- Вы и есть тот самый, что часто выступает по радио, а иногда и по
телевидению? - спросил он.
Я подтвердил.
- Пайлот-Ноб гордится вами, - заявил он. - Поначалу трудновато было
привыкнуть слушать по радио парня из нашего города или встречаться с ним
лицом к лицу на телеэкране. Но мы привыкли, и теперь большинство слушает
вас, а потом обсуждают услышанное. Мы судачим, что вот, мол, Хортон сказал
вчера то-то и то-то, и внимаем вашим словам, как проповеди. Но зачем вы
вернулись? - поинтересовался он. - Только не подумайте, что мы не рады
видеть вас...
- Я хочу пожить здесь. Несколько месяцев, может быть, год.
- Отпуск?
- Нет, не отпуск. Я хочу кое-что написать. Для этого мне нужно было
уехать - туда, где будет время, чтобы писать, и еще немножко, чтобы
подумать о том, что писать.
- Книга?
- Да, надеюсь, это будет книга.
- По-моему, - проговорил он, потирая ладонью шею, - вам есть о чем
написать книгу. Может быть, о том, что вы не можете прямо сказать в
микрофон. О тех местах, где вы бывали. Ведь вы много где побывали, не
правда ли?
- Кое-где побывал.
- А Россия? Что вы думаете о России?
- Мне нравятся русские. По-моему, они во многом похожи на нас.
- Вы хотите сказать, что они похожи на американцев?
- На американцев, - подтвердил я.
- Пойдемте к печке, - предложил он. - Посидим и поговорим немножко.
Сегодня я ее не топил. Решил, что не нужно. Как сейчас помню вашего отца -
он сидел здесь и беседовал. Хороший он был человек, ваш отец, но я всегда
говорил, что он не рожден, чтобы стать фермером. - Мы сели. - Он еще жив?
- Да, и он, и мать. В Калифорнии. Оба они на пенсии и живут совсем
неплохо.
- У вас есть, где остановиться?
Я покачал головой.
- Ниже по реке есть новый мотель, - подсказал он. - Построен год или
два назад. Хозяева, Стритеры, - люди в наших краях новые. Они сделают вам
скидку, если остановитесь больше, чем на два дня. Я поговорю с ними об
этом.
- Не нужно...
- Но вы же не просто приезжий. Вы наш - и вернулись домой. Они должны
это знать.
- А как нынче рыбалка?
- Там лучшее место на реке. Можете арендовать у них лодку или каноэ,
хоть то и другое вместе, хотя я никак не возьму в толк, зачем кому-то
рисковать собственной шеей, выходя на эту реку в каноэ.
- Я надеялся найти местечко вроде этого, только боялся, что таких уже
не осталось.
- Все еще сходите с ума по рыбалке?
- Наслаждаюсь ею.
- Помнится, мальчишкой вы были грозой голавлей.
- Ловить голавлей - забава отменная.
- Здесь осталось немало тех, кто вас помнит, - сказал Дункан. - Все
они захотят с вами повидаться. Почему бы вам не поучаствовать в школьном
празднике нынче вечером? Там многие соберутся. Женщина, которую вы видели,
- школьная учительница, Кэти Адамс.
- У вас все та же однокомнатная школа?
- Разумеется. На нас нажимали, чтобы мы объединились с соседними
районами, но когда дело дошло до голосования, мы эту затею провалили. В
нашем единственном классе дети получают то же образование, что и в
современном роскошном здании, а обходится это не в пример дешевле. А если
кто захочет поступить в среднюю школу - за таких мы платим, только
желающих немного. Так что нам дешевле выходит без всяких объединений. Да и
к чему тратить деньги на среднюю школу, когда тут целая шайка парней вроде
этих отродий Уильямса?
- Простите, но когда я вошел сюда, то случайно услышал...
- Позвольте нам сказать, Хортон, что Кэти Адамс отличная учительница,
только слишком уж мягкосердечная. Она вечно заступается за этих парней
Уильямса, а я уверяю вас, это попросту шайка головорезов. Вы-то, скорее
всего, не знаете Тома Уильямса; он перебрался сюда уже после вашего
отъезда. Работал на окрестных фермах, но большей частью бездельничал, хотя
и сумел каким-то образом отложить кое-что. Он уже давно вышел из брачного
возраста, когда женился на одной из дочерей Маленькой Отравы Картера. Ее
звали Амелия. Вы помните Маленького Отраву?
Я покачал головой.
- У него был брат - того мы называли Большой Отравой. Настоящих их
имен не помнит никто. Все это племя обитало ниже по течению, на
Маскрэт-Айленде. Так или иначе, когда Том женился на Амелии, он на свои
сбережения купил небольшой участок в нескольких милях от Лоунсэм-Холлоу и
попытался устроить там ферму. Не знаю уж, как, но ему это удалось. С тех
пор у них ежегодно прибавляется по ребенку, на которых оба они не обращают
никакого внимания, - вот те и бегают дикарями. Говорю вам, Хортон, это
такие люди, без которых мы вполне можем обойтись. От них бесконечные
неприятности - что от самого старого Тома Уильямса, что от всего
семейства, которое он выращивает. У них столько собак, что палкой ткнуть
некуда, причем все эти старые псы совершенно бесполезны, как и сам старый
Том. Они бегают повсюду, грызутся, устраивают драки. Том утверждает, что
любит собак. Слышали вы что-нибудь подобное? Пустячный народ - и сам Том,
