- Черт побери! - заорал я. - Хватит уверток! Вы читали?
- Ладно, читала, - раздраженно ответила Кэти. - По-моему, человек,
писавший это...
- Оставьте этого человека в покое. Как много вы прочли? Все?
- Первые несколько страниц. Потом начались эти ноты. Вы собираетесь
обсуждать это со мной, Хортон? Но это же просто болтовня. Разумеется,
такого быть не может. Я ничего не знаю об эволюции, но даже мне очевидно
множество слабых мест.
- Не тратьте время на слабые места, - сказал я. - Что заставило вас
прочесть?
- Ну, наверное, потому что вы запретили. Когда вы мне так сказали, я
уже не могла удержаться. Вы сами виноваты, что я прочитала. И что в том
плохого?
Конечно, она была права - я должен был вовремя сообразить. Я
предостерег ее, не желая, чтобы она ввязывалась в это дело, - и тем самым
совершил единственный поступок, гарантирующий обратный результат. И хуже
всего, что у меня не было никаких причин впутывать Кэти, отправлять ее за
конвертом. Труп Джастина Болларда исчез, и я больше не был под
подозрением. Однако если бы этого не случилось, убеждал я себя, подыскивая
оправдания, шериф обыскал бы мой номер в мотеле, нашел конверт - и тогда
разверзся бы ад.
- Плохого здесь только одно, - сказал я. - Теперь вы в опасности.
Вы...
- Хортон Смит! - выпалила она. - Не угрожайте мне!
- Я не угрожаю. Мне просто жаль. И я не могу допустить...
- Жаль - чего? - перебила она.
- Кэти, - попросил я. - Выслушайте меня и не спорьте. Как скоро вы
можете выехать? Вы ведь собирались вернуться в Пенсильванию. Вы готовы?
- Ну да, - сказала она. - Все вещи уже упакованы. Но какое это имеет
отношение?..
- Кэти, - начал я и остановился. Я совсем не хотел ее пугать, однако
другого выхода не было. - Кэти, человек, написавший это, убит; человек,
переславший мне это, также погиб несколько часов назад...
Она судорожно вздохнула.
- И вы полагаете, что я...
- Не будьте дурочкой, - сказал я. - Всякий, ознакомившийся с
содержимым конверта, находится в опасности.
- И вы? Эта история с Джастином...
- Скорее всего.
- Что же мне делать? - спросила она скорее не испуганно, а деловито
и, возможно, чуть-чуть недоверчиво.
- Вы можете сесть в машину, приехать сюда и подобрать меня. Возьмите
с собой конверт, но только чтобы никто больше в него не заглядывал.
- Подобрать вас. А потом?
- Потом в Вашингтон. Там найдутся люди, способные в этом разобраться.
- Например?
- Ну, например, ФБР...
- Но вы можете просто позвонить туда...
- Но не с этим! - воскликнул я. - Не с чем-либо вроде этого. Прежде
всего, они не поверят телефонному звонку. К ним слишком часто звонят
всякие психи.
- Однако вы рассчитываете убедить их?
- Может, и нет, - отозвался я. - Вас я, похоже, не убедил.
- Не знаю, убедили или нет. Мне надо еще подумать.
- Думать некогда, - предостерег я. - Либо вы приезжаете и
подхватываете меня, либо нет. Возможно, путешествовать вдвоем окажется
безопаснее, хотя гарантировать этого я не могу. Вы ведь в любом случае
собирались отправиться на восток и...
- Где вы сейчас находитесь?
- В Вудмане. Город ниже по течению.
- Знаю, где это. Забрать какие-нибудь ваши вещи из мотеля?
- Нет, - сказал я. - По-моему, выиграть время гораздо важнее. Мы
сможем вести машину по очереди. И останавливаться только чтобы заправиться
и поесть.
- Где вас искать?
- Просто поезжайте медленно по главной улице. Здесь всего одна улица
- она же автострада штата. Я буду поджидать вас. Ночью здесь вряд ли
окажется много машин.
- Я глупо себя чувствую, - призналась она. - Все это так...
- Мелодраматично, - подсказал я.
- Наверное, это можно назвать и так. Но, как я уже говорила, я все
равно собиралась отправиться на восток.
- Буду ждать вас.
- Я приеду, - сказала она. - Через полчаса, может, немного позже.
Выйдя из будки, я обнаружил, что ноги у меня затекли от той неудобной
позы, в которой я крючился в тесноте кабинки. Я захромал к стойке.
- А вы не торопились, - кисло буркнул бармен. - Я уже выпроводил Джо,
и мне пора закрывать заведение. Вот ваша выпивка. Не тяните с ней.
- Буду польщен, - сказал я, взяв стакан, - если вы присоединитесь ко
мне.
- Хотите сказать, если я с вами выпью!
Я кивнул. Он отрицательно покачал головой.
- Не пью.
Я допил, расплатился и вышел. Почти сразу же огни за спиной у меня
погасли, а вскоре на пороге появился бармен; он шагнул на улицу и стал
запирать дверь. Собравшись уходить, он споткнулся обо что-то, валявшееся
на тротуаре, однако сохранил равновесие. Потом нагнулся и подобрал - это
была бейсбольная бита.
- Чертовы мальчишки, - проворчал он, - носятся взад и вперед по
вечерам. Кто-то из них забыл... - В раздражении он швырнул биту на
стоявшую возле двери скамью. - Что-то я не вижу вашей машины.
- Ее и нет.
- Но вы говорили...
- Знаю. Но если бы я признался, что машины нет, понадобились бы
долгие объяснения, а мне надо было позвонить.
Он смотрел на меня, покачивая головой, - еще бы, человек возник
ниоткуда, и у него нет машины.
- Я приплыл на каноэ, - сказал я, - и привязал его у причала.
- И что же вы собираетесь делать сейчас?
- Оставаться прямо здесь. Я жду друга.
- Которому вы звонили?
- Да, - согласился я. - Которому я звонил.
- Ну, спокойной ночи, - проговорил он. - Надеюсь, вам не придется
ждать слишком долго.
Он зашагал по улице к дому, но несколько раз приостанавливался и,
полуобернувшись, поглядывал на меня.
12
Где-то в прибрежном лесу ворчливо бормотала сова. К ночи ветер стал
пронизывающим, и мне пришлось поднять воротник рубашки, пытаясь сохранить
хоть чуточку тепла. Бродячая кошка осторожно кралась вниз по улице -
завидев меня, она наискосок перешла на противоположную сторону и
растворилась во мраке меж двух домов.
С исчезновением бармена Вудман окончательно приобрел вид покинутого
города. Раньше я не обратил на это особого внимания, но теперь, когда мне
было совершенно нечего делать, я осмотрелся и заметил, что он выглядит
запущенным и обветшалым - один из тех маленьких умирающих городков, что
обречены на забвение в еще большей степени, чем Пайлот-Ноб. Тротуары
растрескались, и в щелях проросла трава. Давно не крашенные и нуждающиеся
в ремонте дома несли на себе отпечаток времени, а их архитектура, если
только к облику здешних зданий можно было применить это слово, была как
минимум столетней давности. Некогда город был - должен был быть - молодым
и подающим надежды; в те времена наличествовала некая экономическая
причина его возникновения и существования. И причиной этой, я знал, должна
была быть река - в те времена, когда она служила торговой артерией, когда
продукция ферм и фабрик отвозилась на пристань и грузилась на пароходы и
те же пароходы привозили сюда все необходимые товары со всех концов
страны. Но река давно отыграла свою роль в экономике и вернулась к
первобытному состоянию, одиноко струясь по узкой полоске поймы. Железные
дороги, скоростные шоссе и пролетающие высоко над нею самолеты отобрали у
реки все роли - за исключением той изначальной и главной, которую от века
играла она в земной экологии.
И теперь Вудман стал захолустьем, уподобился тихой заводи
общественной жизни, во всем подобной множеству тех мелких заводей, что
лежат в извилистых меандрах, отделенных от главного русла реки. Некогда
многообещающее, может быть, даже важное место; когда-то процветавшее, но
впавшее ныне в нищету, оно упорно цеплялось за крохотную точку на карте
(да и то не всякой карте!), как место обитания людей, так же мало
соприкасавшихся с миром, как и сам город. Мир продолжал идти вперед, но
маленькие, умирающие городки вроде этого отказывались идти с ним вместе;
они отстали, впали в дремоту и, возможно, не заботились больше ни об
остальном мире, ни обо всех его обитателях. Они сохранили - или сотворили
себе, или цеплялись за - мир, который принадлежал им и которому
принадлежали они. Я понял, как мало имеет значения то, что на самом деле
приключилось с этим городом, поскольку сам он больше не имеет никакого
значения. "Жаль, - подумал я, - что такое должно было случиться, потому
что в этих маленьких, забытых и забывавших городках все еще живы редкие
ныне проявления человеческой заботы и сострадания, человеческие ценности,
в которых мир нуждается и которыми мог бы воспользоваться, ибо сам он
давно их утратил".
В городках наподобие этого люди по-прежнему слышат воображаемый вой
стаи оборотней, тогда как остальной мир прислушивается к куда более
отвратительному звуку, который может оказаться предвестием громового
раската атомной гибели. И мне почудилось, что из этих двух звуков вой
оборотней может оказаться гораздо более естественным для слуха. Ибо если
провинциализм таких маленьких городков и был безумием, то безумием мягким,
даже приятным, в то время как сумасшествие внешнего мира было лишено какой
бы то ни было доброты.
Вскоре приедет Кэти - по крайней мере, я на это надеялся. Если она не
появится, это будет вполне объяснимо. Мне не следовало обольщаться:
пообещав примчаться сюда, она по зрелом размышлении могла передумать. Я
припомнил, с каким недоверием сам отнесся поначалу к запискам моего
старого друга, хотя у меня было тогда уже гораздо больше причин поверить в
истинность его умозаключений, чем сейчас у Кэти.
И что мне делать, если она не появится? Похоже, мне останется лишь
вернуться в Пайлот-Ноб, собрать вещи и отправиться в Вашингтон. Причем я
понятия не имел, куда там обращаться. В ФБР или в ЦРУ? И - к кому? У кого
достанет внимания выслушать мой рассказ и не отвергнуть его, как бред
сумасшедшего?
Я стоял, прислонясь к стене здания, в котором располагался бар, глядя
вдоль улицы и надеясь, что вскоре появится Кэти, когда заметил рысившего
по дороге волка.
Есть в человеке какой-то глубинный инстинкт, уходящий корнями в
далекое прошлое и заставляющий при виде волка испытывать смертельный ужас.
Он проявляется в первый же миг при встрече с этим неумолимым врагом,
убийцей столь же безжалостным и ужасным, как сам человек. В этом убийце
нет ничего благородного. Он хитер, коварен, безжалостен и неумолим. Между
ним и человеком невозможны никакие компромиссы, ибо слишком уж древней
является эта вражда.
Глядя на появившегося из темноты зверя, я почувствовал, как по коже
пробегает озноб, а волосы на голове становятся дыбом.
Волк приближался самоуверенно и деловито, нимало не таясь и не
отвлекаясь по пустякам. Огромный и черный - или, по крайней мере,
казавшийся черным в ночи - он вместе с тем производил впечатление
изможденного и голодного.
Я шагнул от стены, и в этот момент краем глаза заметил предмет,
способный послужить оружием, - лежавшую на скамейке бейсбольную биту,
брошенную барменом. Нагнувшись, я подобрал ее. Она оказалась довольно
увесистой и хорошо сбалансированной.
Когда я снова посмотрел вдоль улицы, волков стало уже трое - они
вышагивали один за другим с раздражающей самоуверенностью.
Я стоял на тротуаре, сжимая биту в руке. Поравнявшись со мной, первый
волк остановился и повернулся ко мне.
Вероятно, я мог закричать, разбудить горожан, позвать на помощь.
Однако эта мысль даже не пришла мне в голову. Это дело касалось лишь меня
и троих волков - нет, не троих, ибо из мрака выступали на улицу все новые
