больше я думал об этом, тем больше убеждался, что Боллард отнюдь не мертв.
У меня не было сомнений в том, что ночью на меня напала та самая троица,
которая подпирала стенку на школьном вечере. Они похвалялись заданной мне
трепкой, а потом исчезли - но куда и как? Однако, куда бы и как они ни
пропали, что может быть проще, чем, воспользовавшись их отсутствием,
подбросить тело - и тем самым запутать меня в сетях закона, а может быть,
и подстроить суд Линча? [Суд Линча - акт практики самоконституированного
суда, без соблюдения законной процедуры выносящего смертный приговор и на
месте приводящего его в исполнение, причем за преступление лишь
предполагаемое. По всей видимости, назван так по имени Чарлза Линза (умер
в 1796 году), американского плантатора и мирового судьи,
председательствовавшего в Вирджинии на внезаконных судилищах над тори
(т.е. сторонниками англичан) во время Войны за независимость.] А если
версия Кэти справедлива, то именно таковы были намерения толпы, пока ее не
остановил Джордж Дункан. Раз уж они способны сотворить из себя или из той
энергии, что была их сутью, дом, автомобиль на козлах, поленницу, двух
человек, обильный ужин и кувшин доброго кукурузного виски, значит, они
могут сотворить все что угодно. А уж окоченелый труп для них и вовсе
пустяк. Они могут применить свои способности и для того, чтобы оттянуть
возвращение трех исчезнувших молодчиков - до тех пор, покуда возвращение
этих шалопаев не перестанет препятствовать осуществлению их целей. Это
был, разумеется, безумный способ действий, достижение результата
косвенным, окольным путем, - но не более безумный, чем убийство при
посредстве бесследно исчезающего автомобиля или тот странный и сложный
план, с помощью которого они завели свою потенциальную жертву в змеиное
логово.
Я надеялся вскоре добраться до какого-нибудь прибрежного городка, где
можно найти телефон-автомат и позвонить. Правда, о моем бегстве уже могли
известить всю округу, но вряд ли шерифу придет в голову, что я стану
спускаться по реке. Если, конечно, им не удалось задержать Кэти. Я изо
всех сил старался отогнать эту мысль, но она неизменно возвращалась.
Впрочем, я мог надеяться привести в исполнение свой план даже в том
случае, если полиция всех близлежащих городов поднята на ноги. Но что
предпринять потом, после телефонного разговора? Сдаться властям? Но
принять такое решение всегда успеется. Я понимал, что могу сперва сдаться,
а уже потом звонить Филипу - но в этом случае разговор будут слушать и
полицейские, содержание его будет, таким образом, разглашено, а
предпринять после этого мне уже ничего не удастся.
События разворачивались далеко не лучшим образом, и я чувствовал себя
виноватым, поскольку, при всем желании, не мог найти никакого
удовлетворительного решения.
Хотя ночь и сгустилась уже окончательно, однако над рекой было
все-таки чуточку светлее. С берега доносились отдаленное мычание коров и
собачий лай. Вокруг меня продолжала свой вечный разговор вода, по временам
всплескивала рыба, оставляя на поверхности расходящиеся концентрические
круги. Я словно двигался по обширной равнине: темные, лесистые берега и
отдаленные холмы казались лишь тенями, лежащими по ее краям. И каким
мирным оно казалось - это королевство воды и теней! Странно, однако
посреди реки я чувствовал себя в безопасности. Лучше всего это можно было
бы определить как обособленность. Я находился как бы в центре крохотной
вселенной, простиравшегося во все стороны ничейного мира. Разносившиеся
над водой звуки - собачий лай, мычание коров - скорее подчеркивали, чем
разрушали это чувство обособленности.
И тут обособленность кончилась. Поверхность реки предо мной
вспучилась горбом, я принялся яростно грести, пытаясь увести каноэ в
сторону, а из глубины стала стремительно возноситься чернота - ярды и ярды
мрака, омываемого набегающей водой.
Колонна тьмы взвилась ввысь - гигантская, длинная, извивающаяся шея,
увенчанная кошмарной головой. Взмыв вверх, эта шея изогнулась грациозной
дугой, так что голова оказалась как раз надо мной; словно зачарованный,
глядел я в красные, подобно драгоценным камням сверкавшие в отраженном от
воды слабом свете глаза чудовища. Раздвоенный язык трепетал в воздухе,
потом раскрылась пасть, и я увидел зубы.
Погрузив гребок в воду, я отчаянным усилием послал каноэ вперед,
ощутив на шее горячее дыхание бестии - нацелившаяся голова промахнулась на
каких-нибудь несколько дюймов.
Оглянувшись через плечо, я увидел, что чудовище вновь примеривается,
готовясь к броску, и понял, что на этот раз увернуться окажется труднее.
Один раз мне удалось обмануть эту тварь, но сомнительно, чтобы такое
получилось дважды. Берег был слишком далек и недосягаем, и единственное,
что мне оставалось, - это попытаться увернуться и удирать. На мгновение у
меня мелькнула мысль оставить каноэ, однако я был неважным пловцом, и это
речное чудовище легко могло схватить меня в воде.
Теперь оно выжидало. Ему не было нужды торопиться. Оно знало, что
заполучило меня, и на этот раз не хотело рисковать промахнуться. Оно
двинулось ко мне - складки рассекаемой воды образовали за ним аккуратное
V, длинная шея была напряженно изогнута, пасть открыта, и в звездном свете
сверкали клыки.
Я резко повернул каноэ, надеясь сбить его с толку и заставить
приготовиться к новой попытке.
При повороте каноэ накренилось, и что-то со стуком покатилось по
днищу.
Услышав этот звук, я понял, что надо делать, - пусть это будет
бессмысленно, нелогично, даже чертовски глупо, однако выбора у меня не
было, а время стремительно таяло. Я не питал особых надежд на то, что
осуществить задуманное удастся - собственно, это был даже не замысел, а
просто инстинктивная реакция, - и уж тем более не имел представления, что
делать дальше, если мне повезет. Но я должен был попробовать. Скорее всего
потому, что никакой другой идеи мне в голову не пришло.
Ударом гребка я развернул каноэ, чтобы оказаться с тварью лицом к
лицу. Потом протянул руку, взял удочку и встал в рост. Вообще-то каноэ не
относится к числу устойчивых судов, так что стоять в них не рекомендуется,
но мое оказалось исключением из правила, да к тому же я немало
напрактиковался в этом фокусе за день.
На удочке у меня была тяжелая окуневая снасть с тремя рядами крючков
- может быть, даже излишне тяжелая для удачной рыбалки.
Тварь была совсем рядом и уже разинула пасть, когда я отвел удилище
назад, прицелился и размахнулся изо всех сил.
В каком-то остолбенении я смотрел, как взметнулась снасть, сверкнув
металлом в отраженном водой звездном свете, и как влетела она в эту
разверстую пасть. Какую-то долю секунды я выжидал, потом рванул удочку на
себя и продолжал равномерно тянуть, чтобы все крючки впились как следует.
Я почувствовал, что засели они прочно, - и чудовище оказалось пойманным на
крючок.
Я не думал, как поступать дальше. Представления не имел, что мне
делать с пойманным на удочку монстром. Скорее всего, мне и поймать-то его
удалось как раз потому, что я ни о чем подобном не задумывался.
Но теперь, когда оно висело у меня на крючке, я сделал единственно
возможное - быстро присел на корточки и покрепче ухватился за удилище.
Голова чудовища резко дернулась назад, возносясь в небо, и катушка запела
под убегающей лесой.
Я снова дернул удочку, чтобы крючки засели еще глубже, а на воде
передо мной поднялась тем временем большая волна. Могучее тело стало
вздыматься из воды все выше и выше, и мне казалось, что оно не кончится
никогда. Голова на длинной шее металась взад и вперед, удилище дико
дергалось, а я вцепился в него, как утопающий в соломинку, сам не понимая,
почему. И при этом твердо знал, что мне совершенно ни к чему та рыба,
которую я выловил.
Каноэ подпрыгивало и ныряло на волнах, поднятых движениями монстра, а
я, скорчившись, вжимался в него, упираясь локтями в планшир и стараясь
удержать центр тяжести как можно ниже, чтобы не дать суденышку
опрокинуться. И вот каноэ все быстрее и быстрее помчалось вниз по течению,
увлекаемое спасающейся бегством тварью.
Все это время я продолжал вцепляться в удочку. Я мог бы выпустить ее
из рук и позволить чудовищу скрыться, но вместо этого все крепче сжимал
удилище, а когда каноэ пришло в движение, издал упоенный торжествующий
вопль. Эта тварь преследовала меня, считая своей добычей, но сама
оказалась пойманной и, обращенная мною в бегство, панически удирала
теперь, страдая от невыносимой боли.
Существо продолжало нестись вниз по реке, натянутая леса дрожала,
каноэ мчалось вперед, а я орал, как шутовской ковбой на спине брыкающейся
лошади. На мгновение я даже забыл, что происходит и что к этому привело.
Это была дикая гонка сквозь ночь по речному миру, предо мною дергалась и
корчилась тварь - временами над поверхностью выступала зубчатая гряда
плавника на горбатой спине и тут же вновь скрывалась во вспененной воде.
Внезапно натяжение лески ослабло, а существо исчезло. Я остался один
посреди реки, скорчившись в пляшущем на волнах каноэ. Когда волнение
улеглось, я сел и принялся сматывать - леску. Мне пришлось изрядно
покрутить катушку, прежде чем поводок с крючками перевалился наконец через
борт и устроился на своем месте у конца удилища. Я очень удивился при виде
снасти - мне казалось, что леска оборвалась и чудовище удрало, унося ее с
собой. Но теперь стало очевидно, что тварь попросту исчезла, - крючки
должны были глубоко впиться в ее плоть и могли освободиться лишь в том
единственном случае, если существо растворилось без следа.
Каноэ свободно плыло по течению; я нагнулся и подобрал гребок.
Всходила луна, и река в ее сиянии превратилась в дорогу из бегущего
серебра. Я спокойно сидел с гребком в руках и думал, что же теперь делать.
Инстинкт требовал убраться с реки, схватиться за гребок и погнать лодку к
берегу, прежде чем из глубин не вынырнет новое чудовище. Но по зрелом
размышлении я пришел к убеждению, что второго монстра не будет, - вся эта
история с чудовищем могла найти себе объяснение лишь в том случае, если
была очередным звеном в цепи, начало которой было положено змеиным логовом
и трупом Джастина Болларда. Иной мир из гипотезы моего старого друга
разыграл неудачный гамбит, но повторять его заново не станет, это не
соответствовало бы их образу действий, а раз так - река для меня сейчас
является самым безопасным местом в мире.
Резкий, пронзительный писк нарушил ход моих мыслей, и я обернулся в
поисках источника звука. Футах в восьми от меня на планшире скорчился
крохотный уродец. Он гротескно напоминал человека, но при этом был покрыт
густым мехом, а за планшир цеплялся двумя лапами наподобие совиных. У него
была заостренная голова, причем из макушки рос пучок волос, падавших во
все стороны, образуя нечто вроде конической шляпы, на манер тех, что носят
жители некоторых азиатских стран. По обеим сторонам головы выдавались
кувшиноподобные уши, а глаза раскаленными угольями сверкали из-под
свисавших спутанных волос.
Пока я рассматривал странного уродца, писк его стал приобретать
некоторый смысл.
- Три - волшебное число! - насмешливо проговорил он высоким и резким
голоском. - Три - волшебное число! Три - волшебное число!
В горле у меня встал комок, и я замахнулся гребком. Лопасть плашмя
хлопнула уродца, подбросила - и он высоко взвился в воздух, словно мяч от
